Дальняя дорога - Спаркс Николас. Страница 45
София отпила вина.
– Ты столько испытал… Такое ощущение, что ты уже прожил целую жизнь.
– Надеюсь, что нет, – ответил Люк. – Не надо думать, что моя жизнь уже пошла под уклон.
София улыбнулась, радуясь уютному соприкосновению их тел и стараясь не думать о дальнейшем.
– Помнишь тот вечер, когда мы познакомились? Мы разговаривали, а потом ты показал мне быков.
– Помню, конечно.
– Ты мог представить тогда, что мы в конце концов окажемся здесь?
Он потянулся за пивом, отпил и поставил банку на кушетку рядом с Софией. Девушка ощутила бедром холодок.
– Я удивлялся тому, что ты вообще со мной заговорила.
– Что тут удивительного?
Люк поцеловал ее волосы.
– И ты еще спрашиваешь? Ты же совершенство.
– О нет, – возразила София. – Я далеко не идеальна. – Она покрутила в руках формочку с вином. – Спроси у Брайана.
– Ты совершенно не виновата в том, что произошло.
– Может быть. Но…
Люк промолчал, позволяя ей обдумать ответ. София повернулась и внимательно взглянула на него.
– Я говорила, что прошлой весной впала в депрессию? Я страшно похудела, потому что мне кусок в горло не лез.
– Да, говорила.
– Но я не рассказывала тебе, что некоторое время думала о самоубийстве. Не то чтобы я всерьез планировала что-то подобное, у меня просто возникали идеи, и я за них цеплялась, чтобы совсем не расклеиться. Просыпаясь, я понимала, что ничего не хочу, что не могу есть, потом думала, что самый надежный способ избавиться от мучений – разом положить всему конец. Даже тогда я понимала, что это безумие, и никогда не собиралась покончить с собой на самом деле. Но сама мысль о том, что при желании я могу это сделать, давала мне ощущение контроля над ситуацией. А контроль тогда был важней всего. Я хотела знать, что над чем-то еще властна. И понемногу я пришла в норму. Вот почему, когда Брайан изменил в следующий раз, я просто порвала с ним. – София закрыла глаза, и при мысли о прошлом ее лицо омрачилось. – Ты, наверное, думаешь сейчас, что совершил большую ошибку?
– Вовсе нет.
– А если я сумасшедшая?
– Перестань. Ты сама сказала, что никогда всерьез не задумывалась о самоубийстве.
– Но зачем я вообще о нем думала? Почему так цеплялась за эту мысль?
– А сейчас думаешь?
– Никогда. С прошлой весны – ни разу.
– Ну, тогда бы я не беспокоился. Ты не первая, кто думает о самоубийстве. Одно дело – просто думать, а другое – спланировать и уж тем более совершить.
София задумалась над его словами.
– Ты как-то слишком логичен.
– Наверное, потому что совершенно в этом не разбираюсь.
Девушка стиснула руку Люка.
– Смотри не проболтайся. Ни мои родители, ни Марсия не знают.
– Я никому не скажу. Но если вдруг опять накатит, лучше обратись к кому-нибудь поумней, чем я. К человеку, который знает, что посоветовать. Может быть, тогда будет легче.
– Да, ты прав. Но надеюсь, такого больше никогда не случится.
Они сидели молча, София чувствовала тепло его тела.
– И все-таки я думаю, что ты совершенство, – повторил Люк, заставив девушку рассмеяться.
– Ты мне льстишь, – посмеялась она, запрокинула голову и поцеловала молодого человека в щеку. – Можно кое о чем тебя спросить?
– Конечно.
– Ты сказал, что твоя мама хотела удвоить поголовье, а когда я спросила зачем, ты ответил, что у вас нет иного выбора. Что случилось?
Люк провел пальцем по ее руке.
– Долгая история…
– Опять?! Это как-то связано со Страхолюдиной?
София почувствовала, как Люк напрягся, хоть и на одну секунду.
– С чего ты взяла?
– Считай, что у меня развита интуиция, – ответила она. – Ты и о нем не рассказал, вот я и предположила, что эти две истории связаны.
Девушка помедлила.
– Я права?
Она услышала, как Люк глубоко вздохнул и медленно выдохнул.
