Любовь, которая сотворила историю - Бретон Ги. Страница 52

— Нашлись бы, — говорила она, — более действенные способы, но дело требует, чтобы этот человек некоторое время оставался в живых. Мы с герцогом Орлеанским нуждаемся в этом фантоме! Потерпите, мой друг! И в утешение во время отъезда герцога Орлеанского она увлекла Буа-Бурдона в свои апартаменты.

Безумие Карла VI прерывалось кратковременными периодами, когда к нему возвращалась ясность ума, и в это время он мог исполнять свои обязанности. Но, к сожалению, это длилось недолго, через несколько дней после улучшения, во время заседания Совета или приема послов, короля видели дрожащим, как будто его «пронзали тысячами железных клинков», и удирающим неизвестно от кого по коридорам.

Эти непонятные рецидивы болезни (в то время были совсем неведомы психические заболевания) очень изумляли близких короля. Однажды вечером бедный государь, чувствуя, что к нему возвращается безумие, разрыдался и обратился к окружавшим его принцам:

— Ради Бога, если среди вас есть те, кто причастен к моей болезни, я умоляю их не мучить меня больше, а помочь побыстрее умереть.

Эта странная просьба быстро стала известна простому французскому люду, который стал ее комментировать на свой лад:

— Вот вам простое доказательство, что болезнь короля неестественна. А некоторые, к чьему мнению прислушивались из-за их здравомыслия или просто потому, что они являлись хозяевами таверн, охотно высказывали свое мнение:

— Поверьте, — говорили они, — такое странное слабоумие можно получить, только отведав приворотного зелья, окутывающего туманом разум. Когда ядовитые пары этих колдовских чар рассеиваются, монсеньор Карл на некоторое время вновь находит душевный покой и здравый смысл… А потом кто-то вновь наливает ему несколько капель отравленного напитка, и он вновь погружается в безумие…

— Кто? Ну кто же этот пройдоха? — спрашивали слушающие и подмигивали правым глазом.

— Вот кто! — отвечали им здравомыслящие, подмигивая левым. — Это люди, которые, возможно, хотели бы вступить на престол вместо нашего милого государя…

— Бог нам прислал надменную потаскуху, — заключил народ. — Она со своим любовником приведет государство к краху.

Королева и герцог Орлеанский действительно не скрывали своей связи, и это стало общеизвестно.

В начале 1405 года они провели вместе длительное время в Сен-Жерменском замке и так постыдно себя вели, что слух об их распутстве прокатился по всему королевству. Через некоторое время они отправились в Мелюн, где прожили целых два месяца, весело пируя, даже не заботясь о том, что о них говорят.

Это бесстыдное выставление напоказ роскоши и разврата в то время, как миллионы французов, закабаленные налогами, голодали, вызвало недовольство. Народ поносил Изабо и Людовика Орлеанского, обвиняя их в расточительстве королевской казны. Летописец отразил это настроение народа: «Безразличные к защите королевства, королева и герцог были заняты только обогащением и наслаждениями. Они настолько забыли о своих обязанностях и правилах поведения, что это возмутило Францию и вызвало усмешку у других держав».

Изабо, пересажав в тюрьмы всех, кто весьма нелестно отзывался о ее поведении, вскоре столкнулась с неодобрением народа.

В праздник Вознесения августинский монах по имени Жак Легран, который вел проповеди в часовне дворца, обратился к ней с очень суровой речью:

— Я не хотел бы, благородная королева, говорить ничего, что могло бы быть вам неприятно, но спасение вашей души для меня дороже вашего расположения. В вашем дворце властвует лишь одна богиня Венера. Здесь процветают пьянство и разврат. Каждый день творятся непристойности. Эти проклятые и ужасные пороки, присущие вашему двору, подрывают страну и волнуют сердца честных людей. Повсюду, благородная королева, только и слышны разговоры об этих беспорядках, порочащих ваше имя и ваш двор. Если вы мне не верите, пройдитесь по городу, переодевшись в платье простой горожанки, и вы услышите то, что говорят о вас.

Впервые подобные упреки были открыто высказаны королеве, и, разумеется, нашлись придворные, которых это задело. Уже выходя из церкви, многие дамы, принимавшие участие в бурных ночах, высказывали недовольство и возмущение по поводу речи священника.

