Дорога Славы (сборник) - Хайнлайн Роберт Энсон. Страница 39

Она уплыла в ночь, и мы за нею следом.

Не знаю, как удержаться, чтоб не назвать это волшебством, как не вижу способа встроить пояс типа “Бак Роджерс” в эластичную подвязку. Ну, если вам угодно, Стар загипнотизировала нас, потом пустила в ход свои “пси”-способности и телепортировала нас на восемь с половиной миль. “Пси” подходит больше, чем “волшебство”; односложные слова сильнее многосложных — смотри речь Уинстона Черчилля. Я оба эти слова понимаю не больше, чем могу объяснить, почему я никогда не теряюсь. Мне просто кажется нелепым, что остальные теряются.

Когда я летаю во сне, я пользуюсь двумя способами: первый это лебединый полет, и тут я парю и взмываю и вообще валяю дурака; второй — сижу по-турецки, как Маленький Хромой Принц, перемещаясь только силой собственной личности.

На этот раз мы летели именно вторым способом, как на планере без планера. Стояла отличная ночь для полета (на Невии все ночи хороши; дожди идут только перед рассветом в сезон дождей, как я слышал), и большая из лун заливала серебром землю под нами. Леса разошлись и превратились в купы деревьев; тот лес, к которому мы направлялись, издалека казался черным, намного выше и не в пример более впечатляющим, чем симпатичные лесочки позади нас. Слева вдалеке едва угадывались поля Лердки.

Мы пробыли в воздухе около двух минут, как вдруг Руфо сказал: “Извините!” и отвернулся. Желудок у него слабым не назовешь; на нас не попало ни капли. Все вылетело дугой, как из фонтана. Это было единственным происшествием за весь прекрасный полет.

За секунду перед тем как достичь высоких деревьев, Стар отрывисто сказала:

— Амех!

Мы зависли, как вертолет, и опустились точнехонько вниз на три зада. Стрела покоилась на земле перед нами, снова лишенная жизни. Руфо вернул ее в колчан.

— Как ты себя чувствуешь? — спросил я. — И как там нога?

Он сглотнул.

— Нога в порядке. Земля ходуном ходит.

— Тихо! — прошептала Стар. — Он придет в норму. Но тише, если жизнь дорога!

Спустя несколько секунд мы тронулись: я впереди с обнаженной саблей, Стар за мной, а Руфо за ней по пятам со стрелой в руке.

Переход от лунного света к глубокой тени ослепил нас, и я еле полз, ища на ощупь стволы деревьев и молясь, чтобы на тропе, по которой вела меня шишка направления, не оказалось дракона. Я, само собой, знал, что ночью драконы спят, но нет у меня драконам веры. А может, холостяки стоят на часах, как принято у холостых бабуинов. Мне было охота передать это почетное место святому Георгию, и занять местечко подальше.

Однажды меня остановил мой нос; донесся легкий запах старого мускуса. Я пригляделся и понемногу различил силуэт размером с конуру по продаже недвижимости — дракон спал, положив голову на хвост. Я провел их вокруг него, стараясь не наделать шума и надеясь, что сердце мое бьется не так громко, как кажется.

Глаза мои пообвыкли уже, дотягиваясь до каждого случайного лучика света, который просачивался вниз — и тут открылось кое-что еще. Земля была покрыта мхом и едва заметно фосфоресцировала, как иногда бывает с гнилым бревном. Немного. Да что там, совсем чуть-чуть. Но можно сравнить вот что: когда входишь в темную комнату, то кажется, что вокруг совершенно темно, а потом света вполне хватает. Уже можно было различать деревья, и почву, и драконов.

Я раньше было подумал: “А, да что такое дюжина-другая драконов в большом лесу? Вполне возможно, что мы ни одного и не увидим, так же как по большей части не видно оленей в оленьем заповеднике”.

Тому, кто получит разрешение на сбор денег за ночлег в том лесу, достанется целое состояние, если он сможет придумать способ заставить драконов расплачиваться. Мы видели их постоянно с тех пор, как обрели способность видеть.

