Журнал «Если», 1993 № 11-12 - Кульберг Александр. Страница 32

Отъехав на три квартала от главной трассы, я увидел то, что искал: жалкую улочку, которая зачахла еще до катастрофы. Вдоль тротуаров тянулись дешевые бары, ломбарды типа «последняя надежда», комиссионки, завлекающие ржавыми револьверами, сломанной мебелью и пачками истрепанных порножурналов. Попадались вывески, предлагавшие «чистую постель этажом выше», и далеко не чистые кафе. Возле продуктовой лавочки из тех, что вмещают не больше двух покупателей одновременно, я снизил скорость.

Остановившись, я подождал некоторое время, пока осядет густая пыль, и только после этого откинул верх машины. Натянув респиратор, я выбрался, разминая затекшие ноги. Когда-то, судя по вывеске, в лавочке можно было быстро перекусить. Теперь вывеска болталась на одном шурупе и отчаянно скрипела при порывах ветра. Издалека донесся глухой звук: похоже, кирпичная стена рухнула на толстую подушку пыли. В ответ вся пыль в округе поднялась и закружилась в воздухе. Оседая, она разбегалась по земле кругами, словно рябь по воде.

Вдруг улица вздыбилась и стала наступать на меня. Я упал. В полуметре от моего носа выросла глыба бетона, каскадом посыпался щебень, всего в двух шагах возник террикон сырой красной глины. Все сопровождалось грохотом, как при артобстреле. Тротуар подо мной брыкался, как необъезженный жеребец. Взбешенная улица то вскидывалась, то коварно ускользала, скрипя при этом подобно мелу на огромной школьной доске. Я поднялся на четвереньки и сделал усилие, чтобы отползти в сторону. Очередная ударная волна вновь опрокинула меня, снова тротуар пошел пупырышками, словно ляжка озябшей толстухи.

Постепенно грохот начал затихать, дрожь асфальта унялась. Облака пыли рассеивались, открывая картину разрушений. Посреди улицы зиял громадный ров, из глубины которого вилась струйка дыма. Даже сквозь маску я чувствовал запах серы. Где-то сзади все еще падали глыбы, падали как-то лениво и задумчиво. Словно не было никакой спешки в том, чтобы разрушить до основания городок Гринлиф в штате Джорджия.

Немного придя в себя, я стал озираться в поисках машины. Так и есть! Она осталась на другой стороне пропасти. Я подошел к краю: ширина — не меньше двух ярдов, на далеком дне поблескивает сырая глина. Прыгнуть я не решался: ноги дрожали, как у хилого пса. Надо разыскать доску на роль мостика. Наверняка среди такой жуткой разрухи это не будет проблемой.

Дыра, зияющая в стене бывшей комиссионки, открывала вид на кронштейны, увешанные подержанными костюмами, припудренные пылью, они все стали одного цвета. Развороченный прилавок как раз и представлял собой склад досок. Пробравшись через завалы, я схватился за конец одной из них и потянул на себя, рискуя разбудить новое бедствие.

Пыль все еще оседала. Ветер утих, наступила мертвая тишина. Я перебросил доску через пропасть, она легла наподобие мостика, ворчливо скрипнув при этом. Я шел по ней осторожно, на цыпочках, словно опасаясь, что звук моих шагов разбудит дьяволов, дремлющих в недрах земли. Миновав дверь «быстрой» закусочной с выбитыми стеклами, я, затаив дыхание, остановился. Секунды тянулись медленно. Потом я отчетливо услышал то, что чудилось мне раньше: чьи-то стоны и вздохи. Доносились они изнутри разрушенной продуктовой лавки.

Я замер, стараясь понять, действительно ли слышу эти звуки или стонет мой собственный организм. В этом мертвом городе даже намек на жизнь способен был вызвать шок, как мелькающие тени на кладбище. И все же я решился войти в лавку.

— Кто здесь? — звуки собственного голоса пугали. Что-то шевельнулось в глубине помещения. Царапая нервы, лязгнули консервные банки под ногами. Запах… Даже сквозь маску проникала вонь, исходящая от гнилых продуктов. Наступая на разбитые бутылки кетчупа, я благополучно миновал ряды антрекотов, распахнутые холодильники… и вдруг подпрыгнул, как ужаленный: мимо промчалась крыса величиной с башмак.

— Кто там? Выходи! — приказал я твердо, тоном полицейского. И услышал в ответ прерывистое дыхание.

