Хроники Нарнии (сборник) - Льюис Клайв Стейплз. Страница 12

Эдмунд наверняка прозевал бы поворот, если бы луна не озарила землю, когда он подошел к устью речки — той самой, помните, которую он приметил с высоты над бобриной запрудой. Он направился вверх по этой речке. Ее долина была намного уже, склоны круче и скалистее и так заросли кустами, что в полной темноте он вряд ли смог бы здесь пройти. Эдмунд и так уже промок, а тут еще с каждой ветки, под которой ему приходилось пролезать, на него обрушивалась целая лавина снега. И всякий раз, получив за шиворот новую порцию, он поминал Питера все с большей ненавистью, как будто именно Питер был во всем виноват.

Наконец склоны стали положе, долина расширилась. А на противоположной стороне, совсем близко, между двумя холмами Эдмунд увидел то, что, должно быть, и было дворцом Бледной Ведьмарки. Луна сияла вовсю; при лунном свете дом и вправду походил на небольшой крепостной замок. Казалось, он весь состоит из башен; некоторые завершались высокими шпилями — как будто на башню надели то ли шутовской колпак, то ли остроконечную шапку звездочета. Шпили сверкали в лунном свете, а их длинные тени странно змеились по снегу. Эдмунду стало страшно.

Но отступать было поздно. Эдмунд перешел речку по льду и направился к замку среди стылой, мертвой тишины. Даже звук его собственных шагов гас в пушистом снегу. В поисках входа Эдмунду пришлось — от угла к углу, от башни к башне — обойти замок кругом. Наконец на противоположной стороне он нашел то, что искал, — высокую арку с железными воротами. Ворота были распахнуты настежь.

Крадучись, Эдмунд заглянул во двор, и у него захолонуло сердце. Прямо против ворот, залитый лунным светом, присев на задние лапы — сейчас прыгнет! — стоял огромный Лев. Эдмунд замер в тени арки, боясь шевельнуться; колени у него дрожали. Долго он там стоял, стуча зубами, если не от страха, то от холода. А сколько на самом деле прошло времени, я сказать не могу, но Эдмунду казалось, что минула вечность.

Однако в конце концов его удивило, почему этот Лев тоже замер и не шевелится, — а Лев и вправду не сдвинулся ни на дюйм с тех пор, как Эдмунд его увидел. Тогда мальчик рискнул, прячась в тени ворот, подойти чуть поближе. И только тут заметил: Лев смотрит вовсе не на него.

«А вдруг он сейчас повернется?» — мелькнуло в голове. Но Лев нацелился на другого — на гномика, стоявшего шагах в четырех от него. «Вот и отлично! — обрадовался Эдмунд. — Он прыгнет на гнома, а я успею сбежать».

Однако Лев никуда не прыгал, и гном тоже не шелохнулся. И только тут Эдмунд вспомнил, что сказал бобр: будто Ведьмарка умеет кого угодно обратить в камень. А может быть, этот лев тоже каменный? Едва он об этом подумал, как заметил, что спина у зверя покрыта снегом, и голова тоже. Да ведь это статуя, истукан! На живом звере снег не удержится! И медленно-медленно Эдмунд двинулся навстречу льву. Сердце билось так, что, казалось, сейчас разорвется. И вот он уже рядом. Но протянуть руку, коснуться зверя — страшно. Тронул пальцем и… — это был всего лишь холодный камень. Нашел же чего бояться — обыкновенной статуи!

Эдмунд почувствовал такое облегчение, что даже на морозе ему стало жарко. И тут же его осенила замечательная — так он думал — догадка: «А ведь это и есть тот самый Великий Лев Эслан, о котором они болтали. Королева его изловила и превратила в камень. Вот и конец пришел их распрекрасным планам! Тьфу! И кому он страшен, этот Эслан?»

Так он стоял, злорадствуя, возле каменного льва, а потом — вот уж действительно глупая и совсем детская выходка! — достал из кармана огрызок карандаша и пририсовал каменной морде усы и очки. И сказал:

— Ну как, глупый старый Эслан? Хорошо ли быть каменюкой? Вот тебе и всемогущий! Вот тебе и прекрасный!

Однако и с усами, и в очках морда огромного каменного зверя, озаренная луной, оставалась настолько грозной, печальной и благородной, что самому Эдмунду его шутка показалась не слишком смешной. Он отвернулся и пошел в глубь двора.

