Дорога доблести - Хайнлайн Роберт Энсон. Страница 33
Я стоял, сгорая от стыда, а Дораль не сводил с меня глаз, время от времени издавая свист или сопение, означавшие, по всей видимости, одобрение. Стар закончила рассказ обычным - "Так все это и было", а Дораль шумно втянул воздух и попросил:
– Нельзя ли повторить ту часть, где говорилось про Игли?
Стар согласилась и продекламировала все снова, пользуясь другими оборотами и уснащая повествование новыми деталями. Дораль, то хмурясь, то кивая головой в знак внимания, жадно слушал.
– Героическое решение, - произнес он. - Значит, он еще и математик? Где же он учился?
– Он прирожденный гений, Джок!
– Получается так! - Он подошел ко мне, посмотрел прямо в глаза, положил руки мне на плечи. - Герой, победивший Игли, достоин любого жилья. Не окажет ли он честь моему дому, приняв гостеприимство кровли… и стола… и постели?
Он говорил очень серьезно, упорно глядя мне в глаза. У меня не было возможности перекинуться взглядом со Стар, не говоря уже про Руфо, чтобы получить указания. А они мне были необходимы. Человек, который самодовольно толкует, что хорошие манеры всюду одинаковы, что люди - везде люди, явно никогда не отъезжал от своего захолустья дальше нескольких километров. Я не могу похвалиться мудростью, но достаточно поболтался по свету, чтобы постичь эту простую истину. То, что, происходило, имело официальный характер, даже, можно сказать, протокольный и требовало такого же официального ответа.
Я постарался быть на уровне. Положил свои руки ему на плечи и серьезно ответил:
– Я благодарю вас за эту честь, далеко превосходящую мои заслуги, сэр.
– Но ты принимаешь ее? - настаивал он с тревогой в голосе.
– Принимаю от всего сердца (сердце - довольно близко по смыслу, я еще плохо владел здешним языком).
Он перевел дух с явным облегчением.
– Дивно! - схватил меня в свои медвежьи объятия, расцеловал в обе щеки и только быстрое и решительное движение головой спасло меня от лобзания в уста.
Затем Дораль вытянулся во весь рост и завопил:
– Вина! Пива! Шнапса! Где тот несчастный вахлак, которому надо задать трепку! Я сдеру с него шкуру ржавыми щипцами! Кресла сюда подать! Обслужить Героя! Куда все запропастились!!!
Последнее заявление не соответствовало действительности: пока Стар занималась декламацией о том, какой я есть развеликий герой, на веранде уже собрались человек двадцать-пятьдесят, которые, толкаясь и проталкиваясь, старались меня получше рассмотреть. Среди них, вероятно, находились и слуги, ибо тут же в одной руке у меня появилась кружка эля, а в другой четырехунциевый стакан с огненной водой 100( крепости, причем все это еще до того, как хозяин кончил орать. Джоко осушил свой стакан одним глотком, я последовал его примеру, после чего рухнул на стул, подставленный мне кем-то. Во рту у меня горел пожар, а черепушка, казалось, взорвалась, так что оставалось лишь надеяться, что пиво загасит этот пожар.
Какие-то люди буквально заваливали меня кусками сыра, холодного мяса, маринадами, непонятными закусками и заедками, впрочем, очень вкусными, не дожидаясь, пока я их возьму, а просто засовывая их мне в рот, когда я открывал его, чтобы произнести "Gesundheit"‹Ваше здоровье! (нем.)›. Я поглощал все это по мере появления, и скоро закуски притушили фосфорную кислоту, что я выпил вначале.
Тут Дораль начал представлять мне членов своей семьи. Было бы лучше, если бы на них имелись какие-нибудь опознавательные знаки, так как я никак не мог разнести их по табели о рангах. Одежда тут не помогала, так как сквайры одевались так же, как батраки, а вторая горничная могла (а часто так и делала) навесить на себя целый груз золотых украшений и напялить вечерний туалет. Да и представляли их мне без соблюдения этих самых рангов.
Хорошо хоть вовремя усек, кто тут хозяйка дома - жена Джоко, вернее, его старшая жена. Это была очень видная зрелая женщина, брюнетка с несколькими лишними фунтами веса, однако весьма завлекательно распределенными по фигуре. Одета она была так же просто, как и сам Джоко, но, к счастью, я заметил, что она подходила здороваться со Стар и обе обнялись как старые добрые подруги. Поэтому я навострил уши, когда через несколько минут ее представили мне как Дораль (со специальной приставкой, которую носил и Джоко, только женского рода).
Я тут же вскочил с кресла, взял ее за руку, склонился над ней и поцеловал. Это в малой степени походило на невианские обычаи, но вызвало клики восторга, а миссис Дораль покраснела и приосанилась, тогда как Джоко гордо ухмыльнулся.
Встал я только перед ней. Мужчины и мальчики шаркали мне ножкой, женщины от шести до шестидесяти лет низко приседали, но не так, как это делается у нас, а по обычаю Невии. Больше всего это напоминало па из твиста. Сначала балансируют на одной ноге, как можно сильнее отклоняя назад туловище, потом - на другой, так же сильно наклоняясь вперед и при этом вибрируя всем телом. Выраженные в словах, эти движения не кажутся грациозными, но в действительности они именно таковы, а в семье Доралей благодаря им не было случаев артрита или повреждения позвоночных дисков.
Джоко не затруднял себя произнесением имен. Женщины все представлялись мне как "лапочки", "красотки" и "очаровашки", а мужчины, даже те, что были старше Джоко по возрасту - как "сыночки". Вполне возможно, что многие действительно были его детьми. В семейных и общественных отношениях Невии я так и не разобрался. На первый взгляд, это было что-то вроде феодализма, но кем была эта толпа - рабами, крепостными или членами одной огромной семьи не знаю. И то, и другое, полагаю. Титулы тоже ничего не проясняли. Единственный титул, который был у Джоко и выделял его из прочих, была приставка "сам" - Сам Дораль, что отличало его от двух сотен просто Доралей. В своих воспоминаниях я направо и налево бросаюсь титулом "милорд", поскольку Стар и Руфо пользовались им в своей английской речи, но в общем-то это была просто вежливая форма обращения, отдаленно сходная с невианской. "Freiherr"‹Барон, в дословном переводе - свободный человек (нем.)› вовсе не эквивалентно "свободному человеку", а "месье" - "милорду", такие понятия точно не переводятся. Стар украшала свою речь "милордами" только потому, что она была хорошо воспитана и физически не могла сказать "Эй, ты, Мак!" даже своим близким друзьям (между прочим, одно из самых ласкательных имен на невианском языке принесло бы вам в Нью-Йорке хорошую зуботычину).