Журнал «Если», 1995 № 07 - Волков Павел. Страница 21

— Наставник, я думаю, будь мы смертны, этот вопрос не так бы нас тревожил.

— Возможно, ты прав, Пиллей. Не знаю.

Пиллей заслужил звание Мудрого. И ушел из Центрального Совета.

Начиналась закладка нового Питомника для Разумов, причем закладывался Питомник нового типа.

Вообще-то биологические Питомники уже были, но этот планировался на углеродно-кислородной основе. Пиллей сам вызвался возглавить Проект и начал работу в отдаленном, заброшенном, тихом секторе Системы. Для Питомников всегда выбирали такие места, чтобы они никому не мешали и чтобы им никто не мешал.

Пиллей раскрылся в огромное облако, вобрав в себя окружающие звезды, планеты, всю материю, из которой мог творить. Именно творить. Потому что Питомник — это не просто звезды и планеты, это не обычная станция для перекачки материи (черная дыра), это не радиобуй-квазар, для которого требуется лишь грамотный инженерный расчет — здесь необходимо вдохновение.

Облако у Пиллея получилось хорошее: равномерное распределение материи, ровное свечение. Он сконцентрировался в центре и начал скручиваться в спираль, создавая, виток за витком, нужные структуры и тщательно укладывая их. Затем «пружина» была отпущена, и спираль начала раскручиваться с заданной скоростью, перемещаясь в нужном направлении.

Пиллею оставалось лишь наблюдать за тем, как формируется его Питомник, который потом доноры назовут Млечным Путем.

У него было много времени.

Солнечный луч медленно сползал по стене, потом по шкафу, добрался до стула с наброшенной на него одеждой — в воздухе зарябили пылинки…

Игорь лежал на спине и размышлял. Он вообще любил такие минуты, да что минуты — бывало и часы проходили, а он мысленно перескакивал с одной проблемы на другую, с «глобальных» вопросов на мелкие заботы сегодняшнего дня, расставляя их в только ему одному понятном порядке.

Он часто думал о Времени. Очень любил читать фантастику на эту тему. Размышлять о времени очень занятно. Столько непонятного в этом четвертом измерении…

Будильник заверещал и напомнил, что настало время для завтрака и дневных забот. Сегодня намечался поход по магазинам — серьезный удар по кошельку, далеко превышающий возможности его зарплаты. Тут уж не до сна. И о Вечности не помечтаешь.

Но по магазинам пройтись не пришлось. Остановилось рядом такси. Подошли двое, как в кино, сказали несколько слов — он сел и поехал. Оторопевшей Наталье только успел сказать, что сам все купит.

Спутники молчали; Игорь тоже. Ему не давала покоя мысль о том, как они узнали о его утреннем левитировании. Он тихонько начал приподниматься над сиденьем… Получилось! Но сосед слева сказал:

— Не время. Шофер оглянулся:

— Чего?

— Нет-нет, все в порядке, — ответил тот, который сидел справа. Они ехали по знакомым улицам, потом свернули в какой-то переулок, выехали в другой квартал и остановились перед гаражным кооперативом. Таксист развернулся и отбыл.

Внутри бокса стоял старенький «Москвич», а сбоку дверь не дверь, люк не люк, но что-то бронированно-тяжелое. Дверь открылась, и вышел невысокий, коренастый Тип с ежиком рыжих волос, сразу же напомнивший Игорю артиста Джигарханяна.

— Заходи, — бросил Тип, — а вы, ребята, отдыхайте. Завтра я с вами свяжусь.

Игорь пробрался через дверной проем в соседний гараж. Мелькнула мысль, что так вот и угоняют машины — взламывая боковые стенки гаражей. В соседнем гараже машины не было, и оказался он много меньше; стены и потолок были облицованы досками, под которыми чувствовался еще толстый слой какой-то обшивки. Игоря кольнуло ощущение, будто забрался он в огромный сейф. Тип закрыл люк и слегка притушил яркий свет.

— Располагайся. — Он довольно гостеприимно кивнул в сторону дивана у стены.

— Жена будет беспокоиться, — автоматически произнес Игорь.