– Я думал, что знаю его привычки, – сказал он. – И я действительно их разгадал. Отчасти. В середине заезда я совершил ошибку. Слишком сильно наклонился вперед в ту самую секунду, когда Страхолюдина откинул голову назад, и от удара я потерял сознание. Когда я свалился, он принялся таскать меня по арене. Я вывихнул плечо, но это было не самое худшее… – Люк почесал небритую щеку и продолжал – спокойно, почти бесстрастно: – Пока я лежал на земле, бык снова напал, и мне здорово досталось. Некоторое время я лежал в реанимации, но врачи совершили чудо. Можно сказать, повезло. Когда я очнулся, то пошел на поправку быстрее, чем они думали. Но все-таки долго пришлось лежать в больнице, потом еще месяцы реабилитации. А мама…
Он замолчал. Хотя Люк говорил безэмоционально, София почувствовала, что ее собственное сердце бешено заколотилось, как только она попыталась вообразить себе последствия неудачной скачки.
– Моя мать… поступила так, как поступило бы большинство матерей. Она сделала все, чтобы обеспечить мне наилучшее лечение. Но я обходился без страховки – ковбоям никто ее не дает, потому что это слишком опасное занятие. По крайней мере раньше было так. Устроители турне обеспечивают минимальную компенсацию – разумеется, денег не хватило бы, чтобы покрыть расходы на лечение. Поэтому маме пришлось заложить ранчо. – Люк замолчал, вдруг сделавшись старше своих лет. – Не на лучших условиях. И в следующем году процент еще возрастет. А доходы у нас недостаточно большие. Мы и сейчас-то едва справляемся. Мама использовала все возможности, чтобы заработать чуть больше, но ничего не получилось. Мы не сдвинулись с мертвой точки.
– И что же дальше?
– Ну, придется продать ранчо. Или в конце концов его отберет банк. А мама не знает иной жизни, кроме как на ранчо. Она родилась там и создала наше семейное дело с нуля… – Люк выдохнул, прежде чем продолжить: – Ей пятьдесят пять. Что она будет делать? Чем займется? Я-то молод, я могу податься куда угодно. А каково маме все потерять? Из-за меня. Я не имею права ее подвести. Ни за что.
– Поэтому ты снова начал выступать, – закончила София.
– Да, – признал Люк. – Выигрышей хватает для уплаты процентов, и через пару лет, если повезет, наш долг наконец покроется. Тогда мы уж как-нибудь справимся.
София подтянула колени к груди.
– Почему твоя мать не хочет, чтобы ты выступал?
Люк, казалось, тщательно подбирал слова.
– Она боится, что я опять покалечусь. А какой у меня выбор? Я сам не хочу выступать… после больницы все стало по-другому. Но я не знаю, чем еще заняться. Без этих денег мы в лучшем случае продержимся до июня, максимум до июля. А потом…
Заслышав боль и гнев в голосе Люка, София почувствовала, как у нее замерло сердце.
– Может быть, вы еще купите пастбище, которого вам не хватает.
– Может быть, – ответил он, но без особой уверенности. – В общем, вот какие дела сейчас на ранчо. Не все так безоблачно. В частности, поэтому я хотел приехать с тобой сюда. Чтобы не думать обо всем этом. Не беспокоиться. Я сейчас думаю только о тебе и о том, как я рад, что мы вместе.
Как Люк и предсказывал, одна из лошадей в стойле заржала. В комнате стало прохладней – свежий горный воздух сочился сквозь окна и стены.
– Пойду-ка я гляну, как там ужин, – сказал Люк. – Не то сгорит.
София неохотно выпустила его из объятий. Он так искренне и явно признавал свою вину в том, что поставил под угрозу существование ранчо, что она невольно поднялась с кушетки и последовала за ним. София хотела показать Люку, что сочувствует ему – исключительно по собственной воле, а не потому что он нуждался в сочувствии. Любовь изменила все, и София хотела, чтобы он это понял.
Он помешивал чили на сковородке, когда София встала позади него и обвила руками талию. Люк выпрямился, и девушка прижалась крепче на мгновение, прежде чем отступить. Люк обернулся и притянул ее к себе. Их тела соприкоснулись, и долгое время они просто стояли, держа друг друга в объятиях.
С Люком было так приятно. София чувствовала биение сердца и слышала негромкое дыхание. Она уткнулась лицом ему в шею, вдыхая запах тела, и желание охватило девушку с непреодолимой силой. София медленно поцеловала Люка, и он задышал отрывистей.