Дорога Славы (сборник) - Хайнлайн Роберт Энсон. Страница 31

— Так что, если мы избавимся от одежды, то избавимся и от проституции?

— Господи, да нет! Вы все поняли навыворот. Не знаю, сумеет ли Земля каким угодно способом вообще избавиться от проституции; она играет у вас слишком большую роль во всей.

— Стар, ты запуталась в сведениях. В Америке почти не осталось проституции.

Ее лицо выразило изумление.

— В самом деле? Но… Разве “алименты” не американское слово? И “золотоискателвница”? И “выезд на природу”?

— Да, но проституция уже практически вымерла. Черт, да я не знаю, как найти публичный дом даже в гарнизонном городке. Я не говорю, конечно, что в конце концов не окажешься под кустиком. Но это не — на коммерческой основе. Стар, даже имея дело с американской девушкой, о которой широко известно, что она легкого поведения, если предложить ей пять монет или двадцать, то десять против одного, что она ответит пощечиной.

— Так как же это делается?

— К ней нужно подкатиться. Приглашаешь ее пообедать, может, посмотреть спектакль. Покупаешь ей цветы, девушки падки на цветы. Потом вежливо подходишь к главной теме.

— Оскар, а разве этот обед и спектакль, и, вероятно, цветы., не стоят больше, чем пять долларов? Или даже двадцать? Я так поняла, что в Америке цены так же высоки, как и во Франции.

— Ну, в общем да, но нельзя же просто приподнять шляпу и ожидать, что девушка тут же бросится на шею. Скажем, скряга…

— Не будем об этом. Я пыталась продемонстрировать, что обычаи могут резко отличаться в разных мирах. И все.

— Это верно. Даже на. Земле. Но…

— Потерпите, милорд. Я не собираюсь оспаривать достоинства американских женщин и заниматься критикой. Если бы я воспитывалась в Америке, думаю, я бы хотела получить по меньшей мере изумрудный браслет, а не обед и спектакль. Но я подводила разговор к теме “законов природы”. Разве неизменность законов природы не бездоказательное утверждение? Даже на Земле?

— Как тебе сказать — ты не совсем верно поставила вопрос. Вероятно, это бездоказательная теория. Но еще не было ни одного случая, в котором бы она не оправдала себя.

— Никаких черных лебедей? А не могло бы быть так, что наблюдатель, увидевший исключение, предпочел не поверить собственным глазам? Точно так же, как вы не хотите поверить, что Игли съел самого себя, хотя вы сами, мой Герой, его заставили? Ну да ладно, оставим Сократа его Ксантиппе. Закон природы может быть неизменен в целой Вселенной. По-видимому, так и бывает в жестко замкнутых Вселенных. Но несомненно, что от Вселенной к Вселенной законы природы меняются, и поверить в это вы ДОЛЖНЫ, милорд, иначе ни один из нас долго не протянет!

— Я об этом думал. Черт возьми, так КУДА же иначе делся Игли?

— Очень необычно…

— Не более необычно, чем приспосабливаться к языкам и обычаям при перемене стран. Надо только к этому привыкнуть. Сколько на Земле химических элементов?

— М-м, девяносто два и еще куча последышей. Сто шесть или сто семь.

— Здесь практически то же самое. Однако химик с Земли испытал бы здесь немало потрясений. Элементы не совсем похожи на ваши, и ведут они себя не совсем так. Водородные бомбы, например, тут же сработают, и динамит не взорвется.

Я резко сказал:

— Ну-ка, погоди! Ты что, говоришь мне, что здесь не такие же электроны и патроны, если уж брать самые основы?

Она пожала плечами.

— Может, так, может, и нет. Что такое электрон, как не математическое понятие? Вы что, попробовали его на зуб? Или соли насыпали на хвост волно-частицы? Какое это имеет значение?

— Чертовски важное. Человек может точно так же умереть из-за недостатка микроэлементов, как и из-за недостатка хлеба.

— Верно. Когда мы посещаем некоторые Вселенные, мы, люди, должны иметь с собой пищу, хотя бы только для того, чтобы пересесть на другой поезд. Но здесь, в любой Вселенной и на любой из бесчисленных планет, где мы, люди, живем, можно не волноваться: местная пища будет вполне приемлемой. Конечно, если бы вы прожили здесь много лет, потом вернулись на Землю и вскоре умерли, и посмертное вскрытие было бы сделано с самым тщательным микроанализом, анатом мог бы не поверить в свои результаты. Но желудку вашему было бы все равно.