Я пошел вперед, ориентируясь только на мутный прямоугольник запыленного окна. В полумраке лавки я увидел его. На полу, прижавшись к стене, сидел человек, между его согнутыми ногами высилась гора штукатурки и битого стекла. Въевшаяся в лицо грязь не могла скрыть застарелых шрамов и свежих ран. Левая рука, тощая, как когтистая лапа, сжимала автомат 45-го калибра, нацеленный прямехонько на мое левое колено. Прыжок — и я вышиб автомат у него из рук.

— Не стоило… этого делать… — пробормотал незнакомец слабым, как у умирающего, голосом. И правда, он уже никому не способен был причинить вреда.

В пять минут я освободил его от осколков стекла и штукатурки и перетащил в более светлый угол. Потом усадил поудобнее, прислонив к мешкам с мукой. Мужчина тут же заснул, о чем возвестил его громкий храп. Запах тела незнакомца соперничал с «ароматами» лавки. Заходящее солнце бросало последние лучи через пыльное окно, словно приглашая выйти полюбоваться картиной дымного заката. Движением ножа я раскроил на незнакомце брюки. Обе ноги были сильно разбиты, задушенные раны говорили о том, что несчастье случилось с ним несколько дней назад, последний подземный толчок был уже ни при чем. Мужчина открыл глаза.

— Вы не из той команды? — проговорил он тихо, но отчетливо.

— Вы давно здесь? — спросил я в ответ. Он едва заметно покачал головой:

— Не знаю, может, с неделю.

— Я принесу вам воды.

— У меня было ее полно, воды этой. И консервных банок. Зато ни одной открывалки. Крысы досаждали больше всего.

— Не отчаивайтесь. Хотите есть?

— Не будем тратить время, нам лучше убраться отсюда. Здесь подземные толчки повторяются через каждые несколько часов. Но последний — это что-то невероятное…

— Все-таки я вас сначала накормлю, а уж потом перетащу в машину.

— Бесполезно, мистер. У меня внутренности… разворочены. Даже двигаться больно. А вы бегите… пока есть возможность.

Перерыв кучу банок, я нашел пару целых и открыл. Запах фасоли в томате и яблочного соуса свел мне скулы. Незнакомец покачал головой.

— Вам надо… сматываться. Оставьте мне только автомат.

— Вам он не понадобится.

— Понадобится, мистер. — Голос его вдруг обрел твердость. — Я бы прикончил себя… но надеялся, что они меня найдут. Заодно и их бы парочку прихватил.

— Забудьте это все, ветеран. Вы…

— Нет времени болтать. Они здесь, в городе. Я их видел раньше. Такие не сдаются. — В глазах его появилась тревога. — Вы говорили, у вас есть машина? Я кивнул.

— Они ее засекут. Может, уже… Бегите!

Я попробовал засунуть фасоль ему в рот на кончике ножа:

— Ешь, ешь, моряк, тебе нужны силы.

— Как ты узнал, что я моряк? — он пристально посмотрел на меня.

Я молча показал на его руку. Он приподнял ее, потом опустил снова.

— А-а, кольцо. Мне нужно было бы от него избавиться.

— А теперь нажимай на фасоль, старый вояка.

— Не могу есть, — заартачился он. — Боже, какая боль… — Лицо его исказилось, зубы скрипнули. Я отступился:

— Пойду подгоню машину и вернусь за тобой.

— Послушай, — прохрипел он, — ты думаешь, у меня бред, но я знаю, что говорю. Сматывайся из этого города, срочно. Мне некогда объяснять, ты, главное, двигай.

Цыкнув на него, я вышел на улицу, нашел свою доску и перекинул на другой край пропасти. Сейчас мостик казался еще более шатким, так что я решил перебраться по нему на четвереньках. Когда я уже собрался встать и шагать как следует, то уловил впереди какое-то движение. Машина моя стояла на прежнем месте, но вокруг нее осторожно кружил какой-то человек. Он водил рукой по крыше, заглядывал внутрь. Я распластался на доске. Подо мной зияла пропасть…

Но машина, видно, не так уж занимала человека. Его интересовал… я. Сделав вид, что рассматривает разрушенные фасады вдоль улицы, он незаметно вытащил маленький револьвер, поднял руку и выстрелил. Пуля взметнула пыль прямо перед моим носом, срикошетив, пролетела через улицу и, судя по звуку, впилась во что-то деревянное. Два других выстрела прозвучали еще до того, как смолкло эхо первого. Все три — в течение секунды. Нет, это уж слишком… Сквозь дым я отчетливо видел одно: черный галстук убийцы. Подходящая мишень! Наши выстрелы прогремели одновременно. Он отлетел назад, стукнулся о бок машины и рухнул на спину, прямо в пыль.