Находчивый монах весьма учтиво им ответил:

— А я еще более изумлен и возмущен тем, что вы имеете наглость заниматься развратом.

Дамы повесили носы и безмолвно разошлись. Но некоторые вельможи, желая, чтобы проповедник за свою смелость понес наказание, отправились к Карлу VI рассказать о том, что королева была принародно посрамлена. Король их очень внимательно выслушал и спросил, что именно сказал Жак Легран. Один из придворных счел разумным процитировать некоторые отрывки проповеди. Узнав о том, что королеву назвали распутницей и сравнили даже с самой Венерой, Карл VI обрадовался:

— Какой хороший монах! — воскликнул он. — Я хочу с ним немедленно познакомиться.

Растерянные вельможи ушли, а король решил, что Жак Легран выступит с проповедью перед ним в Троицын день.

* * *

Весь двор с большой тревогой ждал этого дня. Когда он наступил, король, королева и французские герцоги отправились в церковь. Первую половину мессы большинство верующих, пришедших поприсутствовать на скандале, слушало рассеянно… Наконец появился проповедник. Тема его проповеди была следующей:

«Святой Дух укажет вам путь к истине». Первые минуты он не оправдывал надежд аудитории, рассказывая о сошествии Святого Духа, но это была лишь преамбула, ибо вскоре, резко сменив тон, он стал осуждать распутство вельмож, нравы королевского двора и лиц, стоящих во главе государства.

«Как только король услышал об этом, — сообщает нам летописец, — он поднялся и сел напротив церковника. Любой другой при виде государя оробел бы, но этот проповедник проявил еще большую решительность. Он продолжил свою речь и, обращаясь прямо к королю, сказал, что тот должен обратить серьезное внимание на состояние дел при дворе и на поведение своего брата, герцога Орлеанского, подчеркнув, что в детстве тот проявлял хорошие способности, но потом навлек на себя проклятие народа из-за разврата и алчности».

Перед изумленными верующими король стал аплодировать мужественному монаху за его смелость.

Что касается Изабо, она возвратилась к себе в такой ярости, что сразу же слегла.

На следующий день она издала приказ об аресте Жака Леграна, но король, болезнь которого временно отступила, принял монаха под свое покровительство. Королева была уязвлена и еще более озлобилась.

Выпады проповедника против нее и герцога Орлеанского были не единственной причиной ее тревог.

Ей донесли, что ее любовник ей изменяет с придворными дамами, горожанками и даже проститутками.

Галантный в общении и очень приятный собеседник, герцог Орлеанский, которому тогда исполнилось тридцать четыре года, производил неотразимое впечатление на всех женщин. Кроме того, его современники рассказывали, что у него было «кольцо, действие которого очаровывало женщин и всегда удовлетворяло их самые порочные желания».

Герцог и сам с большим самодовольством рассказывал о своих любовных похождениях, часто с улыбкой добавляя:

— Я надеюсь, что она не будет на меня в обиде. Ни у королевы, ни у Валентины не было привилегий на особое положение. Но Изабо, которая сама без всяких угрызений совести меняла любовников, не представляла, как же ей могли изменить.

Однако и до ее ушей дошла история, которая была хорошо известна всему Парижу, и Изабо вынуждена была признать — ее обманывают, как и обычных горожанок.

Вот как рассказывает об этой пикантной истории, открывшей Изабо глаза на ее несчастье, летописец Брантом: «Людовик Орлеанский проводил ночь с очень красивой и знатной дамой, когда ее муж вошел к нему в спальню, пожелать спокойной ночи. Быстро накинув на голову даме простыню, герцог обнажил все ее тело, Затем предложил вельможе повнимательнее рассмотреть тело, если он захочет потрогать и узнать имя той, кому оно принадлежит, но при одном условии; лица не открывать. Несколько раз герцог Орлеанский у него спрашивал, чье же это прекрасное голое тело, но бедняга так растерялся, что не мог ответить. Он лишь попросил герцога позволить ему выйти из спальни. Узнал ли придворный свою жену, неизвестно». Потом он продолжает: