Дети Мафусаила. Уолдо. Магия, инк. - Хайнлайн Роберт Энсон. Страница 30
— Похоже, у нас впереди для этого уйма времени. Е2-е4.
— Конь g8-f6.
— Не любите наигранных комбинаций? Ну что ж, мы еще сыграем. Пожалуй, мне следует убедить их лететь на ZD9817, хоть это и вдвое дольше. Надо предупредить Форда, чтобы он начинал разъяснительную работу.
— Да, кстати, я говорил вам о способе снижения скорости? При минусовом ускорении, равном земному, я полагаю, меньше чем за год мы сможем снова выйти на межзвездные скорости.
— Правда? Тогда, может быть, мы снизили скорость точно так же, как и набрали ее, с помощью вашего светового привода.
Либби покачал головой.
— К сожалению, сэр, недостатком светового привода является то, что он не учитывает ваши предыдущие маршрут и скорость. Если в безинерционном полете вы проходите вблизи какой-нибудь звезды, давление ее света отбросит вас от нее подобно пробке, вылетающей из бутылки шампанского. Когда исчезает инерция, тогда же исчезает и ваш импульс ускорения.
— Хорошо, — заключил Кинг, — тогда давайте предположим, что мы будем идти согласно вашему графику. Пока что я не могу с вами спорить. В этой вашей штуковине есть еще несколько вещей, в которых я до конца не разобрался.
— В ней еще довольно много вещей, — вполне серьезно ответил Либби, — в которых я сам — настоящий профан.
Корабль промчался мимо земной орбиты через десять минут после включения Либби своего космического привода.
На всем отрезке пути до орбиты Марса вместе с Лазарусом они обсуждали эзотермические физические аспекты действия прибора. Прошло еще минут пятнадцать.
Орбита Юпитера осталась далеко позади, когда Барстоу созвал организационное собрание. Правда, чтобы разыскать нужных ему людей по всему кораблю, Заккуру понадобилось не меньше часа. Когда же все угомонились, то корабль миновал Сатурн. Земляне все еще дискутировали и не заметили, когда космолет подошел к Урану.
Командиром корабля Форда все же утвердили. В это время они находились возле Нептуна. Кинг стал капитаном. Он быстро подобрал себе команду, рассказал, что к чему. Во время одного из горячих споров об устройстве механизма космонавты и не заметили, что корабль прошел орбиту Плутона. К этому времени космолет в открытом космосе покрыл расстояние в четыре миллиарда миль. Впрочем, с тех пор как Солнце своей энергией придало им чудовищное ускорение, прошло не больше шести часов.
И теперь вокруг космолета существовала только открытая галактика с мириадами солнечных комет и гипотетическими трансплутониевыми планетами. Ближайшие звезды находились на расстоянии нескольких световых лет. «Новый рубеж» устремился к ним в дерзкой попытке превысить скорость света.
Вперед, все дальше и дальше, в пустынные глубины Вселенной, где все линии почти выпрямляются, не искажаясь гравитацией.
День за днем, месяц за месяцем, год за годом они уносились все дальше от родной планеты.
Часть вторая
1
Космолет неуклонно рвался вперед, в бездну пространства, и один световой год походил на другой как две капли воды. За это время Кланы вполне приспособились к жизни в космосе.
«Новый рубеж» имел почти цилиндрическую форму, и если он не набирал ускорения, то вращался вокруг своей оси для создания искусственной гравитации вблизи бортов корабля. Крайние, или «нижние», каюты представляли собой жилые помещения, тогда как внутренние, «верхние», использовались под склады и хранилища. Между каютами размещались магазины, гидропонные фермы и тому подобное. В самом центре, вдоль оси, располагались диспетчерская, конвертер и основной привод.
Конструкция напоминала устройство крупных межпланетных кораблей, используемых в наши дни, за исключением слишком больших размеров космолета. Это был целый город, где хватило бы места для двадцатитысячной колонии, а наличие дополнительного экипажа из десяти тысяч человек позволяло удвоить количество пассажиров при дальних перелетах к Проксиме Центавра. Однако стотысячная масса долгожителей создавала пятикратную нагрузку на все системы жизнеобеспечения корабля.
