Дураки умирают - Пьюзо Марио. Страница 37

Вэлли держала в доме бутылку ржаного виски для отца и братьев, которые иногда заглядывали к нам. Ни я, ни Вэлли обычно не пили, и я не знал, где она хранила бутылку.

— Подождите, — сказал я плачущему негру. — Вам надо выпить.

Бутылку я нашел в буфете на кухне, взял два стакана. Мы выпили чистого виски, и я заметил, что негру полегчало, он смог взять себя в руки.

Глядя на него, я понял, что он пришел не для того, чтобы поблагодарить нас за помощь дочери. Он пришел, чтобы поделиться своим горем и виной. Поэтому я слушал и надеялся, что он не видит осуждения на моем лице.

Его стакан опустел, и я вновь плеснул ему виски. Он тяжело плюхнулся на диван.

— Знаете, я не хотел оставлять жену и детей. Но она была такая красивая, такая сильная. Я много работал. На двух работах, копил деньги. Я хотел купить нам дом и воспитывать моих детей. Она же хотела развлекаться. Она очень сильная, и мне пришлось уйти. Я пытался чаще видеться с детьми, но она мне не разрешала. Если я давал ей деньги, она тратила их на себя, а не на детей. И со временем, вы понимаете, мы расходились все больше и больше. Я нашел женщину, которая разделяла мои взгляды на жизнь, я стал незнакомцем для собственных детей. А теперь все винят меня в гибели моей маленькой девочки. Словно я один из тех безответственных мужчин, которые бросают свои семьи, чтобы жить, как им заблагорассудится.

— Ваша жена оставляла их одних, — напомнил я.

Мужчина вздохнул.

— Не могу ее винить. Она бы сошла с ума, если бы каждый вечер оставалась в квартире. А денег на няню у нее не было. Я мог бы жить с ней или мог убить ее — одно из двух.

Я ничего не ответил. Смотрел на него, он — на меня. И тут я понял, что я единственный, перед кем он может показать свой стыд. Потому что я ему никто, а Вэлли сбила пламя, охватившее его девочку.

— Она едва не покончила с собой в ту ночь, — нарушил я молчание.

Слезы вновь хлынули из его глаз.

— Она же любит своих детей. Ей просто приходилось оставлять их одних. Но она их очень любит. И никогда не простит себе смерть дочери, вот чего я очень боюсь. Теперь эта женщина сопьется, и я не знаю, что я могу для нее сделать.

Я тоже не знал. И думал о том, что день безнадежно потерян для работы. Но предложил ему что-нибудь съесть. Он допил виски, поднялся. Когда он благодарил меня и мою жену за усилия по спасению дочери, на его лице вновь проступили стыд и унижение. С тем он и отбыл.

Вечером, когда Вэлли вернулась с детьми, я рассказал ей о нежданном госте. Она ушла в спальню, заплакала, а я приготовил детям ужин. И думал о том, что приговорил человека до того, как встретился с ним, узнал историю его жизни. Решил, что он ничем не отличается от пьяниц и наркоманов, которые вселялись в наш жилищный комплекс. Решил, что он удрал от жены и детей, чтобы устроить себе более легкую жизнь. Бросил дочь умирать в огне. А он не мог простить себе смерть дочери, и его приговор себе был куда суровее того, который в своем невежестве вынес я, загодя считая его виновным.

Неделей позже симпатичная пара, жившая в соседнем доме, крепко поссорилась, и он полоснул ее ножом по шее. Оба были белыми. Она завела себе любовника, который с какого-то момента уже не желал делить ее с законным мужем. На этот раз все остались живы, и жена выглядела очень романтично в огромной белой повязке на шее, когда утром вела своих детей к школьному автобусу.

Но я знал, что мы съезжаем вовремя.

Глава 16

В штаб-квартире Армейского резерва, расположенного в старом арсенале, взяточный бизнес по-прежнему процветал. И впервые за время работы в Гражданской службе при очередной аттестации я получил рейтинг «Отлично». А все потому, что, беря взятки, мне пришлось досконально разбираться во всех, даже самых сложных, инструкциях. Наконец-то я стал высокопрофессиональным клерком, настоящим мастером своего дела.

Обладая уникальными знаниями, я смог предложить моим клиентам новую услугу. После того как заканчивалась их шестимесячная служба и они возвращались в мои подразделения Армейского резерва, с еженедельными занятиями и двумя неделями летней подготовки, я освобождал их и от первого, и от второго. На совершенно законных основаниях. Переводил в категорию пассивного Армейского резерва, из которой их могли вызвать только в случае войны. Конечно, я брал за это дополнительную плату. Был и еще один плюс: в моих подразделениях появлялась вакансия, которая тоже приносила деньги.

