Дорога Славы (сборник) - Хайнлайн Роберт Энсон. Страница 60

У изменений этих была двойная цель: получить от одной матери несколько сот детей звездной магии и высвободить мать. С помощью каких-то ухищрений эндокринного контроля Стар оставалась нетронутой ритмом Евы, но во всех отношениях молодой — ни таблеток, ни гормонных инъекций; это было навсегда. Она была просто здоровой женщиной, у которой не бывало “плохих дней”. Сделано это было не для ее удобства, а для гарантии, что ее суждения в качестве Великого Судьи не окажутся подорванными ее гландами.

— Это только разумно, — серьезно сказала она. — Я помню, что бывали дни, когда я без всякой причины могла голову оторвать самому близкому человеку, а потом удариться в рев. Во время такой бури невозможно рассуждать хладнокровно.

— Э-э-э, а это повлияло на твои склонности? Я имею в виду твое желание к…

Она от души рассмеялась.

— А как ТЫ считаешь?

Она серьезно добавила:

— ЕДИНСТВЕННЫМ, что серьезно влияет на мое либидо — я имею в виду, ухудшает его, — является… (является? Крайне странная структура у английского) является-являются эти разнесчастные отпечатки. Иной раз выше, иной ниже — да ты помнишь некую даму, чьего имени мы поминать не будем, которая так людоедски повлияла на меня, что я не осмеливалась близко подойти к тебе, пока не изгнала из себя черную ее душу! Светская отпечатка влияет также и на мои суждения, поэтому я никогда не слушаю дел до тех пор, пока не переварю самую последнюю. Ох, и рада же я буду, когда они кончатся!

— Я тоже.

— Не так, как Я. Но, не считая этого, милый, я не слишком сильно меняюсь как женщина, и ты это знаешь. Простая моя, обычная неприличная натура, которая кушает маленьких мальчиков за завтраком и сманивает их перепрыгивать через сабли.

— Сколько сабель?

Она пристально на меня посмотрела.

— С тех пор, как первый муж выкинул меня из дому, я не вступала в брак, пока не вышла замуж за ВАС, мистер Гордон. Если вы имели в виду нечто иное, то мне думается, что вы не вправе точить на меня зуб из-за того, что происходило еще до вашего рождения. Если вам нужны подробности происходившего за отчетный период, я готова удовлетворить ваше любопытство. Ваше, я бы сказала, нездоровое любопытство.

— Тебе охота похвастаться. Я не стану потакать этому, девчонка.

— Мне НЕохота хвастаться. Мало о чем я могу похвастать. Кризис Яйца практически не оставил мне времени побыть женщиной, черт его побери! Пока не явился Оскар-Петух. Благодарю вас, сэр.

— И не забывайте разговаривать вежливо.

— Да, сэр Петушок! Но ты завел нас далеко от наших баранов, дорогой. Если тебе нужны дети — ДА, милый. Осталось еще около двухсот тридцати яйцеклеток, и принадлежат они МНЕ. Не будущему. Не дражайшим людям, да будут благословенны жадные их сердчишки. Не тем играющим в богов манипуляторам наследственности. МНЕ! Это все, чем я владею. Все остальное — это ех officio. [84] Но эти — МОИ… и если они нужны тебе, то они и твои, мой единственный.

Мне бы надо сказать: “ДА!” — и поцеловать ее. А что я сказал?

— Ээ, давай не будем торопиться.

Лицо ее вытянулось.

— Как будет милорду Герою-мужу угодно.

— Слушай, кончай со своей невианской формалистикой. Я хотел сказать, в общем, к этому надо привыкнуть. Шприцы и прочее, короче, возня со специалистами. И я хоть понимаю, что у тебя нет времени самой выносить ребенка…

Я пытался пролепетать, что с тех самых пор, как меня просветили насчет Аиста, я принимал за данное обычную организацию, а искусственное осеменение даже корове устраивать не очень-то красиво, и что это дело с субподрядчиками с обеих сторон приводило мне на память прорези в продукции “Хорн и Хардарт” или выписанный по почте костюм. Но пройдет какое-то время, и я приспособлюсь. Точно так же, как она приспособилась к чертовым своим отпечаткам…

Она сжала мне руки.

— Милый, да тебе же не нужно!

— Чего не нужно?

