Журнал «Если», 1993 № 09 - Шлендер Брентон Р.. Страница 21

События начинались с восходом солнца. Светило поднималось на юге, заливало своими лучами побережье, на котором громоздились черные скалы. На скалах дремали драконы. Разбуженные солнцем, они с ворчанием задирали головы, издавая звук, похожий на тот, который исходит от наполненных ветром парусов, раскидывали крылья и взмывали в фиолетовое небо, где тускло мерцали нездешние созвездия. Драконы кружили в поднебесье и ревели от восторга — все, кроме одного, который, едва взлетев, замер в воздухе, а потом камнем рухнул в воду и исчез среди волн. Зрелище было впечатляющим: трепет крыльев, разинутая пасть с громадными клыками, когти царапают пустоту в тщетном поиске опоры. Однако какое отношение имел этот сон к Гриаулю? Во всяком случае ему-то опасность падения явно не грозила. Но многочисленные повторы убедили Кэтрин в том, что сон должен что-то означать. Быть может, Гриауль боится той воли, которая низвергла дракона. Или то был сердечный приступ? Кэтрин тщательно обследовала сердце, вскарабкалась с помощью своих крючьев на самый его верх, этакий светловолосый паучок на огромном сверкающем валуне. Но никаких внешних признаков болезни ей отыскать не удалось, а сон перестал повторяться и сменился другим, куда более простым, в котором Кэтрин наблюдала за дыханием спящего дракона. Новое сновидение представлялось ей бессмысленным, а потому она уделяла ему все меньше внимания. Молдри, который ожидал от нее чудесных озарений, был разочарован.

— Наверное, я ошибался, — проговорил он. — Или впал в детство. Да, вероятно, я впал в детство.

Несколько месяцев назад Кэтрин, истерзанная отчаянием, уверила бы старика, что так оно и есть, но исследования драконьего сердца успокоили ее, внушили ей смирение и даже некоторое сочувствие к ее тюремщикам — ведь в конце концов их нельзя было винить в том, что они стали тем, кем стали.

— Я только начала учиться, — ответила она Молдри. — Сдается мне, пройдет много времени, прежде чем я пойму, чего он добивается. И потом, разве спешка в его характере?

— Пожалуй, ты права, — призвал старик.

— Конечно, я права, — сказала Кэтрин. — Рано или поздно ответ будет найден. Но Гриауль не из тех, кто раскрывает свои тайны всем и каждому. Дай мне время.

Она хотела всего лишь поднять настроение Молдри, но внезапно собственные слова прозвучали для нее чем-то вроде откровения.

На первых порах она изучала дракона без особого чувства, но Гриауль с его многочисленными и экзотическими паразитами и симбиотами оказался столь интересным объектом для исследований, что Кэтрин и не заметила, как промелькнули шесть с лишним лет. За работой она и думать забыла о том, что когда-то жизнь чудилась ей пустой и бесполезной. В сопровождении Молдри и любопытствующих филиев она излазила внутренности дракона и нанесла их на карту. От проникновения в череп ее удержало нарастающее с каждым шагом чувство тревоги. Выбрав среди филиев наиболее толковых, она отправила их в Теочинте с наказом приобрести мензурки, колбы, книги и бумагу для записей. Так у Кэтрин появилась возможность создать примитивную химическую лабораторию.

Филии не отваживались забредать туда, ибо испытывали то же чувство страха, что и Кэтрин. Считалось, что если кто-либо подберется чересчур близко к мозгу дракона, Гриауль нашлет на неразумного какую-нибудь тварь из числа своих паразитов-хищников. Однако Кэтрин превозмогла страх. Расставшись с Молдри и отрядом филиев, она двинулась по проходу, который выводил к пещерке. В руке у нее был факел. Проход заканчивался отверстием не шире окружности ее бедер. Кэтрин кое-как протиснулась в него. Света в пещерке было вполне достаточно, он исходил от многочисленных кровеносных сосудов, бегущих по потолку. Девушка погасила факел. Оглядевшись по сторонам, она удивилась: вся пещерка футов двадцати в длину и восьми в высоту заросла, кроме потолка, диким виноградом, лозы которого были усеяны темно-зелеными, глянцевитыми листьями; на их поверхности проступали бесчисленные капилляры. Подъем по проходу утомил Кэтрин, причем, подумалось ей, утомил гораздо сильнее, чем можно было ожидать, и она села, привалившись к стене пещерки, чтобы перевести дыхание, а потом глаза ее сами собой закрылись, и она задремала. Разбудили ее отдаленные крики Молдри. Сонная, недовольная его нетерпением, она отозвалась:

— Ну что тебе? Могу я отдохнуть хотя бы пару минут?

