Дорога Славы (сборник) - Хайнлайн Роберт Энсон. Страница 23

Если бы на мою долю пришлась только одна, я, возможно, опоздал бы к завтраку. А так они как бы надзирали друг над другом, хотя, думается мне, и не намеренно. Я похлопал рыженькую пониже спины, когда вторая отвернулась, и достиг, как мне показалось, взаимопонимания насчет встречи попозже.

Что ж, когда тебе массируют спину, это тоже неплохо. Постриженный, пошампуненный, почищенный, побритый, помытый, с запахом, как у воинственной розы, облаченный в наряды, изысканнее которых не было с тех времен, как Сесил Б. де Милль [50] переписал Библию, я был доставлен ими в банкетный зал вовремя.

Однако парадное платье проконсула, надетое на мне, оказалось б/у в сравнении с обмундированием Стар. Она в этот день потеряла все свои дивные одежды, но наша хозяйка сумела кое-что откопать.

Во-первых, платье, которое укрывало Стар от подбородка до щиколоток, было как листовое стекло. Оно казалось голубой дымкой, оно окутывало ее и волнами опадало позади. Под ним было “нижнее белье”. Она представлялась взгляду укутанной в сплетенный плющ, плющ этот был золотистым, оттененным сапфирами. Он огибал ее красивый живот, делился на ветви и заключал в чаши ее груди; закрыто было столько же, сколько в минимальных размеров бикини, но впечатление было ошеломляющее и намного более эффектное.

На ногах у нее были сандалии из чего-то прозрачного и пружинистого, изогнутые в виде буквы S. Ничто, казалось, не держало их на ногах, ни ремешков, ни застежек; ее чудесные ноги босиком покоились на подставках. От этого казалось, будто она стоит на цыпочках дюймах в 4 от пола.

Ее пышная грива светлых волос была собрана в сооружение, столь же сложное, как полностью оснащенный корабль, и убрана сапфирами. Там и сям по ее телу было рассеяно еще одно или два состояния в сапфирах; не буду вдаваться в подробности.

Она засекла меня как раз, когда я сумел ее увидеть. Лицо ее осветилось изнутри, и она обратилась ко мне по-английски:

— Мой Герой, вы ПРЕКРАСНЫ!

Я сказал:

— Э… — Потом добавил: — Вы тоже не теряли зря времени. Я сижу с вами? Мне потребуется помощь.

— Нет-нет! Вы сидите с джентльменами, я сижу с леди. У вас не будет хлопот.

Это неплохой способ устраивать банкеты. У каждого из нас были отдельные низкие столики, мужчины сидели в ряд лицом к женщинам на расстоянии футов 15-ти. Не нужно было занимать пустой болтовней дам, а посмотреть стоило на них на всех. Леди Дорал находилась напротив меня и соперничала со Стар в борьбе за Золотое Яблоко. Костюм ее в некоторых местах был непрозрачен, но в местах, не совсем обычных. Основную его часть составляли бриллианты. Я считаю, что это были бриллианты; не думаю, что подделки бывают такими большими.

Сидело около двадцати человек; раза в два или три больше прислуживало, развлекалось или толкалось вокруг. Три девушки не занимались ничем иным, кроме наблюдения за тем, чтобы я не голодал и не умирал от жажды — мне не пришлось учиться пользоваться их столовыми приборами; я их не коснулся. Девушки сидели на камнях подле меня; я сидел на большой подушке. Ближе к вечеру Джоко растянулся на спине, положив голову кому-то на колени, чтобы его прислуга могла класть ему пищу в рот или подносить чашку к губам.

У Джоко, как и у меня, было три служанки; у Стар и м-с Джоко по две; остальные перебивались, как могли, с одной. Эти вот прислуживающие девы и объясняют, почему я не мог четко различить игроков без списка команд. Хозяйка моя и моя Принцесса одеты были просто глаз не оторвать, это точно. Но вот одна из моей прислуги, достойный претендент на роль Мисс Невии, лет около 16, была одета только в драгоценности, зато их было столько, что она казалась одетой “скромнее”, чем Стар или Дорал Летва, Госпожа Дорал.

И действовали они не совсем как слуги, исключая их вдохновенную решимость добиться того, чтобы я окосел и объелся. Они щебетали между собой на подростковом жаргоне и отпускали шуточки насчет моих мускулов и всего прочего, как будто меня и не было рядом. Очевидно от Героев не ждут разговоров, ибо каждый раз, как я открывал рот, в него тут же что-нибудь влетало.