— Уладим. — Тип уже сидел в глубоком кресле. — Ты, главное, не волнуйся. Расслабься.

Игорь послушно лег, укрывшись каким-то старым пледом — и тут же стал проваливаться в сон, именно сон, а не дурной кошмар, который мучил его в последнее время. Сон наползал на него, как мягкое и пушистое одеяло, укрывая от обид и невзгод, от диких видений и злобных людей, словно детская полуденная дрема — домашняя, уютная, ласковая…

Времени было много. Даже слишком много. Время было всюду: на плоскости и в пространстве, в тепле и холоде, в дохленьком слабеньком излучении и во взрыве сверхновой — везде оно, Время, торчало, как маленькая заноза, которую и не видно, и не ухватить и которая все же не дает забыть о себе.

Как и все разумы, Пиллей и в одиночку был способен на многое. В его Питомнике появлялись существа, чья материальная природа определяла частую сменяемость особей. Пиллей пришел к выводу, что им, обладай они собственным разумом, было бы проще воспринимать Время как отрезок в пространстве от рождения до ухода.

А ему и ему подобным, появившимся нa свет, не ведавшим смерти, отсчитывающим годы по вращению Системы, эта неопределенность не давала покоя: куда они идут, что дальше, где финиш, есть ли он вообще, а если есть, что их в конце ожидает.

Эти мысли донимали Пиллея, когда он совершал перемещения через большие участки Системы. Вычислив траекторию, он концентрировался, отключившись от внешних воздействий, и мчался по курсу маленьким сверхплотным шариком, пронзая планеты, звезды, Систему — иногда казалось, что он летит сквозь Время. Это было как сон, Пиллей парил и кувыркался во Времени, прорезая мглу, уносился дальше и дальше в черную и глубокую, пугающую и зовущую бездну Времени.

Приближаясь к заданной точке своего перемещения, он постепенно принимал обычную форму, внешние факторы роем врывались в его сознание, и абстрактные мысли уходили, уступая поискам конкретных сиюминутных решений.

Он любил свой Питомник и гордился им. Коэффициент рождаемости Разумов в его Питомнике значительно выше, чем в других биологических Питомниках и куда больше, чем в небиологических. Удачное сочетание углеродно-кислородной среды с теми жестко ограниченными условиями их существования, которые удалось обеспечить, дали хорошие результаты. Конечно, не все вначале шло гладко: были и ошибки, и переделки — работы хватало.

Когда спираль Галактики раскрутилась, Пиллей долго выбирал, где будет начало Питомника. От расположения в центре он отказался сразу, решив, что там лучше находиться ему самому, чтобы наблюдать за всем сущим. Пусть Разумы развиваются на периферии: у них будет больше честолюбия, они обретут независимость суждений, да и жесткие внешние условия сделают их более приспособленными к любым изменениям среды.

Девять планет вокруг желтой звезды — это девять вариантов исходной точки, девять вариантов внешних условий. А с учетом некоторых больших планетарных спутников более двадцати вариантов рассмотрел Пиллей, прежде чем начал свой биологический эксперимент. Практически он использовал только четыре варианта — и из них лишь один оказался удачным. Его Величество Случай вместе с расчетом Пиллея позволили создать новую форму жизни питающих доноров: странная штука — углерод и кислород плюс очень узкий спектр частот излучений, температур и давлений — никто и не предполагал, что такое возможно!

В кратчайшее время на третьей планете Пиллею удалось синтезировать начальные биологические тела, из которых позже можно будет получить полноценные гибриды для выведения питающих доноров. Это была большая удача.

Иногда Пиллей, приняв подобающую форму, опускался на еще пустынные, но уже начавшие обрастать биомассой берега океанов, наблюдая, как удивительно быстро и активно размножаются эти прадоноры, как тут же погибают, дав пищу другим поколениям. Он ждал, когда биомассы будет достаточно для старта Питомника. Он ждал. У него было много времени.

Проснулся Игорь быстро и четко, будто и не спал вовсе. Голова была удивительно легкой и ясной.

— Так всегда происходит, когда спишь за экраном и на тебя не действует Контрольное Поле, — сказал Тип из своего кресла, — вот еще одно преимущество этого «сейфа».