Дорога доблести - Хайнлайн Роберт Энсон. Страница 39
– Я что странного было в поведении собаки той ночью?
– Да то же самое, что в моем - в прошлую ночь. Шум разбудил нас, и мы успели убежать через крышу - свободными, но без единого цента из денег, заработанных тяжелым шестимесячным трудом… Да еще с ободранными коленками… Но эта пирожница… Вы видели ее, милорд… русые волосы, голубые глаза, и все прочее, удивительно напоминающее Софи Лорен.
– Смутно что-то вспоминается…
– Значит, вы ее не видели, ничего смутного в отношении Налии быть не может. В общем, я собрался вести прошлой ночью безгрешную жизнь, зная, что сегодня нам предстоит кровавый бой. Вы же помните:
Настала ночь - гони свет прочь,
Пришел рассвет - вставай, мой свет…
как сказал классик, но с Налией я кое-чего не учел. Именно поэтому я не выспался и остался без завтрака, а вечером могу оказаться лежащим в луже собственной крови и все это в значительной степени по вине Налии.
– Ничего, я побрею твой труп, Руфо, обещаю тебе это. - Мы проехали мимо пограничного столба с соседним графством, но Стар не замедлила бега своей "лошади". - Между прочим, а где ты научился похоронному делу?
– Что?! А! Очень далеко отсюда. А вот за вершиной того холма, за теми деревьями стоит домик, где мы и позавтракаем. Чудесные люди!
– Отменно! - Мысль о завтраке была светлым пятном на темном фоне моих сожалений о бойскаутском поведении прошлой ночью. - Руфо, ты все перепутал, говоря о странном поведении собаки ночью.
– Милорд?
– Собака ничего не делала ночью, вот в чем странность.
– Ну, пожалуй, она действительно не издала ни одного звука, - с сомнением сказал Руфо.
– Разные собаки в разных местах. Извини. Я-то хотел сказать вот что: забавная штука произошла со мной, когда я отправился вчера спать… Вот уж я действительно вел безгрешную жизнь.
– В самом деле, милорд?
– На деле, но не в мыслях. - Мне было необходимо с кем-нибудь поделиться, а Руфо был как раз таким проходимцем, которому можно было довериться. И я изложил ему историю Трех Обнаженных.
– Ну не мог же я рисковать! - заключил я. - С божьей помощью рискнул бы, если бы только эту девчонку уложили в ее собственную постель - одну, и в тот час, как это полагается детям. Во всяком случае, думаю, рискнул бы, невзирая даже на дробовики и прыганье из окон. Скажи мне, Руфо, почему самые прелестные девицы имеют или отцов, или мужей? Говорю тебе - вот так они стояли: Большая обнаженная, Средняя обнаженная и Совсем маленькая обнаженная так близко, что можно было коснуться их, и все готовые с радостью согреть мою постель, а я… ничего, ну совсем ничего… Ну, смейся же! Я заслуживаю этого.
Он не смеялся. Я посмотрел на него - лицо его выражало глубокое смятение.
– Милорд! Оскар, мой старый товарищ! Скажите, что это неправда!!!
– Это правда, - ответил я раздраженно. - И я тут же пожалел обо всем, но было уже поздно. А ты еще жалуешься на свою ночь!
– О, Боже! - Руфо перевел своего скакуна на большую скорость и умчался.
Арс Лонга бросила на меня через плечо вопросительный взгляд и продолжала идти прежним аллюром.
Руфо поравнялся со Стар. Они остановились, чуть не доехав до дома, где нас ждал ланч, и ждали, когда я к ним присоединюсь. Лицо Стар было непроницаемо. Руфо же выглядел очень смущенным.
Стар приказала:
– Руфо, иди и попроси приготовить нам завтрак. Потом принесешь его сюда. Я хочу поговорить с милордом наедине.
– Слушаюсь, миледи! - Он исчез почти мгновенно.
Тем же невыразительным тоном Стар спросила меня:
– Милорд Герой, это правда? То, что доложил мне ваш слуга?
– Я не знаю, что он вам доложил.
– Относительно вашей неспособности… вашей мнимой неспособности… прошлой ночью.
– Не понимаю, что вы имеете в виду, говоря о неспособности. Если вы хотите знать, что я делал после банкета, то я спал один. Точка.
Она перевела дух, но выражение ее лица осталось неизменным.
– Я хотела услышать это из твоих уст. Чтобы не быть несправедливой. И тут лицо ее выразило такое бешенство, какого я никогда не видел. Низким, почти бесцветным голосом она начала меня разделывать под орех. - Ах ты, Герой! Жалкий безмозглый олух! Невежа, путаник, нескладеха, толстолобый идиот!
– Замолчи!
– Нет, это ты замолчи, я с тобой еще не покончила! Ты оскорбил трех ни в чем неповинных женщин! Ты унизил верного старого друга!
– Заткнись!!!
Мой голос раскатился громом. Я гремел, не давая ей опомниться:
– Никогда не смей со мной так разговаривать, Стар. Никогда!
– Но…
– Попридержи-ка язык, уж больно ты его распустила! Ты не имеешь права так говорить со мной! И ни одни баба в мире такого права никогда не получит! Ты будешь всегда - запомни - всегда обращаться ко мне вежливо и почтительно! Еще одно грубое слово и я выдеру тебя так, что слезами изойдешь!
– Только посмей!
– А ну, убери руку с эфеса или я отберу у тебя шпагу, спущу штаны и тут же на дороге отлуплю тебя твоей же шпажонкой. До тех пор, пока твой зад не станет алым и ты не начнешь просить прощения. Стар, я не дерусь с женщинами, но гадких детей наказываю. С дамами я обращаюсь как с дамами, с испорченным отродьем - как с испорченным отродьем. Стар, ты можешь быть королевой Великобритании или императрицей Галактики в одном лице, но еще одно дерзкое слово - и я стащу с тебя штанишки и уж недельку тебе придется полежать на животе. Поняла?
– Я поняла, милорд, - тихонько ответила Стар.
– А кроме того, я увольняюсь с должности Героя. Я не собираюсь вторично выслушивать такие речи и не желаю работать на человека, который хотя бы раз обошелся со мной подобным образом. - Я вздохнул, поняв, что снова потерял свои капральские нашивки. Но я всегда чувствовал себя без них свободнее и проще.
– Да, милорд. - Я еле разбирал ее слова. Мне показалось, что мы с ней снова там - в Ницце. Но меня это не тронуло.
– Хорошо, тогда больше не о чем говорить.
– Да, милорд. - Она тихо добавила: - Но можно мне объяснить, почему я так говорила?
– Нет.
– Хорошо, милорд.
Наступило долгое молчание, длившееся вплоть до возвращения Руфо. Он остановился, не подходя к нам, чтобы не слышать, о чем мы говорим. Я жестом велел ему подойти.