Шесть могил на пути в Мюнхен - Пьюзо Марио. Страница 21

По прилете в Будапешт изрядно подвыпивший Роган отправился прямиком в консульство Соединенных Штатов и заявил, что хочет видеть переводчика. Пока все шло согласно инструкциям Бейли.

Небольшого роста нервный мужчина с усиками щеточкой провел его в кабинет.

— Я переводчик, — сказал он. — Вы от кого?

— У нас есть общий друг по имени Артур Бейли, — ответил Роган.

Услышав это, маленький человечек нырнул в соседнюю комнату. Через несколько секунд вернулся и пробормотал испуганно и тихо:

— Прошу вас, следуйте за мной, сэр. Я отведу вас к тому, кто сможет помочь.

Они вошли в кабинет, где их ждал полный мужчина с редеющими волосами. Крепко пожал Рогану руку и представился:

— Я Стефан Вростик. Тот самый человек, которому поручили оказать вам содействие, — добавил он. — Наш общий друг Бейли просил отнестись к вам с особым вниманием. — Взмахом руки он попросил маленького человечка удалиться.

Они остались одни, и Вростик заговорил напористо и самоуверенно:

— Я читал о вашем деле. Меня просветили на тему того, что вы совершили. Меня также информировали о ваших ближайших планах. — Он говорил тоном человека, наделенного самыми высокими полномочиями, и тщеславия и самонадеянности ему было не занимать.

Роган сидел, откинувшись на спинку кресла, и молча слушал. Вростик не унимался.

— Вы должны понимать, условия здесь, за железным занавесом, совсем другие. И действовать столь же свободно и дерзко, как прежде, вам не позволят. Ваше досье, как оперативного агента времен Второй мировой войны, говорит о том, что вы склонны к безрассудству и неосторожности. Ваша агентурная сеть провалилась лишь потому, что вы не предприняли необходимых мер безопасности, используя радиосвязь в открытую. Это так или нет? — Он, снисходительно улыбаясь, смотрел на Рогана. Но тот продолжал молчать, остановив на лице Вростика ничего не выражающий взгляд.

Тот немного занервничал, что, однако, не поубавило его самонадеянности.

— Я укажу вам на Паджерски… покажу, где работает, расскажу о привычках, образе жизни, о том, как его охраняют. Акцию будете проводить сами. Затем я должен обеспечить вам отход, как можно быстрей выпроводить из страны. Но прежде позвольте подчеркнуть: чтобы и шагу не смели ступить, предварительно не посоветовавшись со мной. И не делали ничего без моего одобрения. А также вы должны безоговорочно принять мой план по вывозу вас из страны, ну, после того, как вы завершите свою миссию. Надеюсь, вам все ясно?

Роган почувствовал, как в нем закипает гнев.

— Конечно, — сказал он. — Я все понимаю. Все прекрасно понимаю. Вы ведь работаете на Бейли, верно?

— Да, — ответил Вростик.

Роган улыбнулся.

— Что ж, хорошо. В таком случае буду следовать вашим распоряжениям. И все непременно расскажу перед тем, как предпринять любое действие. — Он рассмеялся. — А теперь сообщите, где можно найти Паджерски.

Вростик снисходительно усмехнулся.

— Сперва мы должны зарегистрировать вас в гостинице, там, где вы будете в безопасности. Немного поспите, передохнете. А вечером мы с вами обедаем в кафе «Черная скрипка». Там и увидите Паджерски. Он бывает в этом кафе каждый вечер, ест, играет в шахматы, встречается со своими друзьями. Там у него постоянное место встреч, так, кажется, говорят у вас в Америке?

В небольшом отеле, окна которого выходили в переулок, Роган уселся в мягкое кресло и стал обдумывать свой план. Одновременно с этим он размышлял о Венте Паджерски и о том, что этот венгр сделал с ним в Мюнхенском дворце правосудия.

Паджерски, мужчина с широким красным, усыпанным бородавками, как у жабы, лицом, не проявлял особой жестокости, иногда даже был добр к нему. Это он прерывал допросы, чтобы дать Рогану воды или предложить сигарету, незаметно совал ему в руку мятные пастилки. И хотя Роган понимал, что Паджерски лишь играет роль «хорошего парня», классического «доброго копа», способного разговорить заключенного, даже если это не удается никому другому, он не мог не испытывать к нему благодарности за эти пусть мимолетные проявления сочувствия, пусть и имеющие, несомненно, некую подспудную цель.

