Пусть умирают дураки - Пьюзо Марио. Страница 46

— Пусть передаст тебе все документы и ключи, — сказал он. — И пусть все боссы залов, со всех смен, сейчас же поднимаются в мой офис. Мне наорать, где они находятся. Если кто-то в отпуске, пусть срочно летят в Вегас, и как только появятся, сразу же их ко мне.

После этого Гроунвельт пошел к выходу и исчез. Калли и менеджер хранилища оформляли передачу ключей, и тут в хранилище вошли двое людей, которых Калли никогда раньше не видел. Менеджер хранилища, видимо, знал их, потому что сильно побледнел и едва мог писать, так тряслись его руки.

Оба пришедших кивнули ему и он кивнул им в ответ. Один из этих людей сказал:

— Когда закончишь, поднимайся к боссу, он хочет тебя видеть.

Они разговаривали с менеджером и не обращали на Калли никакого внимания. Калли снял трубку и позвонил в офис Гроунвельта, и он сказал:

— Сюда пришли двое ребят, они говорят, что вы их послали.

Голос Гроунвельта был ледяным.

— Все правильно, — ответил он.

— Просто решил проверить, — объяснил Калли.

Голос Гроунвельта чуть смягчился.

— Верная мысль, — сказал он. — А ты поработал хорошо. — И, после небольшой паузы. — Все остальное — не твоего ума дело, Калли. Забудь обо всем. Понятно? Теперь в его голосе была даже какая-то теплота, с нотками усталой грусти.

Уволенного менеджера видели в Лас-Вегасе в течение нескольких следующих дней, а потом он исчез. Спустя месяц Калли узнал, что его жена заявила в полицию о его пропаже. Несмотря на слухи, которые ходили по городу, что менеджер хранилища нашел себе могилу в пустыне, Калли поначалу никак не хотел верить, что все это может оказаться правдой. Он никогда не отваживался говорить с Гроунвельтом на эту тему, и Гроунвельт никогда более не поднимал этого вопроса. Даже чтобы еще раз похвалить за хорошую работу. Но в этом молчании-то и была похвала. Калли не хотелось думать, что результатом его хорошей работы могло бы явиться то, что менеджер хранилища оказался погребенным в пустыне.

В последние несколько месяцев, однако, Гроунвельт проявил свой характер не в такой мрачной форме.

С характерным лас-вегасским изяществом и сообразительностью.

Все владельцы казино в Лас-Вегасе начинали с того, что готовили почву для приема иностранных игроков. Англичан отмели сразу, несмотря на то, что они прославились как самые плохие игроки девятнадцатого столетия. С концом Британской Империи настал конец и ее денежным мешкам. Потоки денег из Индии, Австралии, с Островов Южного моря и Канады, поступавшие в казну игроков-милордов, иссякли. Англия была теперь бедной страной, и ее богачи, задавленные огромными налогами, сидели в собственных владениях. А те немногие, кому казино были по карману, предпочитали аристократические изысканные клубы во Франции, Германии и своем собственном Лондоне.

Французов тоже отвергли. Они не любили путешествовать и просто не смогли бы выдержать очередного двойного зеро в пользу казино.

А вот немцев и итальянцев сватали охотно. Послевоенная экономика Германии развивалась гигантскими темпами, и в Германии было полно миллионеров, к тому же немцы обожали путешествовать, обожали играть и обожали вегасских женщин. В честолюбивой атмосфере Лас-Вегаса было нечто такое, что соответствовало тевтонскому духу, и напоминало об Oktoberfest и, может быть, даже Gotterdammerung. Кроме того, играли немцы без излишней нервозности и удачливее многих.

Большой находкой для Вегаса были итальянские миллионеры. Когда напивались, они играли очень рискованно; специальным девицам, работающим на казино, всегда удавалось удерживать их в городе в течение шести или семи самоубийственных дней. Казалось, что деньги у них никогда не кончаются, потому что никто из них не платил налогов с прибыли. То, что по праву должно было бы идти в казну Рима, оседало в сейфах вегасских казино с эр-кондишн. Девушки Вегаса любили итальянских миллионеров из-за их щедрости, а также за то, что за эти шесть-семь дней они отдавались любви с той же безрассудностью, с какой делали умопомрачительные ставки, играя в кости.

