Миры Роджера Желязны. Том 6 - Желязны Роджер Джозеф. Страница 11

Было, конечно, место, где я мог ничего не бояться, и были там люди, которым я мог доверять. Добраться туда проще простого, но я не хотел, чтобы мое настроение передалось им.

Чтобы на душе не было так тошно, я решил немного выпить, однако ни в одно из питейных заведений этого крыла заходить почему-то не хотелось. Вот именно — почему? Этого я не мог себе объяснить. Я перестал ориентироваться в собственных чувствах.

Двинулся к ближайшей станции туннеля и вскоре увидел стену с мигающими буквами и цифрами. Сошел с транспортерной ленты и принялся изучать расписание.

Людей вокруг было немного, одни спешили к выходу на платформу, другие сидели на скамейках и глядели на световые табло. Из расписания явствовало, что с Одиннадцатой платформы можно попасть в «Коктейль-холл» Девятнадцатого крыла через шесть минут.

Я подошел к выходу на Одиннадцатую платформу, вставил в щель автомата контрольную карточку. Гудение, щелчок — и решетчатая дверца распахнулась. Я поднялся по лестнице и вошел в зал ожидания, где уже находились старик чудаковатой наружности в кресле-каталке и девушка в белом халате, вероятно медсестра. Должно быть, ей было поручено ухаживать за стариком, хотя она и держалась в некотором от него отдалении. Старик пристально посмотрел на меня и улыбнулся, собираясь, по видимости, затеять со мной разговор.

Я сделал вид, что не заметил его намерения, и отошел в сторону. Я все еще не испытывал желания общаться с кем бы то ни было.

Что касается остальных ожидающих (их было двое, оба мужчины), то один стоял неподалеку от выхода с развернутой газетой, которая почти полностью закрывала его лицо, а другой, с портфелем в руке, нервно прохаживался по залу, время от времени посматривая на часы.

Загорелся красный свет, раздался гудок. Я пропустил всех вперед и лишь тогда сам двинулся к выходу на платформу.

Вставил карточку в автомат вторичного контроля и вошел в стальной, ярдов сто длиною, туннель, стены которого пестрели рекламными плакатами и разноцветными граффити. Запах озона ударил в ноздри. В воздухе слышалось слабое потрескивание. Покрытые пылью лампы светили тускло. Пол был усеян мусором.

Не прошел я и до середины туннеля, как увидел невысокого, смуглого мужчину, который, заложив руки за спину, рассматривал рекламный плакат на стене. Изо рта у него торчала зубочистка, которую он жевал весьма энергично.

Этот тип, когда я с ним поравнялся, внезапно повернул ко мне голову. Я сделал шаг влево, но и он, ухмыляясь и подмигивая, шагнул вправо, загораживая мне дорогу. Я остановился и, скрестив руки на груди, раздвинул пошире прорезь под мышкой левой руки и нащупал рукоять транквилизаторного пистолета, с которым никогда не расставался.

Он, продолжая ухмыляться, еще раз подмигнул, на этот раз совсем заговорщически, и спросил:

— Фотографиями не интересуетесь?

Я и слова в ответ сказать не успел, а он уже распахнул полу пиджака и рылся во внутреннем кармане. Я почувствовал облегчение, увидев, что извлекает он оттуда не револьвер или, скажем, нож, а действительно пачку каких-то фотографий. Развернув их веером, он двигался мне наперерез.

При других обстоятельствах и в любом другом месте я без лишних слов арестовал бы его. Впрочем, нет, на первый раз, может, и отпустил бы с миром, пригрозив, разумеется, применить санкции, если он еще раз попадется мне на глаза. Все зависело бы от моего настроения. Но в этом туннеле, пролегающем через ноль пространство, всегда было непонятно, по законам какого крыла судить правонарушителя. А если этот тип постоянно здесь околачивается?..

К тому же я был не при исполнении и не испытывал в данный момент никакого желания заниматься своей, если можно так выразиться, профессиональной деятельностью.

Короче, я просто шагнул вправо, намереваясь обойти его и продолжить путь. Он однако, подхватил меня под руку и спросил снова:

— Так как насчет фоточек?

Я искоса взглянул на снимки и… Гм-м, выходит, я недооценивал силу атавистических инстинктов, проснувшихся во мне вследствие психического потрясения, потому что уже не мог отвести взгляд от красочных глянцевых снимков.

