С первого взгляда - Спаркс Николас. Страница 50

Врач остановился у входа в палату рядом с отделением интенсивной терапии, и Джереми почувствовал, как сердце подскочило в его груди при мысли о том, что он, возможно, прав.

— Ее перенесли сюда, так что вы можете побыть наедине, — сказал врач. Лицо у него было мрачное; он положил руку Джереми на плечо.

— Оставайтесь здесь сколько хотите. И примите мои соболезнования.

Джереми не обратил внимания на эти слова. Дрожащей рукой он открыл дверь. Она весила целую тонну, десять тонн, тысячу, но в конце концов он ее открыл. Его глаза были прикованы к фигуре на постели. Лекси лежала неподвижно. Ни оборудования, ни мониторов, ни капельницы. Именно так она выглядела по утрам. Лекси спала, ее волосы разметались по подушке… но странно, она лежала, вытянув руки по швам. Как будто это положение им придал посторонний.

У него сдавило горло, комната превратилась в туннель — не осталось ничего, кроме Лекси, но Джереми не хотел видеть жену такой. Только не такой, с вытянутыми по швам руками. С ней все должно быть в порядке. Ей всего лишь тридцать два. Лекси здоровая и сильная, она прирожденный боец. Она любит его. Она его жена.

Но эти руки… с ними что-то не так… они должны быть согнуты в локтях, одна рука за головой, другая на животе…

Он не мог вздохнуть.

Его жена умерла.

Его жена…

Это был не сон. Теперь Джереми знал. По его щекам потекли слезы. Он был уверен, что они никогда не иссякнут.

Чуть позже Дорис тоже зашла попрощаться, и Джереми оставил ее наедине с внучкой. Он двигался по коридору в трансе, смутно замечая медсестер, проходивших мимо, и санитара, толтавшего каталку. Они как будто совершенно его игнорировали. Джереми гадал, отчего медики стараются не смотреть на него — оттого, что знают о случившемся, или наоборот?..

Он вернулся в комнату, где разговаривал с врачом, чувствуя себя слабым и опустошенным. Плакать он не мог. Ничего не осталось, и вся энергия оставила его. Джереми изо всех сил старался не упасть. Он бесчисленное множество раз вспоминал то, что было в родильной палате, стараясь понять, когда произошла эмболия. А вдруг он пропустил то, что должно было его насторожить? Катастрофа случилась, когда Лекси уснула? Или секундой позже? Джереми не мог избавиться от чувства вины. Быть может, следовало убедить жену прибегнуть к кесареву сечению или по крайней мере не тужиться сильно, как будто ее энергичные потуги могли спровоцировать несчастье. Джереми злился на самого себя, на Господа Бога, на врача. И на ребенка.

Он даже не хотел видеть дочь, будучи уверен, что каким-то образом, появившись на свет, малышка забрала чужую жизнь. Если бы не ребенок, Лекси по-прежнему была бы с ним. Если бы не ребенок, их последние месяцы вдвоем прошли бы без стресса. Если бы не ребенок, они могли бы заниматься любовью. Теперь все это невозможно. Из-за ребенка Лекси умерла. И сам Джереми чувствовал себя мертвецом.

Разве он сможет любить Клэр? Разве он сможет когда-нибудь ее простить? Сможет видеть ее, держать на руках и не думать о том, что она забрала жизнь Лекси в обмен на свою?

Как можно не возненавидеть Клэр за то, что она сделала с женщиной, которую он любил?

Джереми сознавал всю нелепость этих мыслей и понимал, что они неправильные, злые, противоречат всему, что должен чувствовать отец, но разве заставишь сердце замолчать? Разве он мог попрощаться с Лекси, а в следующее мгновение поприветствовать ребенка? Как себя вести? Взять девочку на руку и восторженно вздыхать, как делают другие отцы? Словно с Лекси ничего не случилось?

А что потом? Когда он привезет ребенка домой из клиники? Джереми не мог представить себе, что он будет о ком-то заботиться — сейчас ему больше всего хотелось свернуться клубочком прямо на полу. Он ничего не знал о младенцах и был уверен лишь в том, что дети должны находиться на попечении матерей. Именно Лекси читала книжки, именно Лекси в детстве нянчилась с малышами. Пока она была беременна, Джереми не тяготился собственным невежеством и твердил себе, что жена всему его научит. Но у ребенка оказались другие планы…

У ребенка, который убил его жену…

Вместо того чтобы отправиться в ясли, Джереми снова рухнул в одно из кресел в приемной. Джереми не хотел плохо думать о ребенке, он понимал, что этого делать нельзя, но… Лекси умерла в родах. В современном мире, в больнице. Такого просто не бывает. А где же чудесное исцеление? Моменты, предназначенные специально для телевидения? Где, во имя всего святого, какое-то подобие реальности? Джереми закрыл глаза, убеждая себя, что если он как следует сосредоточится, то кошмар, в который превратилась его жизнь, немедленно закончился.

