Гражданин Галактики - Хайнлайн Роберт Энсон. Страница 39

Он решил не использовать прежний код, открыл сейф и начал зашифровывать рапорт. Он как раз закончил, когда постучался казначей. Брисби поднял голову:

– Значит, нашли параграф.

– Возможно, капитан. Я поговорил с офицером-администратором.

– Так действуйте.

– Хочу сказать – у нас на борту лишний человек.

– Ну, не говорите мне, что я должен за него платить!

– Совсем нет, капитан. Я живо оформлю на него рацион. Вы можете вечно держать его на борту, и я не замечу. Пока все это не отражено в расходных книгах… Но как долго вы собираетесь его держать? Наверно, больше, чем день-два, иначе вам бы не понадобилась идентификация.

Командир нахмурился:

– Возможно, долгое время. Во-первых, я хочу знать, кто он и откуда. Затем, если нам по пути, я хочу подбросить его туда. Если же нет – что ж, тогда посажу его на попутный корабль Слишком сложно, чтобы объяснить. Платите – но только самое необходимое.

– О'кей. Тогда почему бы не мобилизовать его?

– Что?

– Это бы упростило дело. Брисби нахмурился:

– Понятно. Я мог бы взять его законным образом и устроить пересадку. И это дает вам номер подходящей статьи расходов. Но… предположим, по пути будет Шива-3, – а он у нас еще не оформлен. И нельзя его высадить. Кроме того, я не знаю, хочет ли он в армию.

– Вы можете его спросить. Сколько ему лет?

– Вряд ли он знает. Он бродяжка.

– Тем лучше. Вы припишете его к кораблю. Потом, когда выяснится, куда ему ехать, вы обнаружите ошибку в его возрасте и исправите ее. И получится, что большая часть его пути домой будет оплачена.

Брисби замигал:

– Лейт, а что, все казначеи жулики?

– Только хорошие. Вам это не нравится, сэр?

– Нравится. О'кей, я это устрою. И придержи эту депешу. Мы ее отправим позже.

Казначей смотрел на него с невинным видом:

– О нет, сэр, мы ее совсем не пошлем.

– Как это?

– Нет нужды. Мы его мобилизуем, чтобы закрыть вакансию. Посылаем сведения в Управление Штатов.

Они оформляют все, что полагается – имя, родная планета. Скажем, Геката-1, потому что мы взяли его здесь. К тому времени мы уйдем далеко. Они узнают, что тут он не зарегистрирован, обратятся в Управление Штатов, а те пошлют нам предписание, чтобы мы давали сведения о нашем персонале точнее. Но и только, потому что возможно, что этот наш бродяга вообще нигде не зарегистрирован. Но они захотят убедиться сами, значит, проделают те самые поиски, которые нужны нам, сначала на Тихо, потом повсюду, согласно предписанию. Так они установят личность, и, если только его не разыскивают по обвинению в убийстве, это будет обычная бюрократическая волокита. Или его не смогут идентифицировать и будут решать, зарегистрировать его или дать ему двадцать четыре часа, чтобы убраться из Галактики – семь против двух, что они решат это забыть – только кого-нибудь на борту заставят наблюдать за ним и докладывать о подозрительном поведении. Но главное, что в этом случае Управление Штатов берет на себя все расходы.

– Лейт, вы что, думаете, что Служба Безопасности имеет на этом судне агентов, о которых я не знаю?

– Капитан, а как вы думаете?

– Мм-м… не знаю, но если бы я был Шефом, я бы имел. К чертям собачьим, если я подвожу гражданского отсюда до Границы, об этом тоже отрапортуют, неважно, куда я иду…

– Не удивился бы, сэр.

– Убирайтесь отсюда! Я посмотрю, годится ли этот мальчик. – Он нажал кнопку. – Эдди!

Вместо того, чтобы послать за Торби, Брисби велел врачу осмотреть его, так как не имело смысла говорить о мобилизации, не узнав, годен ли он к военной службе. Майор медицинской службы Штейн в сопровождении капитана медицинской службы Кришнамурти, пришли к Брисби с докладом перед обедом.

– Ну?

– Возражений по состоянию здоровья нет, капитан. Офицер-психолог пусть сам говорит.

