Шесть могил на пути в Мюнхен - Пьюзо Марио. Страница 4

Роган внимательно изучал его секунду-другую. Стандартная криптограмма, ничего сложного. Роган изучал криптографию и теорию кодов еще в одиннадцать лет, просто для тренировки мозгов. Он взял карандаш и принялся за работу. И уже через пять минут читал расшифрованное послание капитану Александеру.

Капитан снова удалился, затем вернулся с картонной папкой в руках. Извлек из нее лист бумаги с двумя короткими текстами. Это был более сложный код, и расшифровать его было труднее именно из-за краткости послания. Рогану понадобился почти час, чтобы расколоть этот «орешек». Капитан Александер взглянул на перевод, снова исчез куда-то. И вернулся уже не один, а в сопровождении седовласого полковника, который уселся в уголок на диван и стал пристально смотреть оттуда на Рогана.

На этот раз капитан Александер принес Рогану уже три листа бумаги, сплошь исписанные какими-то знаками. И, о чудо, теперь он даже улыбался! Рогану была хорошо знакома эта улыбка, он не раз видел ее на лицах преподавателей и специалистов, считавших, что загнали его в тупик. А потому он очень внимательно и ответственно подошел к расшифровке, провозился с ней часа три. Он был настолько поглощен делом, что не заметил, как в комнату вошли офицеры. Их было много, и все они пристально наблюдали за испытуемым. Но вот Роган закончил, протянул желтые листки бумаги капитану Александеру. Тот пробежал текст глазами и, не говоря ни слова, передал расшифрованный текст седовласому полковнику. Полковник быстро прочел, затем поднял глаза и сказал капитану:

— Проводите его ко мне в кабинет.

Рогану вся эта процедура показалась несерьезной, а потому он удивился, заметив тревогу на лице капитана. Перехватив на себе удивленный взгляд, капитан заметил:

— Вы испортили мне настроение на весь день, молодой человек.

— Прошу прощения, — вежливо сказал Роган. На самом деле ему было плевать. Этот капитан страшно раздражал его.

— Вашей вины в том нет, — проворчал из своего угла полковник. — Никто из нас не предполагал, что вы сумеете взломать этот последний код. Это один из наших лучших кодов, и вот теперь вы знаете его, и нам придется все менять. Ладно. После того как мы вас проверим и примем на службу, то, возможно, снова сможем использовать этот код.

Роган удивился.

— У вас что же, все коды такие легкие?

Полковник нахмурился и ответил сухо:

— Для вас, может, и легкие. Для всех остальных — крайне сложные. Вы готовы немедленно приступить к службе?

Роган кивнул:

— Хоть сию минуту.

Полковник снова нахмурился.

— Нет, сию минуту не получится. Вас должны проверить спецслужбы на благонадежность. И до тех пор, пока все не прояснится, мы вынуждены держать вас под арестом. Вы уже знаете слишком много, чтобы позволить вам болтаться на свободе. Но поверьте — это всего лишь формальность.

«Формальность» представляла собой внутреннюю тюрьму разведывательной службы — Алькатрас [1]в сравнении с ней мог показаться летним лагерем. Тогда до Рогана еще не дошло, что подобное обращение типично для всех разведывательных служб. Впрочем, уже через неделю он принял присягу и ему присвоили звание второго лейтенанта. А три месяца спустя он возглавил отдел, ответственный за расшифровку всех европейских кодовых сообщений, за исключением российских. Русскими кодами занималось азиатское подразделение.

Он был счастлив. Впервые за всю жизнь занимался чем-то стоящим, по-настоящему важным и интересным. Его память, его выдающиеся умственные способности помогали стране победить врага в этой страшной войне. В Вашингтоне он пользовался большим успехом у молоденьких девушек. Вскоре его повысили в звании. Лучшей жизни нельзя было желать. Но в 1943-м Рогана снова начало одолевать чувство вины. Ему начало казаться, что он использует свои способности, чтобы оставаться в тылу. И вот он попросил перевести его в оперативный разведывательный отдел. Ему сразу же отказали; слишком уж ценным он был работником, чтобы рисковать его жизнью.

