Дети Мафусаила. Уолдо. Магия, инк. - Хайнлайн Роберт Энсон. Страница 36

Но наибольшая проблема возникла из-за… родовых имен.

У всех джокайра были собственное имя и фамилия. Число родовых имен было ограничено, почти так же, как в Кланах. Фамилия аборигена также указывала на его племя и храм, который он обожествлял.

С этим и пришел Креель Сарлоо к Форду.

— Великий Отец Дивных Братьев, — сказал он, — настало время вам и вашим детям выбрать себе родовое имя.

Так или примерно так прозвучало заявление Крееля Сарлоо в переводе на земной язык.

Форд уже успел привыкнуть к трудностям в общении о джокайра.

— Сарлоо, друг мой и брат, — ответил он, — я слышу твои слова, но не понимаю их. Объясни мне, что ты имеешь в виду.

Сарлоо стал объяснять снова: «О дивный брат, времена года сменяют друг друга, и наступает период созревания. Боги сообщили нам, что вы, Дивные Братья, уже многому научились (?) и теперь должны выбрать себе племя и родовое имя. Я пришел, чтобы обсудить наши приготовления (церемонии?), после которых каждый выберет себе фамилию. Сейчас я говорю от имени Богов. Но я также скажу и от себя лично, что мне доставит огромную радость, если вы, мой брат Форд, выберете храм Креелей».

Форду нелегко было понять, чего от него хочет собеседник.

— Я очень рад слышать о твоем желании, чтобы я носил твою фамилию. Но у моих собратьев уже есть собственные фамилии.

Сарлоо сморщил и без того безобразные губы.

— Их нынешние имена — не более чем простые слова. Теперь же им необходимо получить настоящие фамилии, войти в свой храм и избрать себе божество, которому они будут поклоняться. Дети растут и вырастают, когда-нибудь они перестают быть детьми.

Форд понял, что ему необходимо с кем-то посоветоваться.

— Это нужно сделать прямо сейчас?

— Не сегодня, но в ближайшем будущем. Боги терпеливы.

Слейтон пригласил к себе Заккура Барстоу, Оливера Джонсона, Лазаруса Лонга и Ральфа Шульца и рассказал им о своем разговоре. Джонсон несколько раз прокрутил запись разговора, стараясь вникнуть в смысл сказанного. Он подготовил несколько вариантов перевода, однако не смог прибавить ничего нового по существу дела.

— Похоже, речь идет о том, чтобы обратиться в их веру или же убраться, — заключил Лазарус.

— Да, — согласился Барстоу, — речь наверняка идет об этом. Ну что ж, я думаю, мы можем себе позволить пойти на эксперимент. Лишь немногие из нас имеют столь сильные религиозные предрассудки, чтобы отказаться раз или два поцеловать изваяние их Богов для нашего всеобщего блага.

— Пожалуй, вы правы, — отозвался Форд. — Что касается меня, то мне ничего не стоит добавить «Креель» к моей фамилии и принять участие в их ритуале, если это поможет сохранить наши мирные отношения. — Он нахмурился. — Правда, я не хотел бы, чтоб наша культура стала зависимой от них.

— Можете не беспокоиться, — вмешался Ральф Шульц.

— Что бы мы ни сделали для их удовольствия, для культурной ассимиляции нет никаких оснований; ведь у землян умственная организация гораздо выше, чем у них — да что там даже сравнивать!

— А хорошо бы сравнить, — заметил Лазарус, — и посмотреть, что из этого получится.

— Что вы хотите сказать? — забеспокоился Форд.

— Да ничего особенного. Только я никогда не разделял вашего оптимизма по поводу этой планеты.

Они сошлись на том, чтобы сначала попробовал один человек, а потом подготовились остальные. Лазарус хотел это взять на себя по праву старшинства, Шульц — исходя из профессионального интереса, однако Форд волевым решением назначил себя самого, заявив, что это входит в его обязанности.

Лазарус провел его до ворот храма, где должно было состояться посвящение. Форд снял всю одежду, совсем как джокайра, а Лазарусу было позволено остаться в кильте, поскольку ему не нужно было заходить внутрь. Кстати, многие из колонистов, когда позволяли обстоятельства, ходили нагишом, но Лазарус ни за что бы не решился. Во-первых, это противоречило его привычкам, а во-вторых, бластер на голом бедре выглядел бы, мягко говоря, очень несимпатично.

Креель Сарлоо поприветствовал их и проводил Форда в храм.