— Возиться со специалистами. И выносить твоего ребенка я НАЙДУ время. Если тебе не противно смотреть, как будет распухать и раздаваться мое тело — да, да, это так, я помню — тогда я с радостью пойду на это. Все, в том что касается тебя, будет, как у прочих люди. Никаких шприцов. Никаких специалистов. Ничего, что бы могло задеть твою гордость. Нет, надо мной придется поработать. Но я привыкла к обращению с собой, как с коровой-рекордисткой; для меня это все равно, что промыть шампунем волосы.

— Стар, ты готова пережить девять месяцев сплошных неудобств — и возможно умереть при родах, — чтобы избавить меня от минутного недовольства?

— Я не умру. Трое детей, ты помнишь? Они появились нормально, без хлопот.

— Но ведь, как ты сама сказала, это было “много лет назад”.

— Неважно.

— Э-э, сколько лет? (“Сколько лет тебе, жена моя?” — вопрос, который я все еще не осмеливался задать.)

У нее, вроде, упало настроение.

— Разве это имеет значение, Оскар?

— Ммм, да, пожалуй, нет. Ты соображаешь в медицине куда больше моего…

Она медленно сказала:

— Ты ведь спросил, сколько мне лет, так?

Я ничего не сказал. Она немного подождала, затем продолжила:

— Одна из старых пословиц твоего мира гласит, что женщине столько лет, насколько она себя чувствует. А я чувствую себя молодо, и я действительно молода, и жизнь мне нравится, и я могу выносить ребенка — и даже не одного — в своем собственном животе. Но я знаю — ох, как знаю! — что беспокоишься ты не только из-за того, что я слишком богата и занимаю не слишком легкое для мужа положение. Да, эту сторону я знаю прекрасно; из-за этого меня отверг мой первый муж. Но он-то был моих лет. Самым грубым и несправедливым из всего, что я сказала, было то, что я знала, что мой возраст может иметь для тебя большое значение. И все же я молчала. Вот почему так разгневан был Руфо. После того, как ты уснул той ночью в пещере Леса Драконов, он мне так и сказал разящими словами. Он сказал, что знает, что я не упускаю случая увлечь молоденького парнишку, но никогда не думал, что я опущусь до того, что склоню одного из них на брак, сначала не сказав ему всего. Он никогда не был особо высокого мнения о своей бабке, как он сказал, но на этот раз…

— Замолчи, Стар!

— Да, милорд.

— Это не значит ровным счетом ни черта! — Я так твердо это сказал, что сам в это поверил, и верю сейчас.

— Руфо неизвестно, о чем думаю я. Ты моложе, чем завтрашний рассвет, — и такой ты будешь всегда. Больше я ничего слушать не желаю!

— Хорошо, милорд.

— Это ты тоже брось. Говори просто: “О’кей, Оскар”.

— Да, Оскар. О’кей.

— Так-то лучше, если не хочешь нарваться на еще одну порку. А то я слишком устал. — Я сменил тему. — Насчет этого второго вопроса… Если под рукой есть другие способы, то не вижу причины растягивать твой милый животик. Я неотесанная деревенщина, вот и все; не привычен я ко столичному обхождению. Когда ты предлагала сделать все самой, ты хотела сказать, что тебя снова могут сделать такой, какой ты была?

— Нет, я просто стала бы как матерью по наследству, так и матерью-кормилицей. — Она улыбнулась, и я понял, что делаю успехи. — Но экономя при этом кругленькую сумму тех денег, которые ты не хочешь тратить. Те крепкие, здоровые женщины, которые вынашивают чужих детей, берут недешево. Четверо детей — и они могут уйти на покой, десяток делает их состоятельными.

— Да уж я думаю, они должны брать прилично! Стар, я не против траты денег. Я готов согласиться, если ты так считаешь, что заработал больше, чем трачу, своим трудом в качестве героя-профессионала. Эта работа тоже не из сладких.

— Ты свое заслужил.

— А при этом столичном способе рожать детей… Выбирать можно? Мальчика или девочку?

— Конечно. Мужские сперматозоиды движутся быстрее, их можно отсортировать. Вот почему Мудрейшества обычно бывают мужчинами — я была внеплановой избранницей. У тебя будет сын, Оскар.

— Могу и девочку выбрать. Слабость у меня к маленьким девочкам.