Ночь в одиноком октябре - Желязны Роджер Джозеф. Страница 18
Он мигом замолчал и начал чистить перышки.
– Вот это я и собирался отдать тебе в обмен на историю о помощнике Ларри, – сказал он. – А ты знаешь, как он умер? Она и это мне рассказала.
И тут я все понял. У меня в голове возникла картина: полицейский, опоенный, избитый, привязан к алтарю, а викарий заносит над ним острый нож.
– Ритуальное убийство, – сказал я, – на одной из полуночных месс викария. Хотя для подобных действии было рановато. Но так все и случилось. А затем, чтобы ввести полицию в заблуждение, он перетащил останки к нашему дому.
– Ему потребовалось это убийство, чтобы набрать силу – он слишком поздно вступил в Игру. Ну, ладно. За историю о Тальботе я расскажу тебе еще кое-что.
– Что именно?
– Несколько новостей о Дорогом Докторе.
– Договорились. Я уже давненько о нем ничего не слышал. Пес этот – бродячий, из города. Зовут Счастливчиком. Я покормил его – он шлялся поблизости, – а за это он помог мне. Также он частенько пасется у дома Тальбота, потому что тот отдает ему объедки. Он слишком здоровый, чтобы кто-то захотел оставить его у себя, – не прокормить, – вот потому у него и нет дома. Кстати, ты можешь на него наткнуться как-нибудь ночью, в лесах или в полях, он здесь кроликов гоняет.
– А, – сказал Ночной Шорох, разворачивая голову на девяносто градусов и оглядывая дом. – Значит, одна из новых теорий Морриса летит ко всем чертям. Насколько мне известно, расчетами в вашей паре занимаешься именно ты?
– О, Ползец, оказывается, любит потрепать языком.
– Просто к слову пришлось, – пояснил он. – Если принимать Тальбота за игрока – и еще этот викарий вошел в Игру, – что ж, очень интересным получается расклад, как ты считаешь?
– Да, – признался я.
– Значит, мы оба проверяем это место.
– Верно, – подтвердил я. – Но я не знаю, игрок Тальбот или нет. Если он и участвует в Игре, то Счастливчик точно не его помощник.
– Интересно. А ты или Счастливчик случайно не замечали никаких кандидатов на это место?
– Нет. Он, кажется, предпочитает животным растения.
– А может растение быть компаньоном?
– Не знаю. Они живые, но очень ограничены в действиях. Я не знаю. Может быть.
– Ладно, через несколько дней все утрясется, я уверен. И как раз останется время, чтобы исполнить нашу работу и… Не знаю, как лучше сказать: «освободить» или «уберечь» мир?
– Испытать наши силы – так будет вернее.
Он прикрыл левый глаз и снова открыл его.
– А что там Дорогой Доктор? – напомнил я.
– А, да, – отозвался он. – О нем Текила тоже знала. Но я был порядком заинтригован, когда она начала настаивать, что в доме том живут трое, а не двое.
– Да?
– Так что я полетел на разведку – в одну из мерзких бурь, которые только и делают, что бушуют над тем местом. И она оказалась права. Вокруг дома шатался какой-то здоровяк – пьяный в хлам. Самый здоровенный мужик, какого я когда-либо видел. На улице он пробыл недолго, только пока гроза бушевала. А затем улегся на ту странную кровать в подвале, а Дорогой Доктор закрыл его простыней с головы до ног. И тот больше не шевелился.
– Странно. А что по этому поводу говорит Бубон?
– Ха! Тебе следовало бы послать на его поиски Дымку, если я не доберусь до него первым. Крысы не такие соленые, как летучие мыши. Хотя пожестче будут. От него бесполезно добиваться любой информации. Ни на что не хочет меняться. Либо он самоуверенный дурак, либо предпочитает держать рот на замке.
– Я не считаю, что он такой уж дурак.
– Тогда он просто не понимает, что для него выгоднее. Как бы то ни было, для нас он бесполезен.
– Надо будет как-нибудь подкараулить его на узенькой дорожке.
– Только хвост не ешь. Невкусно. – Он еще раз довольно гукнул. – Если выяснишь что насчет Тальбота или этого дома, можно будет снова поговорить. Растения, гм…
Он расправил крылья и, бесшумно взлетев, направился куда-то на юг. Я провожал его взглядом, пока он не скрылся в ночи. Внушительное зрелище.
Я снова обогнул дом, заглянул в несколько окон. Затем услышал, как скрипнула дверь черного хода. Я в это время находился как раз у парадной двери, так что рванулся назад и спрятался за деревом.
– Славная киска, – хорошо контролируемым фальцетом промолвил Великий Сыщик. – Приходи к нам еще.
