Гражданин Галактики - Хайнлайн Роберт Энсон. Страница 25

Лозианцы не изобрели никаких расценок; кипы листьев, упакованные в клети, передавались покупателям возле корабля. Несмотря на вентиляцию, трюм пропитался их острым наркотическим ароматом и напомнил Торби дни, отстоящие на многие световые годы, когда он, беглец, которому угрожала казнь, спрятался в такой клети, а новообретенный друг протащил его, как контрабанду, мимо саргонийской полиции.

Теперь это казалось нереальным. «Сизу» стал его домом. Теперь он даже думал на языке Семьи.

С чувством вины он подумал, что в последнее время редко вспоминает о папе. Неужели он стал его забывать? Нет, нет! Он никогда ничего не забудет… Папин голос, его отстраненный взгляд, когда он говорил о чем-то неприятном, его скрипучий протез, его бесконечное терпение, – ведь за все эти годы папа ни разу на него не рассердился. Нет, рассердился однажды:

– Я тебе не хозяин!

В тот единственный раз папа рассердился. Это обидело Торби, он ничего не понял.

Теперь, пройдя через огромное пространство и время, Торби внезапно понял. Только одна вещь могла рассердить папу – папа был чудовищно оскорблен утверждением, что он, Бэзлим Калека – рабовладелец. Папа считал, что мудрого человека невозможно оскорбить, потому что на правду обижаться нельзя, а неправда не стоит внимания.

Все же папа обиделся на правду, потому что папа безусловно был его хозяином: он купил Торби на Рынке Рабов. Нет, это чепуха! Он не был папиным рабом, он был папиным сыном… Папа никогда не был его хозяином, даже если иной раз давал ему шлепка за какую-нибудь глупость. Папа был… просто папа, и никто другой.

И Торби понял, что единственная вещь, которую ненавидел папа, – это рабство. Торби не совсем осознавал, почему так уверен в этом, но он не сомневался. Ведь папа никогда не говорил о рабстве; но Торби помнил, как папа говорил, что человек должен быть свободен внутренне.

– Эй! – на него смотрел начальник погрузки.

– Сэр?

– Ты что, двигаешь этот контейнер или хочешь сделать из него постельку?

Дня через три, когда Торби, приняв душ, собирался пойти прогуляться вместе с Фрицем, старший по палубе просунул голову в умывальную и сказал:

– Капитан приветствует Торби Бэзлима-Краузу и просит зайти к нему.

– Да, да, старший, – сказал Торби, глубоко вздохнув и выругавшись про себя. Он быстро влез в одежду, надел фуражку, с сожалением простился с Фрицем и помчался к капитану, надеясь, что старший уже сообщил, из-за чего Торби задерживается.

Дверь была открыта. Торби начал было официальный рапорт, но капитан посмотрел на него и сказал:

– Хэлло, сынок. Входи.

Торби переменил официальное обращение на семейное:

– Да, отец.

– Я собираюсь пройтись. Хочешь со мной?

– Сэр – то есть отец! Да, это будет так здорово!

– Хороша Я вижу, ты готов. Пошли. – Он полез в шкаф и вручил Торби несколько кусочков витой проволоки. – Это карманные деньги, если тебе захочется купить какой-нибудь сувенир.

Торби рассмотрел деньги:

– И сколько стоит эта кучка железа, отец?

– Нисколько – как только мы покинем Лозиану. Так что отдашь мне то, что останется, для расчетов. Они нам заплатят торием и товарами.

– Да, но как узнать, какой предмет сколько стоит?

– Поверь им на слово. Жульничать они не будут. Не то, что на Лотарфе… На Лотарфе, если покупаешь пиво, не зная сегодняшнего курса, так уж точно переплатишь.

Торби вообще-то лучше понимал лотарфян, чем лозианцев. Есть что-то неподобающее в том, чтобы покупать, не спросив вежливо об обменном курсе. Но у фраки варварские обычаи: нужно к ним приспосабливаться, и экипаж «Сизу» гордился тем, что у них никогда не было никаких хлопот с фраки.

– Пошли. Мы можем поговорить на ходу. Когда они спускались, Торби увидел неподалеку корабль: Свободное Маркетерское Судно «Эль Нидо», Клан Гарсия.

– Отец, мы не собираемся посетить их?

– Нет, мы обменялись визитами в первый день.

– Я не о том. Мы в гости к ним не пойдем?

– А-а, мы с капитаном Гарсией решили пренебречь этим обычаем, он торопится взлететь. Тебе незачем туда идти при твоих обязанностях – Он добавил: – Да и не стоит, корабль такой же, как «Сизу», правда, не столь современный

– Хотелось бы взглянуть на их компьютер. Они ступили на землю.

