Когда любовь была «санкюлотом» - Бретон Ги. Страница 43

— А, это опять вы, — сказала подруга Марата.

— Я написала гражданину Марату, и он должен меня принять.

Между любовницей журналиста и девушкой завязался спор. В конце концов Марат, работавшей в соседней комнате, понял, о ком идет речь, и крикнул:

— Пусть она войдет!

Шарлотта вошла и увидела «Друга народа», сидевшего в медной ванне в форме сабо и что-то писавшего на деревянной дощечке.

Граф д'Идевиль пишет в своей книге «Старые дома и свежие воспоминания»: «Мне кажется, я вижу, как она стоит, дрожа всем телом и прислонившись к двери, которую вы теперь можете потрогать руками. Она побоялась сесть на табуретку, стоящую возле ванны, чувствуя на себе отвратительные похотливые взгляды чудовища. Белокурые волосы Шарлотты рассыпались по плечам, грудь вздымается под накинутым на плечи платком, платье в коричневую полоску волочится по мокрому кафельному полу. Вот она встает, начинает что-то возбужденно рассказывать… Змеиные глаза журналиста загораются от сладостной мысли о новых жертвах… Наконец Шарлотта наклоняется… Быстрым точным ударом девушка вонзила нож в грудь Марата.»

Журналист, который всегда так жаждал крови других люден, пришел в ужас при виде собственной.

— Ко мне! — закричал он Симоне Эврар, — Сюда, мой дорогой друг!..

Симона кинулась в ванную и наткнулась на Шарлотту, спокойно стоявшую рядом с Маратом. Она смотрела, как краснеет от крови вода, и ждала, когда за ней придут и приговорят к смерти за то, что она избавила Францию от этого чудовищного иностранца…

Совершенно понятно, что поступок Шарлотты Корде был по-разному расценен во Франции. Для тех, кто, рыдая и стеная, пришел на грандиозные похороны, организованные Конвентом, молодая женщина была «нормандским жандармом в юбке», «чудовищной отцеубийцей» или «контрреволюционным шакалом». Для здравомыслящих же граждан поступок Шарлотты стал проявлением нормальной человеческой реакции на зло.

У нее появились тысячи обожателей, а один человек полюбил ее всей душой, глубоко и преданно.

Его звали Адам Люкс. Он родился в 1766 году в окрестностях Майнца в крестьянской семье. Когда во Франции началась революция, он воспламенился любовью к новым идеям и даже создал вместе с друзьями клуб в защиту свободы и братства.

Этот клуб приобрел такое влияние, что, когда генерал де Кюстин вошел 21 октября 1792 года в город, все жители единодушно проголосовали за присоединение к Франции.

Адаму Люксу поручили отвезти постановление горожан в Париж и представлять Майнц в Конвенте. Оставив жену и троих детей, он с двумя помощниками (такими же идеалистами, как он сам) в марте 1793 года отправился в столицу.

Встреченный депутатами с большим почтением, Адам вначале испытывал на заседаниях Конвента безграничный восторг — ему казалось, что он сидит рядом с людьми, переделывающими мир.

Но его энтузиазм быстро растаял.

Он увидел Конвент в его истинном свете: отвратительная банка с пауками, где все ненавидят всех, интригуют и самым грязным образом оскорбляют друг друга.

Увиденная вблизи, революция оказалась совсем не такой, какой он представлял ее себе дома, вдохновленый безумными теориями Жан-Жака Руссо.

22 августа 1793 года братья и сестра Марата добились тоги, чтобы Симону Эврар официально признали «супругой» журналиста. До ее смерти, последовавшей в 1824 году, Симона носила титул «вдовы Марат»…

Особенно страшил Адама Люкса Марат. Он хотел бы видеть его обезглавленным, равнодушие остальных депутатов по отношению к этой «кровавой жабе» заставляло Адама глубоко страдать.