— Выше нос, парень! — успел им вслед крикнуть Лазарус.

Закурив сигарету, Лонг остался ждать товарища. Он все время прохаживался взад и вперед, не в состоянии даже присесть на минуту, да и часов у него с собой не было, чтобы определить, как долго длится процедура.

Наконец дверь храма открылась, и из нее повалила толпа аборигенов. Они были крайне возбуждены, и никто из них даже не подошел к Лазарусу. Когда джокайра расступились, сквозь образовавшийся проход стремительно пробежал какой-то человек и помчался вперед сломя голову.

В бегущей фигуре Лазарус узнал Форда. Тот даже не остановился в том месте, где ждал его Лонг, а пулей пролетел мимо. Споткнувшись о камень, Форд упал, и Лазарус поспешил ему на помощь.

Он даже не пытался подняться, а лежал, распластавшись, уткнувшись лицом вниз, и только его плечи судорожно подергивались от рыданий. Лонг наклонился и стал поднимать друга.

— Слейтон, — произнес он, — что случилось? Что они сделали с тобой?

Форд повернулся к нему, и Лазарус увидел искаженное страхом лицо товарища. Слейтон, по-видимому, узнал Лазаруса и постарался взять себя в руки, но по-прежнему был не в состоянии произнести ни единого слова. Он бросился к Лонгу, обхватил его за шею и зарыдал еще сильнее, чем прежде.

Лазарус вырвался из объятий и с силой встряхнул Форда, ударив его несколько раз по щекам.

— Ну, давай, дружище! Скажи, что они сделали с тобой?

Форд перестал рыдать, хотя по-прежнему дрожал. Он так и не смог ничего произнести, только смотрел невидящим взглядом куда-то вдаль. Весь побледнев, чего с ним не случалось, Лазарус судорожно потянулся к бластеру и с силой нажал на курок. В нескольких шагах от него Сарлоо остановился, но не из страха перед оружием, которое он никогда не видел, а потому, что испытал чувство, которое земляне назвали бы презрением.

— Это все ты! — Всердцах крикнул Лазарус. — Что ты с ним сделал? — Он остановился и перевел дух, сообразив, что Сарлоо не знает земного языка. — Что случилось с моим братом Фордом?

— Забирайте его, — сказал Сарлоо, презрительно поджав свои безобразные губы. — Плохо. Очень плохо.

— Вот только не тебе об этом судить! — бросил Лазарус, даже не подумав переводить это на их дурацкий язык.

3

Оперативная группа собралась в том же составе, за исключением председательствующего. Лазарус рассказал о происшедшем, а Шульц доложил о состоянии здоровья Форда.

— Врачи не нашли у него никаких отклонений. Единственное, что можно утверждать наверняка — Администратор находится сейчас в крайне тяжелом психическом состоянии. Мы не можем пока наладить с ним контакт.

— А он вообще сможет заговорить? — забеспокоился Барстоу.

— Пока он может произносить одно-два слова, попросить воды или еще чего-нибудь. Любые попытки выяснить причину его беспокойства моментально доводят его до крайней истерии.

— Вы уже поставили диагноз?

— Если отбросить в сторону профессиональные термины, я бы просто сказал, что Слейтону пришлось испытать смертельный испуг. Правда, я и раньше видел проявления синдрома страха, но ни с чем подобным все-таки не сталкивался.

— А мне как-то пришлось столкнуться, — неожиданно сказал Лазарус.

— Правда? А как это было?

— Однажды, — продолжал Лазарус, — лет двести назад, когда я был еще совсем мальчишкой, я поймал взрослого койота и засунул его в клетку; мне казалось, что я могу его выдрессировать и сделать из него охотничьего пса. Конечно, у меня ничего не получилось.

На несколько секунд воцарилась напряженная тишина. Наконец отозвался Шульц:

— Я что-то не совсем понял, о чем вы говорите. При чем тут ваш койот?

— Пока что это всего лишь моя догадка, — медленно ответил Лазарус. — Слейтон единственный, кто знает всю правду, но он не может говорить. Вот что я думаю: мы с самого начала должны были понять, что с этими джокайра не все в порядке. Мы жестоко ошиблись, когда решили, что это — люди на том лишь основании, что они чем-то похожи на нас, что их образ жизни напоминает наш. На самом деле это всего лишь домашние животные! — Он остановил их возражения решительным жестом. — Не спешите спорить! На этой планете есть-таки люди. Настоящие люди. Они живут в храмах, и джокайра называют их Богами. Ничего себе Боги!