Достаточно времени для любви, или жизнь Лазаруса Лонга - Хайнлайн Роберт Энсон. Страница 149

В Доброй Пристани обитали всего несколько сотен людей, и в центре поселка располагались несколько небольших сооружений, имеющих полуобщественное значение. Большинство колонистов обитало в сельских поместьях. Дом Лазаруса Лонга был, бесспорно, самым выдающимся сооружением, которое я видел здесь – если не считать большой яхты старейшего, похожей на усеченный конус, и куда более внушительной глыбы космического грузовика, высившейся на посадочном поле, где приземлился и мой пакетбот.

Космопорт представлял собой равнину в несколько квадратных километров, которую сложно было называть портом. Во всяком случае я не заметил ни одного складского здания. Но автомаяк, безусловно, был: поскольку я приземлился без приключений. Впрочем, я его тоже не заметил. Дом старейшего отличался от убогих строений поселения. Видно, покойный римлянин был отличным архитектором. Это был двухэтажный дом с внутренним садом. На каждом этаже могло уместиться двенадцать-шестнадцать больших комнат плюс все обычные вспомогательные помещения. Но зачем двадцать четыре комнаты семейству из восьми человек? Такое пространство было бы прилично какому-нибудь богатею из Нового Рима для выражения его "эго", однако в новорожденной колонии подобное сооружение выглядело явно неуместным и совершенно не сочеталось с тем, что я знал о старейшем по его многочисленным жизням.

Но все оказалось просто. Половину здания занимали реювенализационная клиника, лечебница и изолятор: в них можно было зайти прямо с улицы. Число семейных комнат не было постоянным, стены между ними сдвигались и раздвигались. Как только потребности колонии увеличатся или семейству старейшего понадобится просторное помещение, клиника должна была переехать в ближайший город.

Мне повезло: когда я приехал, в реювенализационной не оказалось ни одного клиента, в больнице тоже по было пациентов, и семейство Лонг могло посвятить время мне.

Количество членов семейства оказалось столь же неопределенным, как и число комнат. Я предположил, что их восемь: трос мужчин – старейший, Айра и Галахад; трое женщин – Иштар, Гамадриада и Минерва; двое детей – Лорелея Ли и Ляпис Лазулия. Но я не подозревал, что в доме обитают еще две малышки, недавно научившиеся ходить, и маленький мальчик. Выяснилось, что я оказался не первым и не последним, кого пригласили в этот дом на неопределенное время. Но кем мне считать себя: гостем или членом семьи старейшего?

Отношения внутри семейства также были крайне непонятными. У колонистов всегда есть семьи. Колонист-одиночка – эти два слова противоречат друг другу. Но на Тертиусе все колонисты были говардианцами, а у нас в ходу любая разновидность брака, за исключением, я полагаю, пожизненной моногамии.

На Тертиусе не было никаких законов, касающихся брака; старейший не видел в них необходимости. Немногие законы, которые действуют на Тертиусе, учтены в миграционном контракте, составленном Айрой и Лазарусом. Документ этот включает обычные условия договора с сельским владельцем; предводитель колонии вплоть до момента отставки является абсолютным арбитром. Но в тамошнем кодексе нет ни слова, определяющего условия брака и семейные взаимоотношения. Колонисты, как и подобает говардианцам, регистрируют своих детей: в данном случае компьютер Афина заменяет архивы. Но, просматривая его записи, я обнаружил, что перечень предков зачастую заменен генетическим классификационным кодом. На такой систематизации генетики Семейств настаивает уже не одно поколение – и я с ними согласен, – однако она заставляет генеалога действительно потрудиться; в особенности если брак не зафиксирован, как это нередко бывает.

У одной пары оказалось одиннадцать детей: шестеро – его, пятеро – ее, общих не было. Я понял это из их кодов... полностью не совместимых. А потом познакомился с ними – прекрасное семейство, процветающая ферма, и никакого намека на то, что хоть один из этой детской оравы считает кого-то из родителей не своим.

Но Семейство старейшего было еще более неопределенным. Конечно же, генетические отношения фиксировались в каждом случае... но кто тут женат и на ком?

* * *

Купальня оказалась, как и было обещано, декадентской. Она состояла из гостиной и холла и предназначалась для семейного отдыха и развлечений. Помещение тянулось вдоль всего первого этажа. Стенки легко раздвигались, и в хорошую погоду можно было выйти в сад – а тогда как раз было тепло. Здесь находилось все, что мог бы придумать самый придирчивый из сибаритов: в центре его, напротив садового фонтана, располагался еще один фонтан. И тот и другой окружали широкие сиденья, на которых можно было посидеть, болтая в воде усталыми ногами и наслаждаясь прохладительным питьем. В одном углу находилась сауна, в другом – огромный душ со всевозможными приспособлениями. Здесь же были сложный пульт управления, длинный бассейн: в одном его конце, голубом, вода доходила до колен, в другом, красном – до подбородка. По обе стороны бассейна располагались две ванны, достаточно просторные для одного человека, но вполне удобные для двух или трех. Стояли кушетки, где можно было подремать, отдохнуть, попотеть и поболтать; косметический столик с большим дуозеркалом, в котором, попросив помощи у Афины, можно было увидеть собственный затылок; уголок на дюжину персон, пол которого покрывал мягкий ковер; лежали подушки, большие и маленькие, твердые и мягкие. Был здесь и бар с освежающими напитками, кухня... если я забыл что-либо назвать, то по собственной вине, а не по вине архитектора. Все прочие, более привычные услады тоже были на месте.

Сначала я думал, что купальня освещается рассеянным светом, а потом понял, что Афина все время переключает его, поддерживая уровень освещенности во всех частях большой комнаты в соответствии с тем, что там происходит: поярче – для желающих охорошиться, потемнее – чтобы подремать, и так далее – а также в соответствии с персональными запросами: вокруг наших рыжих головок всегда плясало облачко света, где бы они ни появлялись.

В доме и в саду играла тихая музыка, которую предпочитала Афина, если у нее не просили чего-нибудь иного... Компьютер этот, похоже, хранил в памяти всю музыку, которая когда-либо была написана. Она могла распевать хором с близнецами и в то же время принимать участие в трех различных разговорах, происходящих в разных частях купальни. Осознающий себя компьютер ее класса – способный править Секундусом – зачастую может говорить одновременно со многими, однако я никогда не сталкивался с этим раньше. Что ж, крупные компьютеры не часто бывают членами семей.