Ну, конечно, это не драконы. Нет, они уродливей. Они из породы ящеров, больше всего похожи на тиранозавров рекс — утяжеленная задняя часть и толстые задние лапы, толстый хвост и небольшие передние лапы, которыми они пользуются или при ходьбе, или для того, чтобы хватать добычу. Голова состоит в основном из зубов. Они всеядны, в то время как, насколько я понимаю, тиранозавры рекс ели только мясо. Радости от этого мало: драконы едят мясо, когда удается, оно им больше по вкусу. Более того, эти несовсем-настоящие драконы развили в себе уже упомянутый очаровательный фокус сжигания собственного отхожего газа. Впрочем, никакой вывих эволюции не покажется странным, если в качестве сравнения взять способ, которым осьминоги занимаются любовью.

Однажды далеко слева вспыхнул громадный факел, с мычащим ревом, как у очень старого аллигатора. Свечение продолжалось несколько секунд, потом постепенно угасло. Откуда я знаю — может, два самца поругались из-за самки. Мы не остановились, но я замедлил ход после того, как свет погас, так как даже этого оказалось достаточно, чтобы нашим глазам нужно было восстанавливать ночное зрение.

У меня к драконам аллергия — в буквальном смысле, а не просто испуг до безумия. Так же, как у несчастного старины Руфо к драмалину, или скорее так, как кошачья шерсть действует на астматиков.

Как только мы очутились в лесу, у меня заслезились глаза, потом стало закладывать нос, и не успели мы пройти и полмили, как мне пришлось начать изо всех сил тереть верхнюю губу левым кулаком, стараясь болью подавить чихание. В конце концов я не смог больше сдерживаться; я воткнул пальцы в ноздри и прикусил губу, и не вырвавшийся на волю взрыв чуть не разорвал мне барабанные перепонки. Это случилось, когда мы обходили южную сторону создания размером с грузовик с прицепом. Я остановился как вкопанный, встали и они, и мы замерли в ожидании. Оно не проснулось.

Когда я двинулся дальше, моя любимая сомкнулась со мной, схватила меня за руку; я снова остановился. Она залезла в свою сумку, молча что-то нашла, растерла этим мой нос в ноздрях и снаружи, потом легким толчком дала понять, что можно идти дальше.

Сначала мой нос обожгло холодом, как будто она помазала меня “Виксом”, потом он онемел и наконец начал прочищаться.

После часа с лишним такого призрачного скольжения длиною в вечность, сквозь высокие деревья мимо гигантских силуэтов, мне подумалось, что мы сумеем пробиться без потерь. Пещера Врат находилась не более чем в ста ярдах впереди, и уже был виден подъем местности, где должен был быть вход — а на нашем пути остался только один дракон, и то не на прямой.

Я заторопился.

И оказался же там этот малыш, размером не больше кенгуру и примерно таких же форм, за исключением молочных зубиков сантиметров десяти длиной. Может, он был еще так мал, что должен был по ночам ходить на горшок, не знаю. Знаю только, что я проходил рядом с деревом, за которым он был, и наступил ему на хвост. Он ЗАВЕРЕЩАЛ!

У него на это были основания. Тут-то все и началось. Взрослый дракон, лежавший между нами и пещерой, тут же проснулся. Он был невелик — футов, скажем, в сорок, включая хвост.

Старый верный Руфо включился в действие так, как будто у него была масса времени на отработку; он метнулся к южному краю зверюги — стрела наложена, лук затянут, на случай, если придется срочно выстрелить.

— Задирай ему хвост! — закричал он.

Я подбежал к переднему краю и стал кричать и размахивать саблей, пытаясь вывести скотину из себя и раздумывая, как далеко мечет пламя его огнемет. У невианского дракона есть только четыре места, куда может вонзиться стрела; все остальное покрыто броней, как у носорога, только толще. Эти четыре места: его рот (когда он открыт), глаза (трудная мишень; они маленькие, как поросячьи) и то место прямо под хвостом, которое уязвимо почти у всех животных. Я прикидывал, что попавшая в эту чувствительную точку стрела должна порядком увеличить то ощущение “чесотки и жжения”, которое описывается в небольших объявлениях на последних страницах газет, где говорится: “Не применяй хирургического вмешательства!”

Замысел мой был таков: если дракона, не отличающегося сообразительностью, одновременно невыносимо раздражать с обеих сторон, то его координация должна напрочь разладиться, и мы сможем клевать его, пока он не отключится или пока ему это не осточертеет и он убежит. Но мне надо было заставить его поднять хвост, чтобы дать Руфо выстрелить. Создания эти, так же как тиранозавры, тяжелы на корму, атакуют с поднятыми головами и передними лапами, а равновесие поддерживают поднятым хвостом.