Мастера американской фантастики - Желязны Роджер Джозеф. Страница 44

Она вся светилась гордостью за свое жилище, но у Майо многочисленные украшения вызвали легкое раздражение. Однако викторианская гостиная, спальня-ампир и «деревенская» кухня с настоящей керосиновой плитой произвели на него впечатление. Комната для гостей в колониальном стиле с изящными светильниками, с диваном на изогнутых ножках и ворсистым ковриком его обеспокоила.

— Здесь все такое девичье…

— Естественно. Я ведь девушка.

— Да, конечно. Я имею в виду… — Майо подозрительно огляделся. — Ну, парню скорее подошли бы менее хрупкие вещи.

— Не волнуйтесь. Диван вас выдержит. Теперь запомните, Джим. Ботинки в комнате снимать. С ковриком будьте поаккуратней, на ночь лучше убирайте. Я взяла его в музее и не хочу, чтобы он трепался. У вас смена одежды есть?

— Только то, что на мне.

— Завтра достанем другую. Ваше тряпье даже стирать не стоит.

— Послушайте, — в отчаянии взмолился он. — Обоснуюсь-ка я, пожалуй, прямо в парке.

— Почему?

— Видите ли, я больше привык к этому, чем к таким домам. Но вы не беспокойтесь, Линда, я где-нибудь поблизости.

— Чепуха, — тверда заявила Линда. — Вы мой гость и будете жить здесь. Теперь мыться — я угощу вас обедом.

Ели они из дорогих китайских тарелок, пользовались шведскими серебряными вилками. Обед был довольно легким, и Майо остался голоден, но сказать об этом не решился. Не желая придумывать повод выйти в город и перехватить что-нибудь посущественней, он просто отправился спать, сняв ботинки, но совершенно забыв про коврик.

Утром его разбудило громкое кряканье. Соскочив с постели и подойдя к окну, он увидел, как с пруда взлетают утки, испуганные каким-то красным пятном. Когда его глаза привыкли к яркому свету, он разглядел, что это купальная шапочка. Потягиваясь и зевая, Джим вышел к воде. Линда радостно приветствовала его, подплыла к берегу и вылезла. Кроме красной шапочки, на ней ничего не было. Майо отодвинулся, чтобы на него не попали брызги.

— Доброе утро, — сказала Линда. — Хорошо спал?

— Доброе утро, — ответил Майо. — Нормально. Ух, вода, должно быть, холодная-холодная. У тебя гусиная кожа.

— Вода изумительная. — Она стянула шапочку и распустила волосы. — Где полотенце? Ах, вот… Давай, Джим, сразу освежишься.

— Кому охота купаться в такую холодину?

— Ну же, не трусь!

Раскат грома расколол тихое утро. Майо пораженно уставился в небо.

— Какого черта!.. Что это? Будто самолет прошел звуковой барьер! — воскликнул он.

— Смотри, — приказала Линда. — Вот! — закричала она, указывая на запад. — Видишь?

Один из вестсайдских небоскребов величественно оседал, разваливаясь на глазах. Поднялся столб пыли, почва задрожала, и тут же раздался грохот падения.

— Боже, что за зрелище, — пробормотал ошеломленный Майо.

— Упадок и разрушение… — прокомментировала Линда. — Ну, ныряй, Джим. Я принесу тебе полотенце.

Она вбежала в дом. Майо скинул брюки и снял носки, но все еще стоял на берегу, с несчастным видом трогая воду ногой, когда она вернулась с громадным купальным полотенцем.

— Ужасно холодно, Линда, — пожаловался он.

— Разве тебе не приходилось принимать холодные души?

— Ни в коем случае! Только горячие.

— Джим, если будешь так стоять, никогда не решишься. Посмотри на себя, ты уже дрожишь. Это у тебя что на груди, татуировка?

— Ага. Пятицветный питон. Восточный. Он обвивается по всему телу. Видишь? — Майо с гордостью повернулся. — Мне его накололи в Сайгоне в шестьдесят четвертом, когда я служил на флоте. Красиво, да?

— А не больно было?

— Ерунда! Другие парни выставляют это так, будто они перенесли адские муки, но это просто бахвальство.

— Ты служил на флоте в шестьдесят четвертом?

— Верно.

— Сколько же тебе было лет?

— Двадцать.

— Значит, теперь тебе тридцать семь? И седина у тебя преждевременная?

— Наверно.

Линда смотрела на него с задумчивым видом.

— Знаешь, что? Если решишь окунуться, не мочи голову.