Я и сам не понимал, почему они меня так заинтересовали. Видел же я и раньше нечто подобное, тысячу раз видел…

Это были три снимка Земли, сделанные из космоса, также по одному изображению всех планет нашей Солнечной системы; на остальных фотографиях были запечатлены планеты и созвездия мне, по большей части, незнакомые.

И вот при виде этих пустячных картинок меня вдруг охватило совершенно необъяснимое волнение, которое я, кажется, не сумел скрыть.

— Нравится? — спросил тип. Я кивнул.

— Пятьдесят, — сказал он. — За пятьдесят отдам весь комплект.

— Ты что, ненормальный? «Пятьдесят»! Это слишком дорого.

— Но ведь и снимки очень качественные.

— Верно, — согласился я, — но они не настолько мне нужны, чтобы я стал платить за них бешеные деньги. Кроме того, у меня нет пятидесяти.

— Бери шесть на выбор за двадцать пять.

Вообще-то я должен был, как полагалось законопослушному члену общества, ответить, что не ношу с собой наличных, и таким образом пресечь в самом начале этот предосудительный разговор. Жители Дома в наличных деньгах не нуждались, удостоверение личности позволяло им приобретать необходимое — стоимость же приобретенного вычиталась из личного счета, который можно было в любой момент проверить. Хотя, разумеется, каждый имел при себе какую-то сумму на карманные расходы, в которых ни перед кем не желал отчитываться. Но самое-то правильное было бы послать его ко всем чертям и идти своей дорогой. Почему же я этого не сделал?

Да потому что мне понравились фотографии. Вдобавок нужно было как-то отвлечься от тревожных мыслей, одолевавших меня. Одним словом, решил себя побаловать — приобрести несколько снимков.

Выбрал карточку с ярким, четким изображением Земли. Подумал — и взял еще одну, где на черном фоне во всем своем блеске простирался Млечный путь. Отсчитал типу четыре доллара (по два за штуку), сунул фотографии в потайной карман под мышкой, туда, где лежал пистолет, и пошел дальше, стараясь поскорее забыть наглую ухмылку этого субъекта вкупе с жеваной его зубочисткой.

Через несколько минут я был уже в Девятнадцатом крыле. Спустился с платформы, вышел со станции и вскочил на транспортерную ленту. Здесь, в «Коктейль-холле», всегда царил вечерний полумрак. В моем состоянии это меня как раз устраивало. Высоко вверху, под потолком, брезжили огни софитов, как далекие огни в огромном ночном поле. Стоя в одиночестве на движущейся ленте, я отдыхал душой. Тех четверых, вслед за которыми я вошел в туннель, нигде не было видно. Я сделал несколько пересадок — хотел попасть в наиболее затемненный уголок «Коктейль-холла».

По обе стороны ленты бесконечной чередой тянулись секции, оформление их интерьеров поражало разнообразием стилей. Одни секции пустовали, а из тех, что были заняты, доносились взрывы смеха, музыка. Мелькнула влюбленная парочка — молодые сидели, взявшись за руки и прижавшись друг к другу за маленьким столиком, на котором мерцал тоже крошечный светильник. А вот за другим столом сгорбился одинокий мужчина, перед ним на столе стояла бутылка.

Я проехал несколько миль, прежде чем ощущение одиночества наконец подействовало на меня умиротворяюще. Тогда я спрыгнул с ленты. Пробрался между столиками, свернул за угол, перешел через мостик и углубился в пальмовую рощу (пальмы, разумеется, были из пластика. Эта искусственная Полинезия, признаться, меня раздражала).

Прошел рощу насквозь, еще раз свернул и оказался в тихой и, главное, пустынной секции.

Уселся на плетеный стул перед небольшим круглым столом, наклонился и включил светильник в форме керосиновой лампы. В его желтом свете стали видны кресла с кружевными накидками на спинках, пианино, два портрета на стене, довольно, впрочем, невыразительные, книжный шкаф, набитый книгами в дорогих, с позолотой, переплетах… К несказанной своей радости я забрел ненароком в викторианскую гостиную — именно в таком интерьере, рассчитанном вызвать у человека ощущение прочного уюта и полной безопасности, мне и хотелось провести часок-другой.