От Анны де Боже до Мари Туше - Бретон Ги. Страница 33

Маргарита, удрученная необходимостью покинуть брата, немедленно выехала из страны. Единственное, в чем она была уверена, что Элеоноре удастся убедить Карла Пятого.

Снова, как это уже было не раз, на сцену являлась любовь, чтобы изменить ход Истории…

* * *

Маргарита не обманулась в своих упованиях на Элеонору. Жажда выйти замуж за Франциска была столь велика, что в конце концов Элеоноре удалось убедить императора смягчить условия мира и одобрить идею брака, предложенную Луизой Савойской.

После этого Элеоноре и Франциску, до той поры общавшимся «через посредство мудрых и умеющих держать язык за зубами дворян, которые неплохо справлялись с тайной дипломатической миссией», было позволено встретиться. Король-пленник под усиленной охраной был препровожден в покои невесты. При взгляде на того, кого она, не зная в лицо, так давно любила, Элеонора сильно смутилась. Она попыталась поцеловать руку Франциска, но он убрал ее, воскликнув:

— Мне хотелось бы получить поцелуй не в руку, но в уста.

И подняв склонившуюся перед ним невесту, он поцеловал ее так, как многие сочли бы неприличным для первого раза.

После этого, по рассказам историка-очевидца, «они лакомились вареньем и помогали друг другу ополоснуть руки ароматизированной водой, благоухавшей бальзамом, как это принято у благородных принцев».

Последние дни испанского плена короля Франции были окрашены этими встречами.

15 марта 1526 года, спустя год и двадцать два дня после Павии, Франциск I возвратился во Францию, подписав Мадридский договор, по которому он терял часть своего королевства (Бургундию, Фландрию и Артуа), но получал взамен очаровательную невесту.

ФРАНЦИСК I МЕЧЕТСЯ МЕЖДУ ДВУМЯ ЛЮБОВНИЦАМИ

Отпуская своего пленника, Карл Пятый потребовал во исполнение Мадридского договора отдать ему в качестве залога сыновей Франциска I. Обмен происходил на границе, и французский король едва успел поцеловать двух маленьких принцев семи и восьми лет, которые, дрожа от страха, отправлялись в испанскую тюрьму.

Король был очень удручен расставанием с детьми, и, по мнению одного историка, словами которого невозможно не восхититься, причина здесь в том, что «вследствие утонченности натуры любовь к своим близким у знатных людей проявляется острее, чем у людей простого звания…».

Однако стоило ему только ощутить себя свободным, стоило только ступить на родную землю, как Франциск I забыл о своем горе. Вскочив на коня, он радостно воскликнул:

— Я все еще король!

И с этим направился в Байонну, где его ждали регентша и королевский двор.

В полдень он въехал в город, в котором уже вовсю кипело веселье. Луиза Савойская, желая порадовать сына, собрала вокруг себя целый рой красавиц, которые из кожи лезли вон в надежде привлечь внимание короля.

Расцеловавшись с матерью, Франциск I не преминул окинуть всех их взглядом знатока. Неожиданно во взоре его зажглось любопытство. В толпе девиц он узнал юную блондинку, которую заприметил до ухода на войну в Павию. Ее звали Анна, и она была дочерью Гийома де Писле, сеньора де Эйи, командира пехотной тысячи, стоящей в Пикардии.

Глядя на нее с улыбкой, Франциск I припоминал девочку-подростка, еще не оформившуюся, но будущие прелести которой он уже тогда успел нащупать опытной рукой — была у него давняя привычка ощупывать фрейлин из материнской свиты. Теперь он был поражен происшедшей с ней переменой. За то время, что король провел в плену, Анна де Писле расцвела, и теперь она обладала абсолютно всем, что необходимо для, счастья достойного мужчины.

«Надо только представить себе, — говорит Дре дю Радье,-юную особу семнадцати-восемнадцати лет, прекрасно сложенную, блеск молодости которой усугубляется прекрасным цветом лица, живыми глазами, полными огня и сообразительности, и перед вами предстанет мадемуазель де Эйи, в том что касается ее внешнего облика».