— Пару минут? — донеслось издалека. — Да ты пробыла там три дня! Что случилось? С тобой все в порядке?

— Не говори глупостей! — Она было приподнялась, но тут же снова опустилась на пол. В углу пещерки, не далее, чем в десяти футах, лежала, свернувшись калачиком, обнаженная женщина с длинными светлыми волосами. Плети винограда ниспадали на ее тело и не давали увидеть лицо.

— Кэтрин! — крикнул Молдри. — Ответь мне!

— Я… Подожди, я сейчас.

Женщина шевельнулась и застонала.

— Кэтрин!

— Я сказала, подожди!

Женщина потянулась. На правом ее бедре розовел шрам в форме крюка. Точно такой же шрам имелся и. у Кэтрин: она заработала его еще в детстве. А с тыльной стороны правого колена кожа женщины была бурой и сморщенной — опять же, как у Кэтрин: год назад она облила себя кислотой. Девушка пришла в смятение, но тут женщина села, и Кэтрин поняла, что смотрит на своего двойника, схожего с ней не только обликом, но и выражением лица, и смятение переросло в страх. Она готова была поклясться, что ощущает, как сокращаются лицевые мускулы незнакомки, как делит с той ее чувства — радость и надежду.

— Сестра, — произнесла женщина. Она оглядела свое тело, и Кэтрин на мгновение почудилось, будто ее зрение раздвоилось: девушка видела, как женщина наклонила голову и одновременно как бы созерцала обнаженные грудь и живот своей собеседницы ее собственными глазами. Но вот зрение восстановилось, и она посмотрела на лицо женщины… на свое лицо. Хотя она ежедневно изучала себя по утрам в зеркале, Кэтрин до сих пор не замечала тех перемен, какие произошли с ней завремя жизни внутри дракона. Очертания губ приобрели резкость, в уголках глаз появились морщинки, щеки слегка запали, а скулы стали от того казаться выше. Сияние и свежесть юной красоты померкли сильнее, чем она думала, и это ее опечалило. Однако главная перемена, которая и поразила ее больше всего, произошла с выражением лица: теперь оно передавало характер, тогда как раньше, до того как Кэтрин попала в дракона, на лице девушки можно было прочесть только высокомерие. Она никак не ожидала, что ей столь язвительно напомнят, какой она была дурой, и потому смутилась. Женщина словно услышала ее мысли, протянула руку и сказала: — Не кори себя, сестра. Мы все жертвы своего прошлого.

— Кто ты? — спросила Кэтрин, отшатываясь. Она чувствовала, что женщина чем-то для нее опасна.

— Ты, — женщина вновь попыталась дотронуться до нее, и Кэтрин вновь отпрянула. Женщина улыбалась, но Кэтрин ощущала ее разочарование. Она заметила, что незнакомка как будто вобрала в себя виноградные лозы и, похоже, не в силах оторваться от них.

— С какой стати? — Кэтрин снедало любопытство, однако ощущение того, что прикосновение женщины таит в себе угрозу, постепенно становилось убеждением.

— Так оно и есть! — воскликнула женщина. — Я — это ты, но не только.

— Что значит «не только»?

— Виноград извлекает из тела некую эманацию, из которой творит новое тело, лишенное недостатков прежнего. А поскольку тело хранит в себе и прошлое и будущее, то я знаю, что с тобою случится… пока знаю.

— Пока?

— Между нами установилась связь, — женщина вдруг заволновалась, — ты ее наверняка чувствуешь.

— Да.

— Чтобы выжить, чтобы укрепить связь, я должна дотронуться до тебя. И тогда знание о будущем исчезнет. Я стану тобой, но другой. Не тревожься, я не буду тебе мешать. Я заживу своей жизнью, — она вновь подалась вперед, и Кэтрин увидела, что к ее спине словно приросли виноградные плети, и снова испытала прежнее чувство: уверенность в том, что прикосновение женщины таит угрозу.

— Если тебе известно мое будущее, — произнесла Кэтрин, — скажи мне, покину ли я когда-нибудь Гриауля?