Каковы бы ни были его мотивы, но мятные пастилки были настоящие, кусочки шоколада — тоже. А вода и сигареты — вообще драгоценнейший дар. Майкл запомнил эти дары. Они помогли ему продержаться, а потом и выжить. Так почему не оставить Паджерски в живых? Этот жизнерадостный толстяк проявлял такой неподдельный интерес ко всему, что касалось материальных сторон бытия. Он испытывал явное физическое удовольствие от еды, питья и даже от пыток, применяемых при допросах. Он смеялся, увидев, как Эрик Фрейслинг заходит Рогану за спину, чтобы выстрелить ему в затылок. Паджерски счел это забавным.

Роган вспомнил и еще кое-что. Тот первый допрос в Мюнхенском дворце правосудия, когда они включили запись с дикими криками Кристин. Роган плакал и бился в агонии; а Паджерски, выходя из зала с высокими сводчатыми потолками, шутливо бросил ему: «Да расслабься ты, успокойся. Я заставлю твою женушку кричать не от боли, а от наслаждения».

Роган вздохнул. Они все прекрасно играли свои роли. Всякий раз им удавалось обманывать его. Они ошиблись лишь раз. Не сумели добить его. И вот теперь настал его черед. Призрак прошлого, он нес с собой муки и смерть, видел и знал все, им же оставалось лишь трястись от страха и гадать, что будет дальше.

Глава 14

В тот же вечер Роган отправился со Стефаном Вростиком в кафе «Черная скрипка». Именно такое заведение он представлял себе любимым местом встреч Венты Паджерски. Еда хорошая, порции щедрые. Напитки крепкие и дешевые. Официантки все до одной миловидные, грудастые, веселые, смело заигрывают с клиентами и не упускают случая подставить тугие круглые попки, чтобы их ущипнули. Аккордеонист наигрывает веселую мелодию, в воздухе плавает густой синеватый табачный дым.

Вента Паджерски появился ровно в семь вечера. Он ничуть не изменился за все это время, ведь животные, достигшие зрелости, не стареют, по крайней мере, до тех пор, пока не одряхлеют окончательно. А Вента Паджерски был животным. Ущипнул официантку за задницу так сильно, что та взвизгнула от боли. В один прием осушил высокую кружку пива, глотал и глотал безостановочно и жадно, а допив, смачно выдохнул. Затем уселся за большой круглый стол, зарезервированный специально для него, и вскоре оказался в окружении приятелей. Они хохотали, шутили, пили французский коньяк бутылками. А затем блондинка-официантка принесла и поставила на стол продолговатую резную коробку с шахматами. Сияя радостным предвкушением, Паджерски открыл коробку и стал доставать и расставлять фигуры. Затем повернул к себе доску той стороной, где стояли белые, получив тем самым преимущество первого хода, не дав противнику права выбора, как обычно полагалось при игре. В этом был весь венгр.

Роган с Вростиком наблюдали за столом Паджерски весь вечер. Тот играл в шахматы до девяти и все это время пил. Ровно в девять блондинистая официантка унесла доску с шахматами и начала подавать ужин.

Паджерски ел с таким аппетитом! Подносил тарелку с супом ко рту, чтобы выхлебать оставшееся. Вместо вилки он использовал огромную ложку, совал целые горы пропитанного соусом риса в свою необъятную пасть. Пил вино прямо из бутылки с нескрываемой жадностью. А закончив с трапезой, несколько раз рыгнул, громко, на весь зал.

Затем Паджерски расплатился, в том числе и за своих гостей, снова ущипнул официантку за задницу, потом дал ей щедрые чаевые скомканными банкнотами. Запихнул ей деньги за вырез платья, чтобы заодно пощупать грудь. И все кругом мирились с таким его поведением — то ли потому, что он нравился им, то ли боялись. Приятели потянулись следом за ним на выход, вышагивали по темным улицам, взявшись под руки, громко болтали. Проходя мимо открытого кафе, где музыка выплескивалась на улицу, Вента Паджерски по-медвежьи сгреб в объятия первого попавшегося под руку дружка и неуклюже исполнил несколько па вальса.