Этот бессмертный (сборник) - Желязны Роджер Джозеф. Страница 113

— Поблизости такого места нет, — сказала она.

— Если я говорю, значит, есть. Я видел его.

— Да… вы правы.

— И не имеет значения, лежит ли это прямо за нашим окном или нарисовано женщиной по имени О’Киф, если я это видел?

— Подтверждаю истинность диагноза, — сказала Эйлин. — Вы хотите говорить со мной о нем?

— Нет, пойдем дальше. — Он снова наполнил стаканы.

— У меня затемнены глаза, а не мозг, — сказала она.

Он зажег ей сигарету и закурил сам.

— Я увижу чужими глазами, если войду в чужой мозг?

— Нейросоучастие основано на факте, что две нервные системы могут разделить тот же импульс, те же фантазии… контролируемые фантазии.

— Я могла бы производить терапию и в то же время испытывать подлинные визуальные впечатления.

— Нет, — сказал Рендер. — Вы не знаете, что значит быть отрезанным от всей области раздражителя! Знать, что какой-то косолапый идиот может испытывать нечто такое, чего вы никогда не узнаете, и что он не может Оценить это, поскольку он, как и вы, еще до рождения осужден судом биологической случайности — это не правосудие, а чистый случай. Вселенная не стремится к справедливости. Человек — да. Но к несчастью, человек должен жить во Вселенной.

— Я не прошу Вселенную помочь мне, я прошу вас.

— Мне очень жаль…

— Почему вы не хотите помочь мне?

— Сейчас вы демонстрируете мою главную причину.

— А именно?

— Эмоции. Это дело очень много значит для вас. Когда врач в единении с пациентом, он нарко-электрически отгоняет большую часть собственных телесных ощущений. Это необходимо, потому что его мозг должен полностью погрузиться в данную задачу. Необходимо также, чтобы его эмоции подвергались такой же временной отставке. Полностью убить их, конечно, невозможно. Но эмоции врача возгоняются в общее ощущение хорошего настроения или, как у меня, в артистическую мечтательность. А у вас будет слишком много «видения». И вы будете подвергаться постоянной опасности утратить контроль над сном.

— Я с вами не согласна.

— Ясное дело, не согласны. Но факт, что вы постоянно будете иметь дело с ненормальностью. О силе ее не имеет понятия девяносто девять, запятая и так далее процентов населения, потому что мы не можем адекватно судить об интенсивности собственного невроза — мы можем судить о своем сознании, только когда смотрим со стороны. Вот почему не-нейросоучастник никогда не возьмется лечить полного психа. Немногие пионеры в этой области сегодня сами все на излечении.

Пять лет назад у меня была клаустрофобия. Потребовалось шесть месяцев, чтобы победить эту штуку, — и все из-за крошечной ошибки, случившейся в неизмеримую долю секунды. Я передал пациента другому врачу. И это только минимальное последствие. Если вы ошибетесь в сценарии, милая девочка, то на всю жизнь попадете в лечебницу.

Наступила ночь. Город остался далеко позади, дорога была открытая, чистая. Между падающими хлопьями все больше сгущалась тьма. «Сциннер» набирал скорость.

— Ладно, — согласилась она, — может, вы и правы. Но я все-таки думаю, что вы можете мне помочь.

— Как?

— Приучите меня видеть, тогда образы потеряют свою новизну, эмоции спадут. Возьмите меня в пациенты и избавьте меня от моего страстного желания видеть. Тогда то, о чем вы говорили, не произойдет. Тогда я смогу заняться тренировкой и все внимание отдам терапии. Я смогу возместить зрительное удовольствие чем-то другим.

Рендер задумался. Наверное, можно. Но трудно. Однако это могло бы войти в историю терапии. Никто не был настолько квалифицирован, чтобы взяться за такое дело, потому-то никто никогда и не пытался.

Но Эйлин Шалотт тоже была редкостью — нет, уникумом, поскольку она, вероятно, была единственной в мире, соединившей необходимую техническую подготовку с уникальной проблемой.

Он допил свой стаканчик и вновь налил себе и ей.

Он все еще обдумывал эту проблему, когда вспыхнули буквы: ПЕРЕКООРДИНИРОВАТЬ? Автомобиль вышел на обходную дорогу и остановился. Рендер выключил зуммер и надолго задумался.