Однажды утром я открыл «Дейли ньюс» и на первой странице увидел фотоснимок троих молодых людей. Двоих из них я записал в Армейский резерв днем раньше, получив по две сотни баксов с каждого. У меня екнуло сердце. Я решил, что тайное стало явным. Иначе чего печатать этот фотоснимок? Заставил себя прочитать статью. В центре стоял сын одного из ведущих политиков Нью-Йорка. В статье расхваливался патриотизм молодого человека, выполняющего свой долг перед Родиной. И все.

Однако газетный фотоснимок меня напугал. Я уже видел себя в тюрьме, покинутых мною Вэлли и детей. Я знал, что ее отец и мать о них позаботятся, но меня при этом не будет. Я терял семью. На работе я обо всем рассказал Фрэнку, и он тут же высмеял меня. Наоборот, сказал он, это большой успех. Двое моих клиентов на первой полосе «Дейли ньюс». Он вырезал фотоснимок и прикрепил к доске объявлений. Видя ее, мы всякий раз улыбались. Майор полагал, что эта фотография служит отличной рекламой записи в Армейский резерв.

Ложная тревога притупила мою бдительность. Как и Фрэнк, я поверил, что лафа будет длиться, длиться и длиться. Думаю, так и было бы, если бы не берлинский кризис, который заставил президента Кеннеди призвать в армию сотни тысяч резервистов. Вот тут удача повернулась к нам спиной.

Когда поступило известие о том, что наши резервные подразделения призываются в армию на один год, арсенал превратился в сумасшедший дом. Парни, которые сумели увильнуть от призыва, заплатив за участие в шестимесячной программе, просто обезумели. Пришли в дикую ярость. Более всего всех и каждого в отдельности бесил тот факт, что их, самых умных, самых перспективных, блестящих адвокатов, удачливых брокеров Уолл-стрит, гениев рекламного бизнеса, обвело вокруг пальца самое тупое из всех государственных ведомств — армия Соединенных Штатов. Зачарованные возможностью служить шесть, а не двадцать четыре месяца, они проглядели один маленький пунктик. В котором говорилось о том, что они могут быть вновь призваны на армейскую службу. Стреляных воробьев провели на мякине. Меня тоже не устраивал новый расклад, но я похвалил себя за то, что не подался в резерв, не польстился на легкие деньги. Однако мой бизнес рухнул. О тысяче долларов в месяц, не облагаемых налогом, пришлось забыть. А ведь я в самом ближайшем будущем собирался перебраться в новый дом на Лонг-Айленде. Но тем не менее я не подозревал, что решение Кеннеди приведет к катастрофе, которую я давно предвидел. Я не поднимал головы от стола — столько навалилось работы, связанной с переводом моих подразделений из резерва в регулярную армию.

Требовалось заказать все необходимое, включая военную форму, выписать предписание для каждого. А ведь многие стремились избежать годичной службы. Все знали, что армейские инструкции в определенных случаях допускали освобождение от призыва. Особенно негодовали те, кто записался в программу Армейского резерва три или четыре года тому назад. За эти годы они добились немалых успехов в профессиональной карьере, женились, нарожали детей. Они думали, что взяли верх над армией США. И вдруг такой облом.

Но помните, это действительно были самые умные парни Америки, будущие капитаны промышленности, финансовые воротилы, судьи, короли шоу-бизнеса. Они не желали сдаваться без боя. Один молодой человек, партнер в брокерской конторе своего отца, зарегистрированной на нью-йоркской фондовой бирже, поместил жену в психиатрическую клинику и принес заявление с просьбой об освобождении от призыва на том основании, что у его жены нервный срыв. Я отправил его заявление вместе с официальным заключением врачей клиники в соответствующие инстанции. Не сработало. В ответном письме указывалось, что бедного мужа следует призвать на военную службу, после чего Красный Крест будет разбираться с обоснованностью доводов, приведенных в заявлении. Красный Крест, похоже, во всем досконально разобрался, потому что через месяц после отправки подразделения в Форд Ли, штат Виргиния, жена, пережившая нервный срыв, пришла в мой кабинет за необходимыми документами, позволяющими ей последовать за мужем. Радостная и, как мне показалось, в добром здравии. То ли ей надоело в психиатрической клинике, то ли врачи не решились и дальше потворствовать обману.