Наконец появилась Дорис. Он не слышал, как вошла старая женщина. Джереми открыл глаза, когда она коснулась его плеча, и увидел залитое слезами лицо. Как и Джереми, Дорис была на грани срыва.

— Ты позвонил родителям? — сипло спросила она.

Джереми покачал головой:

— Не могу. Знаю, что надо, но прямо сейчас — не могу.

У нее задрожали плечи.

— Ох, Джереми…

Он встал и обнял Дорис. Они вместе плакали, как будто пытаясь уберечь друг друга. Потом Дорис отодвинулась и вытерла слезы.

— Ты видел Клэр? — прошептала она.

При звуках этого имени Джереми вновь испытал прилив.

— Нет, — сказал он. — Только в родильной палате.

Дорис грустно улыбнулась, и у него чуть не разорвалось сердце.

— Она как две капли воды похожа на Лекси.

Джереми отвернулся. Он не желал этого слышать. Не желал слышать ничего о ребенке. Ему что, радоваться?! Разве он сможет когда-нибудь испытать это чувство?

Джереми не мог этого представить. День, что должен был стать самым счастливым в его жизни, вдруг стал самым страшным. Ничто не в силах подготовить человека к такому удару. А теперь? Он не только должен пережить невообразимое, но еще и заботиться о ком-то? О маленьком существе, которое убило его жену?

— Она красавица, — сказала в тишине Дорис. — Ты должен ее увидеть.

— Я… я не могу, — пробормотал Джереми. — Не теперь. Не хочу ее видеть.

Он чувствовал, что Дорис наблюдает за ним, как бы сквозь дымку собственной боли.

— Клэр твоя дочь, — произнесла она.

— Да, — ответил Джереми, ощущая лишь пульсирующий под кожей гнев.

— Лекси сказала бы, что ты должен о ней позаботиться. — Дорис взяла его за руку. — Если не можешь сделать это ради себя, сделай ради своей жены. Ей было бы приятно, если бы ты посмотрел на девочку и взял ее на руки. Да, это трудно, но ты не вправе отказаться. Ты не можешь сказать «нет» Лекси, не можешь сказать «нет» мне. Не можешь сказать «нет» Клэр. Идем.

Джереми понятия не имел, откуда Дорис черпает силу и терпение для общения с ним. Она взяла его за руку и решительно повела по коридору в ясли. Он двигался машинально и с каждым шагом чувствовал, как нарастает беспокойство. Джереми понимал, что злиться на ребенка неправильно, и одновременно боялся, что гнев утихнет, — это тоже казалось неправильным, как будто тем самым он простил бы малышку за гибель Лекси. Он знал, что не готов ни к тому, ни к другому.

Но Дорис невозможно было разубедить. Она вела его за собой, и в каждом помещении Джереми видел беременных женщин и рожениц, окруженных родственниками. Вокруг кипела жизнь, целенаправленно двигались медсестры. Миновали палату, где случилась катастрофа; ему пришлось прислониться к стене, чтобы не упасть.

Они пересекли регистратуру и повернули за угол, к яслям. Серый, в крапинку, кафель сбивал с толку, у Джереми закружилась голова. Ему захотелось вырваться из рук Дорис и бежать, а потом позвонить матери, рассказать, что случилось, и разрыдаться в трубку. Тогда появится повод уйти, освободиться от этого гнета…

Впереди, в коридоре, стояла кучка людей, они заглядывали сквозь стекло в ясли, показывали пальцами и улыбались. Джереми слышал, как они бормочут: «У нее твой нос» или «По-моему, у него синие глаза». Он не знал никого из этих людей, но внезапно возненавидел всех, потому что они испытывали недоступную для него радость. Джереми не мог вообразить себя стоящим среди них. Что делать, когда спросят, который ребенок — его? Когда неизбежно примутся хвалить красоту Клэр? Джереми заметил медсестру, которая присутствовала при смерти Лекси, — она занималась своими делами, как будто это был самый обычный день.