Мало кто слышал, чтобы он хвастался своим умением. Коллеги считали его скромным, хотя бесцеремонно отмечали, что лучший из нейросоучастников может сделать все-таки меньше, чем худший из ангелов.

Оба стакана остались нетронутыми. Рендер швырнул пустую бутылку в задний бункер.

— Вы знаете? — спросил он наконец.

— Что?

— Пожалуй, стоит попробовать.

Он наклонился, чтобы дать новые координаты, но она уже сделала это. Когда он нажал кнопки и машина тронулась, Эйлин поцеловала Рендера. Ниже очков щеки ее были влажными.

Глава 2

Самоубийство расстроило его больше, чем следовало бы. Миссис Ламберг позвонила накануне и отменила встречу, так что Рендер решил потратить утро на размышления. Он вошел в офис хмурый, жуя сигарету.

— Вы видели?.. — спросила миссис Хиджс.

— Да. — Он бросил пальто на стол в дальнем углу комнаты, подошел к окну и уставился в него. — Да, — повторил он. — Я ехал мимо с прозрачными стеклами.

— Вы его знали?

— Я даже не знаю его имени. Откуда мне знать?

— Мне только что звонила Прайс Толли, секретарша в инженерной компании на 86-м. Она сказала, что это был Джеймс Иризари, дизайнер, офис которого дальше по коридору. Далеко было лететь! Он, наверное, был уже без сознания, когда ударился? Его отнесло от здания. Если вы откроете окно и выгляните, то увидите — слева…

— Неважно, Винни. Ваша приятельница имеет какое-нибудь представление, почему он сделал это?

— Вообще-то нет. Его секретарша выскочила из комнаты с воплем. Она вошла в его кабинет спросить насчет какого-то чертежа как раз тогда, когда он перемахнул через подоконник. На столе лежала записка: «У меня было все, чего я хотел. Чего ждать?» Занятно, а? Я не хочу сказать — смешно…

— Угу. Что-нибудь известно о его личных делах?

— Женат. Двое детишек. Хорошая профессиональная репутация. Куча работы. Разумный, как всякий другой. Он мог позволить себе иметь офис в этом здании.

— О, господи! И вы узнали все это, не сходя со своего места?

— Видите ли, — она пожала пухлыми плечами, — у меня в этом улье повсюду друзья. Мы всегда болтаем, когда нечего делать. А Прайс к тому же моя золовка…

— Вы хотите сказать, что если я нырну в это окно, то моя биография через пять минут пойдет по кругу?

— Вероятно. — Она скривила свои яркие губы в улыбке. — Тут отдаешь и получаешь взаимно. Но ведь вы сегодня этого не сделаете, а? Знаете, это будет повтор, произойдет нечто вроде спада интереса, и дело не получит такой огласки, как в единичном случае.

— Вы забываете о статистике, — заметил Рендер. — В медицинской профессии, как и в юридической, такое случается примерно втрое чаще, чем в других областях.

— Ну да! — Она, похоже, расстроилась. — Уходите от моего окна! Иначе я перейду работать к д-ру Хансену.

Рендер подошел к ее столу.

— Я никогда не знаю, когда вас принимать всерьез, — сказала она.

— Я ценю ваши заботы. В самом деле, ценю. Дело в том, что я никогда не был склонен к статистике… Наверное, за четыре года работы нервы стали сдавать.

— Хотя нет, о вас писали бы все газеты, — задумалась она. — Все репортеры спрашивали бы меня о вас… Слушайте, зачем это делают?

— Кто?

— Кто угодно.

— Откуда я знаю, Винни? Я всего лишь скромный возбудитель души. Если бы я мог точно указать общую подспудную причину и вычислить способ предупреждения таких вещей — это было бы куда лучше моих исканий в науке. Но я сделать это не могу…

— Как жаль!

— Примерно тридцать пять лет назад самоубийство в США считалось девятой причиной смерти. Теперь она шестая для Северной и Южной Америки. В Европе — седьмая, я думаю.

— И никто так и не узнает, почему Иризари выбросился?

Рендер отставил стул, сел и стряхнул пепел в ее маленький сверкающий подносик. Она тут же опорожнила его в корзинку для бумаг и многозначительно кашлянула.