Там всюду были статуи, множество статуй, расставленных по двору — как будто фигуры на шахматной доске в середине партии: каменные сатиры, каменные волки и медведи, лисы, рыси; прекрасные изваяния, похожие на женщин, — духи деревьев; огромный кентавр и крылатая лошадь, и что-то змееподобное, что Эдмунд принял за дракона. И все они казались живыми, только замершими на мгновение в холодном сиянье луны. И страх пробирал Эдмунда среди этих невиданных тварей. Посреди двора застыл как будто человек, только ростом с дерево, с лицом свирепым, бородой клокастой, а в правой руке у него — превеликая была дубинка. Хотя Эдмунд знал уже, что великан тоже каменный, не живой, а все же идти мимо было страшновато.

В конце двора забрезжил свет. Светился дверной проем, к которому вели несколько широких ступеней. Эдмунд поднялся по ним. В проеме, во всю длину порога, лежал огромный волк.

— Ничего, ничего, — успокаивал себя Эдмунд. — Он ведь тоже каменный, этот волк. Он не кусается.

И занес было ногу, чтобы перешагнуть через зверя. Как вдруг статуя ожила, огромный зверь вскочил на ноги, шерсть на загривке поднялась дыбом, раскрылась страшная красная пасть и волк прорычал:

— Разорву! Загрызу! Стой, чужак! Назови свое имя.

— С вашего позволения, сударь, — от испуга Эдмунд весь дрожал и едва мог говорить, — меня зовут Эдмунд, я — сын Адама. Ее величество королева на днях изволили встретить меня в лесу. Я пришел сказать, что мой брат и сестры сейчас в Нарнии и скрываются у господина Боббера. А она хотела… их величество хотели видеть их.

— Я доложу королеве, — сказал волк. — А ты, коль тебе дороги твои потроха, жди у порога.

Волк исчез внутри. Эдмунд стоял у двери и ждал; пальцы у него сводило от холода, сердце бешено колотилось в груди. Наконец серый волк, он же Моугрим, капитан Тайной стражи Ведьмарки, вернулся и рявкнул:

— Ступай! Ступай вперед! Привалила тебе удача, королевин любимчик… а может, и не привалила.

Эдмунд протиснулся мимо волка, изо всех сил стараясь не наступить ему на лапы, и оказался в длинном сумрачном зале со множеством колонн. Здесь, как и на дворе, повсюду стояли статуи, а прямо за входной дверью стоял окаменевший фавн небольшого росточка и с чрезвычайно грустным выражением на лице — Эдмунду подумалось, не тот ли это фавн, друг Люси. В зале горела одна-единственная светильня, и там, рядом со светильней, сидела Бледная Ведьмарка.

— Вот он я, ваше величество, — бросился к ней Эдмунд.

— Как посмел ты прийти сюда один? — произнесла колдунья, и голос ее был страшен. — Разве я тебе не приказывала доставить мне остальных?

— Пожалуйста, простите меня, ваше величество, — взмолился Эдмунд, — я сделал все, что мог. Я привел их, они тут, недалеко, где на реке запруда, в доме Бобберов.

Злобная улыбка медленно проступила на лице Ведьмарки.

— Это все, что ты мне хотел сказать? — спросила она.

— Нет-нет, ваше величество, — поспешил заверить Эдмунд и тут же пересказал ей все, что слышал в доме бобров.

— Как ты сказал?! Эслан? — вскричала королева. — Эслан! Это правда? Если окажется, что ты мне солгал…

— П-простите, п-пожалуйста, я ведь только п-повторяю, что они говорили, — заикаясь, лепетал Эдмунд.

Но королева уже отвернулась от него, хлопнула в ладоши, и тут же предстал перед ней тот самый гном, которого Эдмунд уже видел в лесу.

— Запрягай сани, — приказала Ведьмарка. — Упряжь возьми, которая без бубенцов.

Глава 10

Заклятье теряет силу

А теперь вернемся к остальным, в бобриный дом, к тому моменту, когда господин Боббер произнес: «Времени у нас осталось — всего ничего». Только он это произнес, как все тут же бросились натягивать на себя шубы. Все-то, да не все: госпожа Боббер первым делом взяла несколько мешков, выложила их на стол и сказала:

— А теперь, господин мой Боббер, снимите-ка мне вон тот окорок. И давайте-ка сюда пачку чая, да еще сахару, да спички.

А вы трое несите по караваю хлеба — вон из той кадушки, в углу.