Последний дон - Пьюзо Марио. Страница 67

– Да пошел Тим в задницу, – любезно проронил Данте. – Слышал, Большой Тим? Теперь я хочу услышать, в чем суть махинации, и без дураков. – Тон его был так презрителен, что Большому Тиму краска бросилась в лицо.

– Ты, недомерок, думаешь, что можешь меня запугать?! Думаешь, ты круче, чем ФБР, круче, чем налоговая служба и самые крутые процентщики на Западном побережье? Да мне насрать в твою шляпу.

Откинувшись на спинку стула, Данте постучал по стене каюты. Пару секунд спустя дверь распахнулась, пропустив двух крупных мужчин, грозно вставших по обе стороны. В ответ Большой Тим вскочил и огромной ладонью единым махом смахнул все со стола. Бутылки, ведерко со льдом и поднос со стаканами рухнули на пол.

– Нет, Тим, послушай! – воскликнул Пиппи, желая избавить Халяву от ненужных мучений. Кроме того, ему не хотелось быть исполнителем, это в план не входило. Но Большой Тим уже ринулся к двери, собираясь дать бой.

И вдруг Данте проскользнул в объятия Большого Тима, прильнул к его огромному торсу. Затем они отпрянули друг от друга, и Большой Тим рухнул на колени, являя взорам ужасающее зрелище: половина его рубашки была вспорота, а на том месте, где была волосатая правая грудь Тима, осталось лишь огромное алое пятно, из которого кровь заструилась ручьем, залив половину стола.

Данте сжимал в руке нож с широким лезвием, залитый алым по самую рукоятку.

– Усадите его в кресло, – велел Данте охранникам, после чего сорвал скатерть со стола, чтобы остановить ею кровотечение Большого Тима. Тот балансировал на грани беспамятства от шока.

– Ты мог бы и подождать, – заметил Пиппи.

– Нет, – отрезал Данте, – он крутой парень. Вот давай и поглядим, насколько он крут.

– Пойду позабочусь, чтобы на палубе все было готово, – сказал Пиппи, не желая наблюдать за дальнейшим. Сам он никогда не прибегал к пыткам, никакие секреты на свете не могут быть настолько важны, чтобы оправдать подобное. Если уж ты убиваешь человека, то просто разлучаешь его с миром таким образом, чтобы он не мог тебе навредить.

На палубе Пиппи проинспектировал приготовления, сделанные двоими из его людей. Стальная клетка с закрытыми решетками-жалюзи висела на крюке, палуба была застелена полиэтиленом.

Ароматный воздух был напоен запахом соли, пурпурный ночной океан хранил полнейшую неподвижность. Яхта замедлила ход и остановилась. Пиппи озирал океан добрых пятнадцать минут, прежде чем двое, стоявшие на страже у дверей, появились, неся тело Тима. Оно выглядело настолько ужасно, что Пиппи отвернулся в сторону.

Четверо солдат уложили труп Большого Тима в клетку и спустили ее к воде. Один из охранников повернул жалюзи, открывая доступ в клетку десяткам жителей океанских глубин, чтобы они могли попировать на трупе. После чего крюк отцепили, и клетка погрузилась на дно морское. Еще до восхода солнца от Большого Тима останется только скелет, которому предстоит до скончания веков покоиться в клетке на океанском дне.

На палубу вышел Данте, очевидно, успевший принять душ и переодеться. Волосы под его ренессансной шапочкой влажно поблескивали. Нигде не было видно ни следа крови.

– Значит, он уже получил свое «Причастие», – изрек Данте. – Мог бы подождать меня.

– Он говорил? – спросил Пиппи.

– Еще бы! В общем-то, махинация оказалась ужасно простой. Вот разве что он порол чушь до самого конца.

На следующий день Пиппи полетел на восток, чтобы дать дону и Джорджио полный отчет.

– Большой Тим был просто чокнутым, – сказал он. – Подкупил поставщика продуктов и напитков для команд Суперкубка. Они собирались воспользоваться наркотиками, чтобы ослабить команды, против которых ставили во время игры. Даже если бы болельщики этого не заметили, то тренеры и игроки непременно заподозрили бы неладное, да и ФБР тоже. Ты был прав, дядя, скандал непременно отсрочил бы нашу программу – быть может, навечно.

– Он что, был идиотом? – поинтересовался Джорджио.

– По-моему, он хотел славы, – пояснил Пиппи. – Богатства ему было недостаточно.