Серую Дымку опустили на ступеньки, и дверь закрылась. Я прочистил глотку, но некоторое время Дымка спокойно сидела там, умываясь, а после лениво поднялась и побежала в противоположную сторону. Вдруг она очутилась прямо позади меня.
– С тобой все в порядке? – спросил я.
– Все замечательно, – ответила она. – Давай пройдемся.
Я повернул в южном направлении.
– У нее хорошая память, у этой старушки, – наконец проговорила Дымка.
– В каком смысле?
– Ее слуга заметил меня, неожиданно вернувшись на кухню, а она услышала, как он меня позвал. Она тут же пришла и позвала меня уже по имени. Она была очень добра. Налила мне в блюдце молока, которое мне пришлось выпить, чтобы не обижать ее. Кто бы мог подумать: видела меня всего один раз – и не только узнала, но и назвала по имени!
– Может, она любит кошек. Наверняка так оно и есть, раз решила покормить тебя.
– В таком случае она должна держать кошку у себя дома. А ее там нет. Никаких кошачьих следов.
– Значит, просто острый глаз и хорошая память.
Мы, не снижая темпа, пересекли дорогу.
– Видимо, – согласилась Дымка. – Но я все-таки успела поосмотреться, прежде чем они меня заметили.
– И?…
– Там есть одна комнатка – без окон, с широкой дверью и внушительной нишей на противоположной стене, которая, кстати, целиком из камня. Этот старый дом претерпел много перемен. В общем, та ниша, вроде бы, как раз подходящих размеров, чтобы в свое время там мог стоять алтарь. Я даже разглядела несколько крошечных крестиков, высеченных на камне, и какие-то латинские буквы – думаю, там действительно когда-то стоял алтарь.
– Хорошо, – сказал я, – с одной стороны.
– А с другой?
– Ночной Шорох прознал об этом месте. Он пролетал мимо, пока ты была внутри, и мы поговорили. Да, кстати, ту белую ворону зовут Текилой.
– О, он знаком с ней?
– И ты оказалась права насчет викария. Это было ритуальное убийство – он слишком поздно вошел в Игру.
– Такое впечатление, что вы имели довольно продолжительную беседу.
– Верно. Я все тебе расскажу.
– Почему мы бежим именно в эту сторону, есть какие-нибудь причины?
– Да. Это часть того, что рассказал мне Ночной Шорох
Пока я делился с ней всем, что узнал, мы продолжали углубляться на юг, немножко забирая к западу. Воздух пропитался влагой, над местом, где правила бал небесная артиллерия, сгустилась огромная черная клякса.
– Значит, ты снова хочешь заглянуть в окошко к Дорогому Доктору?
– Что-то в этом роде.
– Кошки не любят мокнуть под дождем, – заметила она, после того как мы вошли в полосу мелкой мороси.
– Собаки тоже от этого не в восторге, – ответил я и добавил: – Кто бы из нас ни победил в этом споре, все равно последнее слово останется за дождем.
Она издала какой-то звук наподобие смешка – мурлыканье, ритмичное и музыкальное.
– Верно, – сказала она чуть погодя. – В этом я ничуть не сомневаюсь. Интересно, сколько раз в столетие полнолуние совпадает со Днем всех святых – раза три, четыре?
– Когда как, – ответил я. – Куда интереснее, на мои взгляд, сколько раз пользуются этим определенные люди, чтобы попытаться открыть или удержать закрытыми двери?
– Понятия не имею. Ты, естественно, в Игре участвуешь впервые?
– Нет, – коротко буркнул я, решив не развивать этой темы, учитывая, насколько важную информацию только
что выдал.
Мы пробирались сквозь морось в сторону ярко освещенного дома, стараясь держаться поближе к дороге, так как там хоть не приходилось обтираться обо всякие промокшие насквозь ветви, траву и так далее.
Приблизившись, я заметил, что парадная дверь дома распахнута настежь и через ее прямоугольник наружу падает яркий свет. И кто-то движется по дороге в нашем направлении. Очередная вспышка, вырвавшаяся из грозовых облаков, украсила здание шипастой короной мечущихся огней, и в этот краткий миг я увидел, что к нам неверным, но очень стремительным шагом приближался какой-то огромный человек. Он был облачен в одежды, явно ему маловатые, а его лицо, насколько я успел разглядеть, производило впечатление чего-то неправильного, будто все было скособочено. Прямо перед нами он резко остановился, раскачиваясь и вертя головой из стороны в сторону. Я, не в силах отвести взгляда, зачарованно уставился на него. Дождь смывал все запахи, но теперь я учуял его, что повергло меня в полную растерянность, ибо человек этот насквозь был пропитан тошнотворным, сладковатым ароматом смерти. Его движения не были агрессивными – скорее, его поведение напоминало ребенка, тянущегося ко всему с искренним любопытством.