И там же добавляет: «Что касается ее ума, он был не только приятным, тонким и игривым, но также основательным, обширным и чутким к красотам искусных творений. За ней даже закрепилась репутация „самой образованной среди красавиц и самой красивой среди образованных…“.

Хитрая м-м Ангулемская сделала очень удачный выбор. Так что м-ль де Эйи совершенно не случайно прибыла в Байонну на встречу молодого монарха. Луиза, и раньше часто подыскивавшая любовниц сыну, подумала, что эта молодая особа с явной склонностью к интригам, может быть, сумеет окончательно вытеснить м-м де Шатобриан.

И потому, когда Франциск подошел к Анне и взял ее за руку, нашептывая милые фривольности, секрет которых был ему так хорошо известен, регентша поняла, что свою первую ночь во Франции ее сын проведет не один и что влияние фаворитки очень скоро пойдет на убыль.

А в это время ничего не подозревающая Франсуаза вместе со своим мужем занималась постройкой нового дома в Шатобриане. При одной только мысли, что Франциск обрел наконец свободу и что в ближайшие дни он наверняка вызовет ее к себе, ее сердце начинало учащенно биться, и ей стоило больших усилий казаться спокойной и интересоваться работой каменщиков.

Но дни проходили, а от короля не было ни письма, ни даже маленькой записки. И вот настал день, когда упорный слух, давно уже распространившийся не только во Франции, но и в Европе, слух, гораздо больше интересовавший народ, чем сомнительные сделки Луизы Савойской с Англией, докатился до замка Франсуазы. Так она узнала, что у короля появилась новая официальная любовница.

На другой же день она оставила мужа и отправилась в Фонтенбло, хладнокровно решив всеми средствами добиться изгнания своей заместительницы.

Франциск I принял ее очень любезно. Казалось, он был даже рад тому, что снова видит ее, и более того, воспользовавшись тем, что Анна Писле была на прогулке, он постарался подтвердить тут же, на близ стоящем сундуке, «что он все так же чувствителен к ее достоинствам…»

Франсуаза оценила любезность короля и показала себя все той же чуткой партнершей, которую он всегда любил; однако, после того, как они привели себя в порядок, Франсуаза без обиняков дала ему понять, что явилась в Фонтенбло не для того, чтобы забавляться украдкой по углам, но чтобы занять свое законное место.

— Вы всегда будете занимать самое лучшее место, мадам, место женщины, о которой всегда помнят! — сказал король, желая быть любезным.

Но именно это место и не устраивало м-м де Шатобриан.

И тогда между двумя фаворитками началась борьба не на жизнь, а насмерть, к вящей радости всего двора, который с азартом подсчитывал в этой борьбе очки и со знанием дела оценивал удары, наносимые ниже пояса.

Дуэль растянулась на месяцы, и король, обожавший Анну де Писле, но все еще любивший Франсуазу, был этим крайне утомлен. Вынужденный без конца утешать одну и успокаивать другую, король больше уже не находил времени для государственных дел и от этого приходил в отчаяние. В то время как вся Европа не отводила пристального взгляда от Франции, Франциск должен был сочинять любовные стишки, чтобы поочередно умиротворять обеих гарпий и не дать им истребить все вокруг огнем и мечом.

Наконец, видя, что Карл Пятый начал проявлять нетерпение, король возложил на мать обязанности регентши и заботу о том, чтобы ни в чем не соблюдать Мадридский договор, подписанный им исключительно ради своего освобождения.

Нужно сказать, Луиза Савойская выполнила эту деликатную задачу очень добросовестно. Пока Франциск I растрачивал свои дипломатические навыки на фавориток, она привела в изумление Карла Пятого, заявив, что Бургундия никогда не будет ему отдана, и заключила союз с английским королем Генрихом VIII. Потом она организовала священную Лигу, в которую вошли папа, Милан, Венеция, Швейцария, что окончательно вывело императора из равновесия.

Придя в ярость. Карл Пятый обрушил свой гнев на Карла Бурбонского. Несчастный, всеми отвергнутый коннетабль решил покончить счеты с жизнью, но сделать это с почетом, и ради этого пошел на весьма экстравагантную выходку: вместе со своей армией, которая день ото дня все заметнее превращалась в банду грабителей, он предпринял осаду Рима.