Я поразмыслил об этом; желудок мой набит отличной пищей, воздух вокруг меня свеж и приятен — уж точно моему телу было до лампочки, существует ли разница, о которой говорила Стар.

Потом мне на ум пришла та сторона жизни, в которой маленькие несоответствия в конце концов приводят к большим, трагедиям. Я спросил Стар об этом.

Она напустила на себя невинно-вкрадчивый вид.

— Вы об этом беспокоитесь, милорд? Вы давно перестанете существовать, прежде чем это будет иметь какое-нибудь значение для Доральца. Я думала, что вашей целью в течение трех дней было просто помочь мне в выполнении моей задачи. Как я понимаю, вы не без удовольствия от своей работы четко уловили дух момента.

— Дьявольщина, кончай водить меня за нос! Я делал это, чтобы помочь тебе. Но не может же человек не задаваться вопросом.

Она хлопнула меня по коленке и рассмеялась.

— Милый мой! Перестаньте терзать себя; человеческие расы всех Вселенных могут давать совместное потомство. Некоторые союзы редко дают плоды, некоторые остаются стерильны. Но ваш случай не таков. Ваши корни будут здесь, даже если вы никогда сюда не вернетесь. Вы не стерильны; это было едва ли не основное из того, что я проверила, когда обследовала ваше прекрасное тело в Ницце. Никогда нельзя быть уверенным, как выпадут кости, но я считаю, что Доралец не будет разочарован.

Она наклонилась ко мне.

— Не дадите ли вы своему доктору более точные сведения, чем то, о чем пел Джоко? Я могла бы предложить статистическую вероятность. Или даже Видение.

— Нет, не дам! Во все-то ты нос сунешь.

— Длинный у меня нос, правда? Как вам угодно, милорд. В менее личностном ключе факт рождения потомства у людей разных Вселенных — и у некоторых животных, таких, как собаки и кошки, — представляет интереснейший вопрос. Не подлежит сомнению одно: род человеческий процветает только во Вселенных с химическим составом, где элементы, составляющие дезоксирибонуклеиновые кислоты, различаются совершенно незначительно. Что до всего остального, то у каждого ученого есть своя теория. Некоторые придерживаются теологического объяснения, утверждая, что Человек по всем основным направлениям развивается одинаково в любой Вселенной, где он может выжить, в соответствии с Божественной Идеей или вследствие слепой необходимости, в зависимости от того, верит ученый в свою религию открыто или разбавляет ее газировкой. Другие считают, что мы развивались лишь однажды — или, все может быть, были созданы — и просочились в другие Вселенные. Потом спорят о том, какая Вселенная была домом расы.

— Какой же может быть спор? — возразил я. — На Земле есть ископаемые свидетельства о ходе эволюции человека. На других планетах она или есть, или нет, и этим все должно решаться.

— Вы уверены, милорд? Я думала, что на Земле в генеалогическом древе человека так же много пунктирных линий, как незаконных детей в династиях европейских королей.

Я промолчал. Ведь я прочитал всего лишь несколько популярных книжек. Может, она и была права: народ, который не мог решить вопросы устройства мира после войны всего лишь двадцатилетней давности, по всей вероятности, не мог знать, что Элли Уп сделал с горничной второго этажа миллион лет назад. Ведь все свидетельства состоят лишь из разрозненных костей. Разве не бывало мистификаций? Пилтдаунский Человек или что-то в этом роде?

Стар продолжала:

— Какой бы ни была правда, между мирами действительно существует связь. На вашей собственной планете число исчезнувших достигает сотен тысяч. Не все же они скрываются от воинской повинности или от жен; посмотри дела любого полицейского участка. Одно из обычных мест исчезновения людей — это поле боя. Давление становится чрезмерным, и человек проскальзывает в дыру, о существовании которой он не предполагал. Он оказывается “пропавшим без вести”. Иногда — не часто — видят, как человек исчезает. Один из ваших американских писателей, Бирс или Пирс, заинтересовался и стал собирать, сведения о таких случаях. Он собрал столько, что исчез сам. [61] Ваша Земля испытывает и обратную утечку: это “Каспары Хаузеры”, люди ниоткуда, не говорящие ни на одном известном языке и не способные никак объяснить свое появление.