– А как насчет других вовлеченных в заговор? – осведомился дон.

– Не получив вестей от Халявы, они испугаются, – ответил Пиппи.

– Согласен, – поддержал Джорджио.

– Очень хорошо, – промолвил дон. – А как мой внучек? Он хорошо себя проявил?

Вопрос был произнесен небрежным тоном, как бы между прочим, но Пиппи знал дона достаточно хорошо, чтобы понять, насколько он серьезен, и ответил с предельной осмотрительностью, но с определенным умыслом:

– Я велел ему не надевать свою шапочку во время операции в Вегасе и Лос-Анджелесе, а он все равно надел. Потом он отклонился от сценария операции. Мы могли бы получить информацию, просто подольше поболтав, но он жаждал крови. Он порезал этого типа на кусочки. Отрезал ему член, яйца и соски. В этом не было никакой нужды. И он упивается подобным, а такое очень опасно для Семьи. Кто-то должен всерьез с ним поговорить.

– Это должен быть ты, – сказал Джорджио дону, – меня он не послушает.

Дон Доменико раздумывал довольно долго.

– Молодо-зелено, подрастет – поумнеет.

Пиппи понял, что дон пальцем не шелохнет. И потому решился рассказать о непочтительном обращении Данте с кинозвездой в ночь перед операцией. Дона передернуло, а Джорджио недовольно поморщился. Последовало долгое молчание. Пиппи гадал, не слишком ли далеко зашел. Наконец, тряхнув головой, дон произнес:

– Пиппи, ты все прекрасно запланировал, как всегда, но теперь можешь выбросить все это из головы. Тебе больше никогда не придется работать вместе с Данте. Но ты должен понять, Данте единственный ребенок моей дочери. Мы с Джорджио должны сделать все возможное. Он поумнеет.

Сидя на балконе своего административного пентхауза в отеле «Занаду», Кросс Де Лена мысленно так и этак прикидывал опасности предпринятого курса действий. С высоты своего положения он видел весь Стрип, протянувшийся между двумя шеренгами шикарных отелей-казино и забитый толпами народа. На площадке для гольфа отеля «Занаду» игроки суеверно пытались пробить в лунку с одного удара, чтобы позднее гарантировать себе удачу за игорными столами.

Первая опасность: в этой операции с Бозом он идет на отчаянный шаг, не посоветовавшись с Семьей Клерикуцио. Правда, он административный барон Западного округа, охватывающего Неваду и южную часть Калифорнии. Разумеется, бароны оперируют во многих областях независимо и не подвергаются строгому контролю Семьи до тех пор, пока смачивают клювик Клерикуцио процентами с доходов. Но при этом подчиняются весьма строгим правилам. Ни один барон – сиречь Bruglione – не имеет права развернуть операцию подобного масштаба без одобрения Клерикуцио. По одной простой причине: если барон решится на подобное и попадет в беду, ему будет отказано в юридической поддержке, и никто не станет вмешиваться в судебное разбирательство. Вдобавок он не получит помощи в борьбе с любым из мятежных главарей на его собственных территориях, а его деньги не будут отмыты и отложены ему на старость. Кросс понимал, что должен встретиться с Джорджио и доном для получения одобрения.

Эта операция может оказаться невероятно деликатной. А ведь для финансирования договора с киностудией он вкладывает в дело часть своих пятидесяти одного процентов собственности в «Занаду», оставленной ему Гронвельтом. Правду говоря, это его личные деньги, но эти деньги имеют отношение к неявным доходам Клерикуцио от отеля. И притом заработать эти деньги ему помогли Клерикуцио. Что можно считать редкостной, но все-таки очень гуманной причудой Клерикуцио, проявляющих отеческий интерес к достоянию своих вассалов. Они не одобрят решимость Кросса вложить свои средства, не посоветовавшись с ними. Их причуда, хотя и лишенная юридического базиса, напоминает средневековый придворный этикет: ни один барон не имеет права продать свой замок, не получив соизволения королевского двора. Опять же немаловажным фактором является огромность привлеченной суммы. Кросс унаследовал пятьдесят один процент Гронвельта, а «Занаду» стоит миллиард долларов. Но он ставит под удар пятьдесят миллионов, вкладывает еще пятьдесят, что в общей сложности составляет сотню миллионов. Экономически риск просто грандиозен, а Клерикуцио на редкость осмотрительны и консервативны, без чего им просто не выжить в том мире, куда они ищут дорогу.