Достаточно времени для любви, или жизни Лазаруса Лонга - Хайнлайн Роберт Энсон. Страница 76

— Так далеко мы еще не зашли, Эрни. В настоящее время совет из выборных образует финансовый комитет, раз мы намереваемся продолжать это дело.

— Что ж, продолжайте, я умолкаю.

— Что ты имеешь в виду?

— Именно то, что сказал: я пас. Человеку не нравится, когда соседи недолюбливают его. Жителям поселка не нравится, что я делаю, иначе это собрание никогда бы не состоялось. Поэтому я кончаю с делом. Банк закрыт и завтра не откроется. Он закрыт насовсем, и я не буду больше его президентом. Поэтому я спросил вас: кто будет вашим казначеем? Как и всем остальным, мне бы хотелось узнать: что у нас впредь будет деньгами и чего они будут стоить?

Наступила мертвая тишина. Но вскоре председателю пришлось основательно постучать молотком, да и сержанту нашлось дело — зал взорвался криками: «Что будет с моим кредитом на семена?», «Ты должен мне деньги!», «Я продал Хенку Бродски мула под расписку — что я получу?», «Ты не имеешь права обращаться с нами подобным образом!»

Гиббонс спокойно сидел, стараясь, чтобы никто не заметил, как он напряжен. Наконец Уорвик заставил всех успокоиться. А потом проговорил, вытирая пот со лба:

— Эрни, я полагаю, ты должен предоставить какие-то объяснения.

— Безусловно, мистер председатель. Ликвидацию будем проводить в соответствии с вашими распоряжениями. Вклады будут выплачены теми банкнотами, в которых были внесены. Что же касается долгов перед банком — ну не знаю, все зависит от политики, которой решит придерживаться совет. Да, кстати — кажется, я банкрот. Но уточнить детали смогу лишь после того, как вы мне объясните, что все это значит и каким образом вы собираетесь национализировать мой банк.

Кстати, вынужден сделать следующий шаг: фактория «Доллар ребром» более не принимает банкноты, поскольку они могут превратиться в простые бумажки. Каждая сделка будет бартерной. Но покупать мы по-прежнему будем за банкноты. Впрочем, я снял прейскурант, прежде чем идти сюда сегодня, — мой товар в настоящее время является единственным обеспечением этих банкнот. А значит, я могу поднять цены. Все будет зависеть от одного — не является ли ваша национализация просто замаскированной конфискацией.

Несколько дней подряд Гиббонсу пришлось объяснять Уорвику элементарные принципы банковского и валютного дела, терпеливо и остроумно. Выбор пал на Уорвика случайно, потому что остальные члены комитета обнаружили, что чересчур заняты делами на собственных фермах или предприятиях и не могут принять на себя ответственность. Впрочем, на должность национального банкира или государственного казначея — в названии еще не сошлись — нашлась одна кандидатура: свои услуги предложил фермер по фамилии Лимер, однако его самовыдвижение на сей пост, подкрепленное ссылками на унаследованный банковский опыт и ученую степень, успехом не увенчалось.

Первое потрясение Уорвик испытал, описывая вместе с Гиббонсом содержимое сейфа (других сейфов на Новых Началах, кажется, не было, и уж во всяком случае только он был изготовлен на Земле).

— Эрни, а где же деньги?

— Какие деньги, «герцог»?

— Он еще спрашивает, какие деньги! Судя по расходным книгам, у тебя тысячи тысяч долларов. Твоя собственная торговая фактория имеет доходный баланс в миллион. Кроме того, я знаю, что ты получаешь залоговые платежи с трех или четырех дюжин ферм и в течение года не выдал ни одной ссуды. Вот тебе одна из основных причин для жалоб, Эрни. Поэтому выборные и решили действовать: деньги в банк стекаются, а из него ничего не выходит. Денег не хватает повсюду. Итак, говори: куда ты их дел?

— Сжег, — невозмутимо ответил Гиббонс.

— Что?

— А что? Куча росла, становилась слишком большой, и, хотя у нас здесь не слишком много воров, я не решился держать деньги вне сейфа. Ведь их могли бы украсть. Поэтому последние три года, как только в банк поступали деньги, я их сжигал, чтобы чувствовать себя спокойно.

— Боже милостивый!

— В том-то и дело, «герцог», что это просто бумажки.

— Как бумажки? Это деньги!

— А что такое деньги, «герцог»? У тебя есть с собой? Ну, скажем, десятидолларовая бумажка? — Уорвик с потрясенным видом протянул Гиббонсу одну бумажку. — А ну-ка, почитай, «герцог»! — велел Гиббонс. — Дело не в красивых рисунках, не в бумаге, которую здесь не сделаешь; ты почитай, что на ней написано.