В промежутке между столами без остановок что-нибудь да происходило — танцоры, фокусники, декламаторы. Вокруг шныряли Детишки, хватая кусочки с блюд, прежде чем те доходили до столов. Прямо передо мной уселась на пол некая куколка лет трех, вся из больших глаз и открытого рта, и уставилась на меня, предоставив танцорам право обходить ее, как сумеют. Я попытался заманить ее к себе, но она только глазела на меня и играла пальцами ног.

Среди столов прошлась, напевая и подыгрывая себе, дева с цимбалами. То есть, может быть, это были цимбалы, и она вполне бы могла быть девой.

Где-то часа через два после начала пира Джоко встал, рыкнул на всех, чтобы замолчали, громко отрыгнул, стряхнул с себя служанок, старавшихся не дать ему упасть, и начал читать стихи.

Те же слова, другая мелодия — он рассказывал о моих подвигах. Я бы подумал, что он слишком пьян, чтобы прочитать хотя бы лимерик, а он говорил и говорил безостановочно, в полном согласии со сложными внутренними рифмами и журчащими аллитерациями — изумительный пример риторической виртуозности.

Он держался схемы рассказа Стар, но приукрашивал его. Я слушал с растущим восхищением, восторгаясь одновременно им как поэтом и старым добрым “Шрамом” Гордоном, армией из одного человека. Я решил, что я, должно быть, чертовски отважный герой, так что когда он сел, я встал.

Девушкам моим удалось больше напоить меня, чем накормить. Большая часть пищи была мне незнакома, и обычно она была вкусной. Но тут как-то принесли холодную закуску, небольших лягушкоподобных животных во льду, приготовленных целиком. Их надо было макать в соус и есть, раскусывая пополам.

Девчонка в драгоценностях схватила одного, окунула и поднесла мне ко рту, чтобы я кусал. И тут он очнулся.

Этот малыш — назовем его Элмер — Элмер повел глазами и ПОСМОТРЕЛ на меня как раз, когда я собирался раскусить его.

У меня резко пропало желание есть и отдернулась назад голова.

Мисс Ювелирный магазин от души рассмеялась, снова макнула его в соус и показала мне, как это делается. Был Элмер — и нет…

Я довольно долго ничего не ел, а выпил больше чем лишку. Каждый раз, как мне предлагали съесть что-нибудь, мне представлялись исчезающие ноги Элмера, я проглатывал комок в горле и выпивал еще.

Вот почему я и встал.

Стоило мне встать, как воцарилась гробовая тишина. Музыка смолкла, так как музыканты выжидали начала моего рассказа, чтобы подстроиться под него в качестве фона.

До меня внезапно дошло, что мне нечего сказать.

Абсолютно нечего. Ни единой молитвы, которую я мог бы экспромтом выдать как благодарственное стихотворение, изящный комплимент своему хозяину — на невианском. Черт возьми, я бы этого и на английском не смог.

Глаза Стар смотрели на меня. Она выражала собой спокойную уверенность.

Это все и решило. Я не рискнул говорить на невианском; я не смог вспомнить даже, как узнать дорогу в мужской туалет. Так что я выдал им из обоих стволов по-английски “Конго” Вэчея Линдсея.

Столько, сколько смог вспомнить, страницы примерно четыре. До что до них я донес, так это его заразительный ритм и рифмический рисунок; я повторялся, изворачивался, как мог, в провалах изо всех сил налегал на “барабаня по столу и ошалев от дум! Бум! Бум! Бум-лэй бум!” Оркестр быстро уловил дух, и от нас задребезжали тарелки.

Аплодисменты были невероятные, а мисс Тиффани [51] схватила меня за щиколотку и поцеловала ее.

Поэтому я выдал им на десерт “Колокола” м-ра Э.А.По. Джоко поцеловал меня в левый глаз и разрыдался на моем плече.

А потом встала Стар и объяснила, с ритмом и рифмой, что в моей стране, на моем языке, среди моего народа — поголовно воинов и художников — я столь же знаменит в качестве поэта, как и героя (что, в общем-то, было верно, ноль равен нулю), и что я оказал им честь, сочинив величайшее свое произведение в перлах родного своего языка, поблагодарив, как подобает, Доральца и дом Доральца за гостеприимное предоставление крыши, стола и постели, и что она, со временем, постарается из своих слабых сил переложить мою музыку на их язык.