Однажды в голову Люкса пришла поистине оригинальная идея. Чтобы нарушить оцепенение, царившее в Конвенте, он решил подняться на трибуну, произнести речь, разоблачающую все скандалы, сотрясающие страну, а потом пустить себе пулю в лоб…

Он немедленно написал письмо Пьетону, чтобы поставить его в известность о своих намерениях:

«Гневное возмущение, которое я питаю против торжества преступлений, и надежда, что моя смерть в этот кризисный момент жизни страны может совершить переворот в умах сограждан, побудили меня пожертвовать жизнью. Может быть, моя смерть будет полезней делу свободы, чем моя бесполезная жизнь».

Потом Адам оповестил о своем решении нескольких близких друзей. Все они весьма рассудительно посоветовали ему отказаться от безумной затеи и попытались доказать, что лишать себя жизни во имя того, чтобы избавить Францию от Марата, просто глупо…

— Ну подумайте сами, — говорили они, — вы-то избавитесь от чудовища, но что будет с нами?

Тогда Адам Люкс решил стать мучеником и опубликовал «Признание французским гражданам», в котором свирепо обрушивался на «сентябристов и предателей, обманывающих народ».

С легким сердцем ждал он теперь, когда за ним придут и бросят в тюрьму или отвезут на гильотину…

Именно в момент этого мучительного ожидания смерти ему сообщили, что Шарлотта Корде убила Марата.

В душе Адама родилось безграничное восхищение женщиной, имевшей мужество «повергнуть дракона».

Люкс вообще был человеком восторженным. Его восхищение быстро переросло в любовь, особенно когда он узнал, что молодая нормандка красива, нежна и необычайно достойна.

В течение нескольких дней единственным его желанием было увидеть девушку. Когда начался процесс над Шарлоттой, он помчался в революционный трибунал и был ослеплен, убедившись, что она красивей, «чем самая красивая девушка его родного города»…

Осужденная удивительно спокойно стояла перед Фукье-Тенвилем.

Адам Люкс слышал, как Фукье ожесточенно спрашивает Шарлотту:

— На что вы надеялись, убивая Марата?

Ответ последовал немедленно, мягкий, но уверенный:

— Вернуть мир моей стране…

У Люкса на глаза навернулись слезы. Председатель суда, не привыкший к такому спокойствию у людей, которых он собирался отправить на гильотину, постарался смутить Шарлотту, допрашивая ее о ноже, о ране и о крови, забрызгавшей всю комнату Марата. Но на лице любимой женщины Адам видел все ту же спокойную удовлетворенность выполненным долгом.

В конце концов председательствующий объявил:

— Удар был нанесен с необыкновенной точностью. Вы, очевидно, очень опытная преступница.

Это обвинение заставило Шарлотту покраснеть от гнева. Она воскликнула, трепеща от негодования:

— Чудовище! Он принимает меня за убийцу…

Эта фраза привела в восторг благородного Адама Люкса…

В день, когда Шарлотту повезли на эшафот, молодой депутат отправился в предместье Сент-Оноре, чтобы в последний раз посмотреть на любимую женщину. Вместе с толпой, оскорблявшей «его ангела», он дошел до площади Революции, провожая Шарлотту на смерть.

Он плакал, глядя, как она, прекрасная и спокойная, идет к гильотине. Ему показалось, что он тоже умирает, когда нож гильотины скользнул вниз…

Обезумев от боли, Адам увидел, как палач поднял голову Шарлотты и свистнул в мертвое лицо, к дикой радости черни, жадной до подобных зрелищ…

Вскрытие обезглавленного тела подтвердило, что она была девственницей.

Вернувшись домой, он решил оскорбить Конвент, опубликовав панегирик Шарлотте Корде и надеясь, что это позволит ему умереть за любимую женщину.

Через несколько дней брошюра увидела свет. Это была не просто защита убийцы Марата, это было признание в любви.

«Шарлотта Корде, благородная душа, несравненная девица! Я не буду говорить о чувствах, которые ты пробудила в сердцах других людей, я расскажу лишь о том, что родилось в моем сердце».

Бросая вызов членам революционного суда, Адам Люкс писал в заключение:

«Если они окажут мне честь, приговорив к гильотине, которую я теперь считаю алтарем, на котором уничтожают жертвы, я прошу этих людей оскорбить и освистать мою голову так же, как они сделали это с Шарлоттой, пусть их людоедская чернь аплодирует этому звериному зрелищу…»