— На ней написано, что это десять долларов.

— Так оно и есть. Но главное в том, что банк примет твою банкноту по номинальному достоинству в качестве выплаты долга. — Гиббонс извлек из сумки тысячедолларовую банкноту — Уорвик с ужасом следил за его движениями — и поджег ее, потом вытер пальцы о стул. — Пустая бумажонка, «герцог», пока она у меня в руках. Но если я пускаю ее в оборот, она становится векселем, который я должен беречь. Подожди-ка, запишу номер серии; я учитываю то, что сжигаю, чтобы знать, сколько еще осталось в обращении. Достаточно много — но я могу сказать тебе с точностью до доллара, сколько именно. А ты принимаешь векселя? Кстати, о долгах перед банком. Кто будет их получать? Ты или я?

Уорвик казался озадаченным.

— Эрни, я не знаю. К черту, ведь я механик по профессии. Но ты же слыхал, что они говорили на собрании.

— Ага, слыхал. Люди, даже весьма смышленые, всегда ожидают чудес от правительства. Давай-ка закроем эту железку, отправимся в «Уолдорф», возьмем пивка и поговорим.

…или должна быть, «герцог», простой учетной службой и кредитной системой, в которой средства обмена стабильны. Еще немного — и ты будешь разорять людей: грабить Петера, чтобы заплатить Полу.

«Герцог», я всеми силами старался поддерживать стабильность доллара, удерживая на постоянном уровне основные цены, в частности, на семенную пшеницу. В течение двадцати лет «Доллар ребром» платил одну и ту же цену за первоклассное семенное зерно, а потом продавал его за те же самые деньги, порой даже в убыток себе. Семенное зерно не слишком-то пригодно для денежного обеспечения, оно может иссякнуть. Но у нас нет пока ни золота, ни урана, а какая-то база для денежного обращения необходима.

А теперь смотри, «герцог». Когда ты откроешь свою сокровищницу, или правительственный центральный банк, или как хочешь зови его, на тебя начнут давить. Снижай величину процента. Увеличивай денежный запас. Гарантируй фермеру высокие цены на то, что он продает, низкие — на то, что покупает. Но несмотря ни на что, тебя, брат, будут обзывать еще худшими словами, чем меня.

— Эрни, ничего другого мне не остается — ты знаешь, как это делается, значит, тебе и быть общественным казначеем.

Гиббонс расхохотался от души.

— Ты рехнулся. Я страдал этой головной болью более двадцати лет, а теперь твоя очередь. Раз хватанул мешок, так и держи его. Если я снова подставлю свою спину, мы добьемся одного: линчуют нас вместе.

Произошли перемены. Элен Мейбери вышла за вдовца Паркинсона и стала жить с ним в небольшом новом доме на ферме, где работали теперь двое его сыновей. Дора Брендон стала директором начальной школы, по-прежнему называвшейся школой миссис Мейбери. Эрнст Гиббонс отошел от банковских дел и сделался номинальным компаньоном на главном складе Рика, а его собственные амбары лопались от товара, припасенного для «Энди Джи». Ему хотелось, чтобы корабль не опоздал, поскольку на новый налог приходилось тратить деньги, отложенные для торговли, а инфляция съедала покупательную силу этих денег. Торопись, Зак, а то нас разорят!

Наконец в небе Новых Начал появился корабль, и капитан Заккур Бриггс спустился с первой партией четвертой волны поселенцев. Почти все они оказались немолодыми. Но Гиббонс воздерживался от комментариев, пока партнеры не остались одни.

— Зак, где ты отыскал эти ходячие трупы?

— Зови это благотворительностью, Эрнст.

— А что случилось на самом деле?

— Капитан Шеффилд, если вы хотите еще раз отправить свой корабль к Земле, будьте добры сами заниматься этим делом. Я туда больше не полечу. Землянин, достигший семидесяти пяти лет, официально «умирает». У него отбирают продовольственные карточки, любой вправе убить его — просто ради удовольствия. Этих пассажиров я взял не на Земле; это беженцы, находившиеся в Луна-Сити. Я взял их сколько сумел. И никаких там пассажиров в кладовках: или холодный сон, или ничего. Я настаивал, чтобы мне заплатили оборудованием и лекарствами, но холодный сон позволил мне снизить цены. Кажется, мы ничего не потеряли. А если нет, так у нас остались вложения на Секундусе; мне удалось сохранить наши деньги. Я так думаю.