Тогда ему пришла в голову мысль использовать самого себя в качестве «ходячего кода», в то время как раз готовилось вторжение союзнических войск во Францию и их действия надо было координировать. Он составил детальнейший план, блестящий и остроумный, начальство его одобрило. И вот капитана Рогана перебросили во Францию. Пришлось прыгать с самолета с парашютом.

Он страшно гордился собой и знал, что, будь отец жив, он бы тоже им гордился. Но мать рыдала, поскольку он подвергал опасности свою голову, уникальные мыслительные способности, которые семья пестовала и развивала на протяжении длительного времени. Роган отверг все ее мольбы и просьбы. Ничего такого замечательного он пока что еще не совершил. Возможно, после войны он найдет реальное применение своему гению. Впрочем, он уже давно понял, что даже самые блестящие способности нуждаются в долгом и упорном развитии, тренировках и труде. Ничего, после войны у него будет время этим заняться. В первый день нового, 1944 года капитан Майкл Роган спустился на парашюте на территорию оккупированной Франции, где был назначен шефом отдела союзнической оперативной разведки, призванной наладить связи с местным подпольем. Он тренировался с британскими агентами УСО, [2]научился обращаться с радиопередатчиком, носил при себе крохотную капсулу с ядом, вшитую под кожу левой ладони, — на тот случай, если придется покончить с собой.

На постой его определили в дом французской семьи Шарни в небольшом городке под названием Витри-сюр-Сен, к югу от Парижа. Там Роган и раскинул свою сеть, состоящую из курьеров и информаторов, оттуда отсылал закодированную информацию в Англию. Время от времени принимал по радио запросы с целью прояснить кое-какие детали, необходимые для подготовки вторжения в Европу.

Жизнь с виду казалась такой тихой и мирной. По воскресеньям, если позволяла погода, он отправлялся на пикник с дочерью своих гостеприимных хозяев, Кристин Шарни, длинноногой милой девушкой с густыми каштановыми волосами. Кристина изучала музыку в местном университете. Вскоре они стали любовниками, а потом Кристин забеременела.

Нацепив берет и представив фальшивые документы, Роган сочетался браком с Кристин в городской ратуше, затем они вновь вернулись в дом ее родителей, продолжить подпольную работу.

Союзнические войска высадились в Нормандии 6 июня 1944 года, и у Рогана настолько прибавилось работы, что временами он забывал об осторожности. Через две недели в дом Шарни ворвались парни из гестапо, арестовали всех, кто там находился. Момент они выбрали верно. И им удалось арестовать не только всю семью Шарни и Майкла Рогана, но и сразу шестерых подпольщиков, курьеров, которые ждали поступления информации. На протяжении месяца их всех допрашивали, пытали, избивали, затем казнили. Всех, за исключением Майкла Рогана и его жены Кристин. Из допросов других пленных немцы узнали о способности Рогана запоминать самые сложные шифры, они собирались использовать его в своих интересах. Жену же пощадили в «знак особой любезности», так с улыбкой сообщили Рогану. Она была на пятом месяце беременности.

Через шесть недель после ареста Майкла Рогана и Кристин посадили в отдельные легковые машины гестапо и повезли в Мюнхен. На оживленной центральной площади города находился Мюнхенский дворец правосудия, и в одном из залов судебных заседаний начался самый страшный допрос Майкла Рогана. Он длился несколько дней, показавшихся ему вечностью, сколько именно — Майкл не мог сказать. Годы спустя его изумительная память услужливо подбрасывала отдельные эпизоды. Он помнил все. И заново переживал все мученья, секунда за секундой, снова и снова. Он страдал от чудовищных ночных кошмаров. И всегда страшный сон начинался с появления команды из семи мучителей, что поджидали его под сводчатыми потолками Мюнхенского дворца правосудия. Поджидали терпеливо и даже добродушно, словно ради собственного развлечения и удовольствия.