Она снова вбежала в дом. Майо, застыдившись колебаний, заставил себя смело опустить ногу в пруд. Он стоял по пояс в воде, опасливо брызгая на плечи и грудь, когда вернулась Линда. Она несла стул, ножницы и расческу.

— Разве не прекрасно?

— Нет.

Она рассмеялась.

— Ну, хорошо, выходи. Я тебя подстригу. И бороду уберем. Посмотрим, на кого ты похож.

Через пятнадцать минут Линда оглядела плоды своего труда и удовлетворенно кивнула.

— Красив, очень красив.

— Ну, ты уж хватила. — Он покраснел.

— На кухне я согрела воду. Иди и побрейся. И не вздумай одеваться. После завтрака мы подберем тебе одежду, а потом… Пианино.

— Но я не могу разгуливать по улице голышом! — смущенно возразил Майо.

— Не глупи. Кто тебя увидит? Давай, поторапливайся.

Они доехали до магазина «Аберком и Фитч» на углу Мэдисон и Сорок пятой улицы. Сдернув с Майо полотенце, в которое он стыдливо завернулся, Линда сняла с него мерку и исчезла в глубине магазина. Вернулась она с полными руками.

— Джим, я достала прелестные лосиные мокасины, и костюм для сафари, и шерстяные носки, и походные рубашки, и…

— Слушай, — оборвал он. — Ты знаешь, сколько это стоит? Почти полторы тысячи долларов!

— Да? Давай, сперва штаны…

— Ты сошла с ума, Линда. Зачем все это барахло?

— Носки не малы? Какое барахло? Эти вещи мне нужны.

— Такие, как… — Он начал подписывать ярлыки продажи, — как маска для подводного плавания с плексигласовыми линзами за девять девяносто пять? Для чего?

— Чтобы очистить дно пруда.

— А столовый набор из нержавеющей стали за тридцать девять долларов?

— Это если я заленюсь и не захочу греть воду. Нержавейку можно мыть в холодной воде. — Она с восхищением смотрела на него. — Джим, ты только взгляни на себя в зеркало! Вылитый охотник из рассказа Хэмингуэя!

Он покачал головой.

— Не представляю, как ты расплатишься. Надо быть поэкономней, Линда. Тратить такую уйму денег!.. Может, лучше забудем про пианино?

— Никогда, — возмущенно заявила Линда. — Мне все равно, сколько оно стоит!

После дня напряженной физической и умственной работы пианино было установлено в гостиной. Майо в последний раз убедился, что оно не рухнет, и устало плюхнулся в кресло.

— Боже! — простонал он. — Легче было бы пешком идти на юг.

— Джим! — Линда подбежала и бросилась ему на грудь. — Джим, ты ангел. Как ты себя чувствуешь?

— В порядке, — проговорил он. — Слезь с меня, Линда, я не могу вздохнуть.

— Как мне тебя отблагодарить? Я сделаю все, что хочешь, только скажи.

— А-а, — отмахнулся он. — Ты меня уже подстригла.

— Я серьезно.

— Ты не собираешься учить меня водить?

— Разумеется. Я теперь вечно у тебя в долгу.

Линда села на стул, не сводя глаз с пианино.

— Не поднимай много шума по пустякам.

Он с кряхтеньем поднялся, сел за инструмент, смущенно улыбнулся через плечо и заиграл менуэт. Линда выдохнула и резко выпрямилась.

— Ты играешь… — прошептала она.

— Немного учили в детстве.

— И умеешь читать ноты?

— Вроде бы.

— Научишь меня?

— Попробую, это трудно. О, вот еще что я сыграю.

Он начал калечить «Ликование весны».

— Прекрасно… Просто прекрасно!

Линда смотрела ему в спину, и выражение решимости крепло на ее лице. Она медленно подошла к Майо и положила руки ему на плечи.

Он поднял голову.

— Мм-м?

— Ничего, — ответила она. — Ты играй, играй, а я приготовлю обед.

Но остаток дня Линда была так занята какими-то мыслями, что Майо стал нервничать и рано отправился спать.

Годный автомобиль нашли только часа в три на следующий день, причем не «кадиллак», а «шевроле». Они выехали из гаража на Десятой авеню и направились восточнее, где Линда лучше ориентировалась. Она призналась, что границы ее мира простирались от Пятой авеню до Третьей, и от Сорок второй улицы до Восемьдесят шестой.

Она передала руль Майо и предоставила ему возможность тащиться вниз по Мэдисон, упражняясь в остановках и стартах. Пять раз он терял управление, одиннадцать раз наезжал на машины и даже врезался в витрину — к счастью, без стекла.