– Сомневаюсь, что тебя туда пустят. Они суеверны.

Когда они сошли с мостика, лозианский ребенок обежал их кругом, потом прошмыгнул у них под ногами. Капитан Крауза дал малышу рассмотреть себя, потом сказал мягко:

– Ну, довольно!

Он ласково отстранил ребенка. Мать подозвала малыша свистом, взяла его на руки и шлепнула. Капитан Крауза помахал ей: – Хэлло, друг!

– Хэлло, маркетер, – ответила она на интерлингве, пронзительно и с присвистом. Ростом она была на треть ниже Торби, стояла на четырех ногах, передние конечности были свободны; малыш стоял на всех шести ножках. Оба были гладкие, лоснящиеся и симпатичные, с острыми глазками. Торби они понравились, но его удивило, что у них два рта – один для еды, другой – чтобы дышать и разговаривать.

Капитан Крауза продолжал разговор:

– Ты отлично расстрелял тот лозианский корабль.

– Вы об этом знаете, отец? – Торби покраснел.

– Что бы я был за капитан, если бы не знал! А-а, понимаю, что тебя беспокоит. Забудь. Если я даю тебе цель – расстреливай ее. Мое дело – нейтрализовать твой огонь, если это не вражеский корабль. Если я нажимаю свою благословенную кнопку, твой компьютер не даст команды к выстрелу, бомбы останутся на предохранителе, метательное устройство не сработает, как и кнопка самоподрыва. Так что, если даже ты услышишь мою команду «отставить» или будешь слишком возбужден и не услышишь ее, – неважно. Производи свой выстрел, это хорошая практика.

– Я этого не знал, отец!

– Разве Джери тебе не сказал? Ты должен был заметить такую большую красную кнопку у меня под правой рукой.

– Но ведь я ни разу не был в рубке управления, отец!

– Да? Это нужно исправить, она, возможно, когда-нибудь станет твоей. Напомни мне сразу, как войдем в подпространство.

– Обязательно, отец.

Торби радовала перспектива увидеть таинственную святыню – он был уверен, что половина его родственников ни разу туда не заходила. Но особенно его поразило добавление, сделанное отцом, – неужели бывшему фраки могут доверить командование кораблем? Приемный сын может унаследовать этот беспокойный пост, не всегда у капитанов бывают собственные сыновья. Но бывший фраки? А капитан Крауза продолжал:

– Я не уделял тебе должного внимания, сын… и не заботился о тебе, как следовало бы заботиться о сыне Бэзлима. Семья большая, и у меня мало времени. Они к тебе хорошо относятся? – Конечно же, отец!

– Мм-м… Рад это слышать. Ведь… ну, ты не родился среди нашего Народа.

– Я знаю. Но все со мной обращаются хорошо.

– Ладно. О тебе хорошо отзываются. Ты быстро учишься для… быстро учишься. – Торби с болью в душе закончил в уме фразу. Капитан продолжал: – Ты был в Энергетическом отсеке?

– Нет, сэр. Только однажды в команде для занятий.

– Сейчас как раз удобно, пока мы на планете. Безопаснее, да и дезинфекция не так задерживает. – Капитан сделал паузу. – Нет, подождем, пока прояснится твой статус, – Главный инженер намекал, что ты подходишь для его отдела. У него есть дурацкая идея, что у тебя никогда не будет детей и что он сможет тебя выучить… Он считает, что визит – прекрасный случай обработать тебя. Инженеры!

Торби все понял, даже смысл последнего восклицания. На инженеров смотрели как на слегка чокнутых: считалось, что радиация искусственной звезды, которая давала жизнь «Сизу», изменяет их мозговые ткани. Неизвестно, было ли это правдой, но инженерам позволялось чудовищно нарушать этикет, – «на обиженных богом не сердятся», – так оправдывали их, когда они нарушали правила поведения. Главный инженер огрызался даже на Бабушку.

Но младшие инженеры не допускались на вахту в Энергетический отсек до тех пор, пока не было установлено, что они не могут иметь детей. До этого они следили за вспомогательным оборудованием и несли вахту в учебном Энергетическом отсеке. Маркетеры принимали меры предосторожности против опасных мутаций, потому что они чаще подвергались воздействию радиации, чем жители планет. Явных мутаций среди них заметно не было; что случалось с детьми, родившимися с какими-либо отклонениями, Торби не знал, это было запретной тайной; он знал лишь то, что в Энергетическом отсеке работали пожилые мужчины.