– Хорошо. Кстати, сколько ему лет? Доктор Штейн пожал плечами:

– Какова его генетическая картина? Окружение? Какие-нибудь возрастные мутации? Высокая или низкая гравитация на его планете? Метаболический индекс планеты? Ему может быть десять стандартных лет – или тридцать, если судить по внешности. Я могу сделать заключение о приблизительном возрасте, принимая во внимание отсутствие заметной мутации и примерно земное окружение – но это неточное определение, дети ведь не рождаются с табличками о дате рождения, подходящий возраст – не менее четырнадцати стандартных лет, не более двадцати двух.

– А восемнадцать лет – подойдет?

– Именно это я и сказал.

– О'кей, пусть будет чуть меньше – младший персонал.

– На нем есть татуировка, – заговорил доктор Кришнамурти, – которая может дать ключ. Клеймо раба. -

– Что за чушь! – полковник Брисби подумал, что его депеша в Корпус «Икс» оправдана. – А. дата?

– Только освобождения – саргонийская дата, которая подходит к его истории. Клеймо фабричное. Даты нет.

– Плохо. Ладно, теперь, когда его уже осмотрели, я за ним пошлю.

– Полковник?

– А? Да, Криш?

– Я не могу рекомендовать ему армейскую службу.

– Да? Он так же здоров, как и вы,

– Конечно, но это рискованно.

– Почему?

– Сегодня утром я говорил с ним, когда он был в трансе. Полковник, вы когда-нибудь держали собаку?

– Нет. Немного – там, на родине.

– Очень полезные лабораторные животные, повторяют многие человеческие характеристики. Возьмите щенка, обижайте его, бейте, обращайтесь с ним плохо – и он превратится в дикое животное. Обращайтесь с ним, как с братом, ласкайте его, разговаривайте с ним, пусть он спит с вами, учите его – он счастливое существо, ласковое, милое. Возьмите другого из того же помета, ласкайте его по четным дням и пинайте по нечетным. Он так растеряется, что не станет ни тем, ни другим; он не сможет выжить как дикое животное и не поймет, чего ожидают от любимца. Очень скоро он перестанет есть, спать, не сможет контролировать свои функции, он только съеживается от страха и дрожит.

– Гм-м… И вы, психологи, часто делаете такие вещи?

– Я никогда так не поступал. Но в литературе… случай этого парнишки – параллель. Он подвергался множеству травмирующих экспериментов, причем последний был не далее, как вчера. Он растерян и расстроен. Как та собачонка, он в любую минуту может огрызнуться и укусить. Его не следует подвергать новому давлению, нужно, чтобы он прошел курс психотерапии.

– Тьфу!

Офицер-психолог вздрогнул. Полковник Брисби поспешно сказал:

– Извините, доктор. Но я знаю кое-что об этом случае, при всем уважении к вашей квалификации. Последние два года этот парень находился в хорошей среде. – Брисби припомнил прощание, которому он стал невольным свидетелем. – А до того он прошел через руки полковника Ричарда Бэзлима. Слыхали о нем?

– Знаю его репутацию.

– Спорю на мой корабль, Что полковник Бэзлим никогда не стал бы издеваться над мальчиком. О'кей, пусть у парня были скверные времена. Но его также поддержал один из самых порядочных, разумных, самый человечный из всех, кто носил нашу форму. Вы ставите своих собак, я против них – полковника Бэзлима. Ну… вы все еще не советуете мне зачислить его к нам? – Психолог колебался. Брисби повторил: – Ну!

Доктор Кришнамурти медленно произнес:

– Если я запишу особое мнение в протоколе, то стану утверждать, что нет определенных оснований для отказа от мобилизации?

– Это зачем?

– Очевидно, вы хотите этого мальчика зачислить. Но, если с ним произойдет какая-то неприятность – что ж, мое медицинское заключение может дать ему оправдание вместо приговора. У него было достаточно тяжелых стрессов.

Полковник Брисби похлопал его по плечу:

– Вы славный мальчик, Криш! Это все, джентльмены.

Торби плохо провел ночь. Каптенармус поместил его в спальню старшего офицерского состава, и обращались с ним хорошо, но его смущало вежливое недоумение, с которым окружающие смотрели на его праздничную форму «Сизу». До сих пор он гордился тем, как одевались на «Сизу»; теперь он с горечью понял, что эта одежда не везде прилична. Ночью вокруг храпели… незнакомые… фраки, – и ему так захотелось опять очутиться среди Народа, где его знали, понимали, уважали. Койка была жесткой, он ворочался и думал – кто спит теперь на его месте?