Еще большим подарком были игроки из Мексики и Южной Америки. Никто толком не знал, что на самом деле происходило в Южной Америке, однако туда посылались специальные самолеты, привозившие в Вегас этих пампасовых миллионеров. Все предоставлялось бесплатно этим спортивного вида джентльменам, оставлявшим за столами для игры в баккару неисчислимые акры с миллионами голов крупного рогатого скота. Они приезжали с женами, с подругами, со своими сыновьями-подростками, мечтающими сделаться настоящими игроками. Такие клиенты также были любимцами лас-вегасских девушек. Они были не такими искренними как итальянцы, не столь, может быть, изысканными в постели, судя по некоторым сообщениям, но зато имели гораздо большие аппетиты. Как-то раз, когда Калли находился в офисе у Гроунвельта, к ним зашел менеджер казино, чтобы решить нетривиальную проблему. Суть проблемы была такова: серьезный игрок из Южной Америки изъявил желание, чтобы к нему в номер прислали восемь девушек, блондинок или рыжеволосых, но ни в коем случае не брюнеток и ростом не меньше, чем его пять футов и шесть дюймов.

Гроунвельт к этой просьбе отнесся прохладно.

— И в какое же время он желает, чтобы сие чудо свершилось? — спросил он.

— Около пяти часов, — ответил менеджер казино, — а затем он намеревается пригласить их всех на обед, а потом оставить на ночь.

Гроунвельт оставался непроницаемым.

— Сколько это будет стоить?

— Около трех штук, — ответил менеджер казино. — Девочки знают, что этот парень даст им денег для баккары и рулетки.

— Ладно, не бери с него, — сказал Гроунвельт. — Но девочкам скажи, чтоб держали его в отеле как можно дольше. Я не хочу, чтобы он со своими деньгами ходил по другим заведениям.

Когда менеджер казино уже собрался уходить, Гроунвельт спросил его:

— Что, интересно знать, он собирается делать с восемью женщинами?

Менеджер пожал плечами:

— Я спросил у него то же самое. Он говорит, что приехал не один, а с сыном.

Впервые за весь разговор Гроунвельт улыбнулся:

— Это как раз то, что я называю настоящей отцовской гордостью.

Потом, когда дверь за менеджером казино закрылась, он покачал головой и сказал Калли:

— Всегда помни, что они играют там, где срут, и там, где трахают. Когда умрет отец, сын будет продолжать приезжать сюда. За три штуки у него будет ночь, которую он не забудет никогда. Занаду будет иметь на нем миллион, если только в его стране не случится революции.

Но самым лакомым куском, чемпионами, бесценной жемчужиной, обладать которой мечтало каждое казино — были японцы. Играли они так, что волосы шевелились на голове, и приезжали они всегда группами. Руководящая верхушка промышленного синдиката приезжала, чтобы играть на доллары, не облагаемые налогами, и за четыре дня их пребывания в Лас-Вегасе они проигрывали сумму, в несколько раз превышающую миллионы долларов. И человеком, сделавшим такой дорогой подарок для Занаду и Гроунвельта в виде «крупняка» из Японии, был Калли.

У Калли был дружески-любовный роман типа сходили-в-кинишко-потом-потрахаемся с одной танцовщицей, выступавшей в шоу Ориентал Фоллиз в одном из отелей на Стрипе. Девушку все называли Дейзи, [6] из-за непроизносимости ее японского имени. Ей было всего около двадцати, однако в Вегасе она жила уже почти пять лет. Танцевала она потрясающе и была очень миловидной, словно жемчужинка в своей раковине, но подумывала о том, чтобы сделать пластическую операцию: ей хотелось иметь европейский разрез глаз и большую грудь, как у американок, вскормленных на кукурузе. Узнав об этом, Калли пришел в ужас и сказал, что этим она разрушит свой шарм. Дэйзи все-таки послушалась его совета, но только после того, как он изобразил большое восхищение ее маленькой, как у девушки-подростка, грудью, чем испытывал на самом деле.

В конце концов они так подружились, что она учила его японскому, когда они были в постели, и он оставался у нее на ночь. По утрам она подавала ему на завтрак суп, а когда он отказался в первый раз, она сказала, что в Японии все едят суп на завтрак, и что в ее родной деревне под Токио она готовила суп лучше всех. И, к удивлению Калли, суп оказался просто превосходным, острым, легким для желудка после изнурительной ночи пития и любви.