Кружной путь, или Блуждания паломника - Льюис Клайв Стейплз. Страница 28

- А как же с жестокостью?

- Сейчас, сейчас. Хозяин рискнул населить страну не рабами, а свободными, и они вольны идти, куда хотят, и есть то, что есть нельзя. До определенной черты Он может помочь им, но за ней - ты видел по себе. Можно так пристраститься к запретной пище, что самый вред станет вожделенным. Не думай о том, от какой точки нельзя вернуться, но помни, что она где-то есть.

- Неужели Хозяин ничего не может сделать?

- Он не может сделать того, что само себе противоречит. Бессмысленная фраза не обретет смысл, если мы прибавим к ней: "Хозяин может..." Разве не бессмысленно сочетание слов: "...заставить человека свободно сделать то, чего он делать не хочет?"

- Я понимаю. Но зачем же еще загонять его в черную яму?

- Тьму создал не Хозяин, она - повсюду, где волю разъел запретный плод. А что такое яма? Место, в котором есть стенки. Черная яма - это тьма, ограниченная со всех сторон. Да, в этом смысле Хозяин ее создал. Он положил пределы злу. Само остановиться оно не может, ибо предел и форма - благи. Стены ямы - последняя милость тем, кто не дает оказать себе иной милости.

Глава 5

Спесильда

Они прошли дальше иувидели белый скелет, но глаза у него сверкали, и он был обтянут кожей, и любовался собою перед гладкой, словно зеркало, скалой.

- Это Спесильда, старшая дочь врага, - сказал Житель Гор. - Когда вы ее видели на том, кружном пути, она, быть может, походила на трех Бледных Братьев.

Спесильда пела скрипучим голосом, и в песне своей ухитрялась и восхвалять себя, и выражать гнушение всякой плотью.

Джон и Житель Гор прибавили шагу, Виртус заколебался.

- Средства ее дурны, но про цель она кое-что знает, - сказал он.

- Про какую цель?

- Ну... про чистоту... собранность, что ли... четкость. В конце концов, телесные отправления и впрямь мерзки.

- Одно дело - каяться, другое - гнушаться, - сказал Житель Гор. Раскаяние - от Хозяина, брезгливость - от врага.

- И все же, гнушаясь телом, многие спаслись от худших зол.

- Иногда, силою Хозяина. Но не играй в эту игру. Самое опасное на свете - бороться с одним злом при помощи другого. Ты знаешь, что бывает со странами, которые берут на службу чужеземных наемников.

- Наверное, ты прав, - сказал Виртус, - но чувство это очень глубоко во мне. Разве никак нельзя стыдиться своей плоти?

- Сын Хозяина не стыдился.

- Это другое дело.

- Лишь в том смысле, что не только твое, а общее для всех. Неужели никто не говорил тебе, что Матерь Его оправдала навсегда слово "материя"? Поверь и не сомневайся, что ваша страна, столь похожая порою на влажный, дымящийся парник, говорила устами Матери и Девы о смирении раба. Поверь, природа, со всем ее хаосом, который так ранит твою тонкую душу, и чиста, и нечиста.

- Хорошо, - сказал Виртус, - я об этом подумаю.

- И еще одно ты должен знать, - сказал Житель Гор. - Какие бы добродетели ты ни приписывал Хозяину, гнушения телом среди них нет. Поэтому ваши шутки почти непонятны у нас.

Глава 6

Профанна

А я спал и видел во сне, как трое идут дальше по узкой полосе земли, огражденной слева горами, справа - болотом. Они о многом беседовали, но, проснувшись, я вспомнил лишь несколько фраз. Через несколько миль после Спесильды они повстречали сестру ее Профанну, и спросили Жителя Гор, излечатся ли от ее влияния Твердолобые и Снобы. Тот отвечал, что теперь это еще сомнительнее, чем прежде, ибо до недавней поры северян заставляли читать записки Языков, и потому, сказал он, "они знали хотя бы столько, сколько те, кто пришел в конце концов к Матушке".

- Почему же они теперь этого не читают? - спросил то ли Джон, то ли Виртус.

- Почему призрак мистера Трутни запер свой дом и ушел совершенствовать атараксию в отеле? Потому что Труд отказался на него работать. Так и здесь, и во всем краю Маммона - рабы их бегут на Север, к картинкам, и господам приходится изобретать машины. Им кажется, что машины эти когда-нибудь заменят слуг, и надежда эта их так пленяет, что они отвергли все знания, кроме технических. Я говорю об арендаторах. Крупные землевладельцы потворствуют им для своих целей.

- Нет, что-то хорошее в этом есть, - сказал Виртус. - Посуди сам: нынешний мир слишком прочен и устойчив, чтобы оказаться чистым злом. Просто не верится, что Хозяин допустил бы иначе изменить всю природу и всю жизнь.

Вожатый засмеялся.

- Ты ошибаешься так же, как они, - сказал он. - Перемена эта прочна и не слишком существенна. Беда нынешних людей в том, что они верят рекламе. Конечно, если бы машины делали именно то, что о них пишут, перемена была бы очень глубокой. Но это не так. Они хотят облегчить труд - и отяжеляют его; хотят подстегнуть похоть - и плодят скопцов; развлечения утомляют их, а попытки сберечь время уничтожили в их стране добрый досуг. Нет, серьезных изменений не будет. А что до прочности - вспомни, как быстро ломаются эти машины. Темные пустоши еще зазеленеют, а из всех городов, которые я видел, быстрее всего придут в упадок железные города.

И он запел.

Глава 7

Блудильда

Когда он кончил свою песню, Джон огляделся и увидел к Югу от дороги множество странных существ. Подойдя поближе он понял, что это люди, но лежали они в таких позах и вид у них был такой, что понять это было нелегко, тем более, что одних закрывала до горла мутная вода, других скрывали камни. По-видимому, они чем-то болели; хуже того - Джон вдруг заметил, как у одного из них отделился от руки какой-то комок и стал жирной, красноватой тварью. Глаза у Джона открылись, и он уже видел яснее, что все эти лежащие тела не то размножаются делением, не то разлагаются на части. Однако они глядели на него, и во взоре их была тоска. Калеку, от которого остались глаза да рот, поила из кубка какая-то женщина, темнолицая, но красивая.

- Идем скорее, - сказал Житель Гор. - Это очень опасное место. Женщину зовут Блудильдою.

Но Джон глядел на юношу, которому она теперь понесла кубок. Он болел совсем недавно, и выглядел хорошо, разве что пальцы были мягче, чем нужно и движения несообразней. Когда Блудильда подошла к нему, он потянулся к кубку, отдернул руку, снова потянулся, отпрянул и стал смотреть в сторону.

Женщина стояла и ждала, глядя на него темными глазами и улыбаясь багровым ртом. Но пить он не стал; и она перешла к другому. Тогда он зарыдал и схватил кубок и цеплялся за него, как утопающий. Потом он опустился в топь.