Чтобы уменьшить ее, долгожители начали погружаться в анабиоз. Переоборудовав некоторые каюты под склады, они освободили для своих новых нужд много места. Спящим долгожителям хватало и одного процента всей площади. Со временем на корабле появилось достаточно помещений для бодрствующих, сменяющих друг друга. Вначале никто добровольно не хотел погружаться в анабиоз — ведь эти люди обостренно воспринимали жизнь, унаследовав уникальные гены: уж слишком явно «охлажденный сон» напоминал сон вечный. И тем не менее большие неудобства, связанные с перенаселением корабля и утомительной монотонностью бесконечного путешествия, заставили многих из них пересмотреть свое мнение и пополнить ряды долгожителей, готовых при первой же возможности погрузиться в холодное забытье.
Те, кто оставался бодрствовать, выполняли необходимую работу: вели корабельное хозяйство, обрабатывали гидропонные поля, ремонтировали оборудование и особенно следили за поддержанием жизнедеятельности уснувших собратьев. Биомеханики разработали целый комплекс эмпирических формул, описывающих физическое состояние ослабленного организма, а также меры предосторожности при различных состояниях: внезапном ускорении, перепадах температур, применении медикаментов, а также возрастном нарушении обмена веществ и так далее. Размещая людей в верхних каютах, можно было свести к минимуму увядание организма, вызываемое ускорением (то есть, воздействием давления тканей организма на самих себя, что могло привести к пролежням). Но уход за спящими должен был осуществляться вручную: их надо было переворачивать, массажировать, проверять уровень сахара в крови, влияние перегрузок на сердечнососудистую систему, брать анализы для того, чтобы доведенный до крайне низкого уровня метаболизм не перешел в физическую смерть. Если не считать десятка коек в корабельной больнице, космолет не был приспособлен к размещению спящих пассажиров; не было здесь и автоматизированного оборудования, так что все это доставляло немало хлопот.
В одном из ресторанчиков, который постоянные посетители называли «Клубом», а те, кто туда практически никогда не ходил, — гораздо менее лестным словом, Элинор Джонсон встретила свою подругу Нэнси Уизерол. Надо сказать, что здесь обычно собиралась довольно бойкая молодежь, и Лазарус был одним из немногих пожилых завсегдатаев: он любил шумное общество и к тому же не считал себя слишком старым.
Элинор тихонько подкралась к подруге сзади и обняла ее:
— Нэнси! Так ты уже снова проснулась! Как я рада видеть тебя!
Нэнси, уворачиваясь от объятий, холодно ответила:
— Привет. Осторожнее, а то разольешь мой кофе.
— Вот это да! Ты что, не рада меня видеть?
— Ну, конечно. Но ты забыла, что если для тебя прошел год, то мне кажется, что я заснула только вчера, и все еще не могу до конца проснуться.
— Так сколько же времени ты уже не спишь?
— Всего пару часов. Как твой ребеночек?
— О, замечательно! — Лицо Элинор просветлело. — Ты бы не узнала моего мальчика — он так вытянулся за этот год. Скоро будет мне по плечо, он с каждым днем все больше похож на своего отца.
Нэнси сменила тему: в кругу друзей Элинор не принято было говорить о ее погибшем муже.
— Так чем ты занималась, пока я лодырничала? Все еще преподаешь в младших классах?
— Да. Впрочем, скорее нет. Я перехожу каждый раз в новую возрастную группу, когда мой Хьюберт подрастает. Сейчас он уже во втором классе.
— Почему бы тебе не заснуть на несколько месяцев и не отдохнуть от всей этой суеты? Если ты и дальше так будешь крутиться, то скоро превратишься в старуху.
— Нет, — сказала Элинор. — Я не могу позволить себе расслабиться до тех пор, пока Хьюберт не станет достаточно взрослым, чтобы обходиться без чужой помощи.
— Да брось ты! У половины женщин-добровольцев малолетние дети, и я их ничуть не осуждаю. Вот, например, для меня все наше путешествие длится только семь месяцев. Я не прочь остаток пути тоже провести вверх ногами.