Имею скафандр - готов путешествовать - Хайнлайн Роберт Энсон. Страница 21

— Да знаю я, Кип, знаю, — ответила она раздраженно. — У меня стрелка еле-еле стоит на красном. Что я, дура, по-твоему?

— Просто хочу, чтобы ты дошла.

— Ладно, только брось со мной общаться, как с ребенком. Знай переставляй себе ноги, а я сама справлюсь.

— Не сомневаюсь!

Что же до Мэмми, то она всегда отвечала, что с ней все в порядке, и дышала тем же воздухом, что и я (немножко уже использованным), но откуда же мне знать, что ей хорошо, а что плохо? Провиси человек целый день вниз головой, зацепившись за пятки, он умрет; однако для летучей мыши это сплошное удовольствие, а ведь мы с этими млекопитающими вроде родственники.

Мы с ней разговаривали по пути. Ее песни на меня действовали так же, как на боксера вопли его болельщиков. Бедная Крошка даже такой помощи была лишена, за исключением остановок, когда прижималась своим шлемом к моему: мы все еще не решались пользоваться радио, даже в горах боялись привлечь к себе внимание.

Мы снова остановились, и я перекачал Крошке одну восьмую баллона. Лента после операции пришла в состояние настолько плачевное, что я сильно усомнился, выдержит ли она еще одну перекачку. Поэтому я предложил:

— Крошка, может, ты пока подышишь одним баллоном, в котором смесь гелия с кислородом? Вытяни его до конца, а я пока понесу твой кислородный баллон, чтобы ты могла экономить силы.

— У меня все в порядке.

— Но ведь с более легкой нагрузкой у тебя уйдет меньше воздуха.

— Тебе нужны свободные руки. А вдруг оступишься?

— Я же его не в руках понесу. Мой правый баллон уже пуст. Я его выброшу. Помоги мне заменить его на твой, и у меня снова будет четыре баллона, я просто сохраню равновесие.

— Конечно, помогу. Но я вполне могу нести два баллона, правда, Кип, вес ничего не значит. И если я истощу свою смесь, чем же я буду дышать, когда ты будешь перезаряжать мой кислородный баллон в следующий раз?

Я не хотел говорить ей, что испытывал сомнения относительно следующей перезарядки.

— Хорошо, Крошка.

Она помогла мне переместить баллоны, пустой мы сбросили в черную пропасть и продолжали путь. Я не знаю даже, как долго и как далеко мы шли, казалось, что идем уже не первый день, хотя какие там дни с нашим запасом воздуха! Проходя по тропе милю за милей, мы поднялись не меньше чем тысяч на восемь футов. Высоту в горах определить трудно, но я видел горы, высота которых мне известна. Поглядите сами — первый хребет к востоку от станции Томба.

Изрядный подъем даже при одной шестой силы тяжести. Путь казался бесконечным, потому что я не знал, ни сколько мы прошли, ни сколько нам еще идти. У нас у обоих были часы, но под скафандрами. Шлем обязательно должен иметь встроенные часы. Я мог бы определить гринвичское время на Земле, но не имел для этого достаточно опыта, да Земли большей частью и видно не было, так глубоко мы зашли в горы; к тому же я толком не помнил, в какое время мы покинули корабль.

Есть еще одна вещь, которой обязательно, следует снабдить скафандры — зеркало заднего обзора. Кстати, если займетесь оборудованием, обязательно добавьте оконце на подбородке, чтобы видеть, куда ступаете. Но из них двух я бы выбрал зеркало заднего обзора. Сейчас за спину никак не глянешь, если не повернешься всем телом. Каждые несколько секунд мне хотелось взглянуть назад, но я не мог себе позволить такого усилия. Всю эту кошмарную дорогу мне то и дело казалось, что они гонятся за нами по пятам, то и дело я ожидал, что змееподобная рука опустится мне на плечо. Я напряженно прислушивался к шагам, которых в вакууме все равно не услышишь.

Покупая скафандр, обязательно заставьте изготовителя снабдить его зеркалом заднего обзора. Даже если за вами не гонится Червелицый, все равно приятного мало, если вдруг из-за вашей спины вынырнет даже ваш лучший друг. Да, еще, если соберетесь на Луну, захватите с собой зонтик от солнца. «Оскар» старался изо всех сил, и фирма «Йорк» отлично сделала кондиционер, но ничем не смягченные солнечные лучи жгут немилосердно, а я, так же, как и Крошка, не осмеливался расходовать воздух на охлаждение тела.

Становилось все жарче и жарче. Пот по мне тек ручьями, тело зудело, а я не мог почесаться, пот заливал и жег мне глаза. Крошка, наверное, варилась заживо. Даже когда тропа пролегала по глубоким расселинам, освещенным только лишь отражением от дальней стены, таким темным, что нам приходилось включать фонари, мне все равно было жарко, а когда мы снова выходили на голый солнцепек, становилось просто невыносимо. Искушение нажать подбородком на клапан, впустить воздух, охладить тело становилось почти непреодолимым. Жажда прохлады начинала казаться более насущной, чем потребность дышать. Будь я один, я поддался бы ей и умер. Но Крошке приходилось много хуже моего. А если она может выдержать, то я просто обязан.

Я задумался над тем, как же можно так затеряться совсем рядом с жилищем людей и как коварным монстрам удалось спрятать свою базу всего лишь в сорока милях от станции Томба. Что ж, времени на размышления выдавалось предостаточно, и я мог все обдумать, особенно наблюдая окружавший меня лунный ландшафт.

По сравнению с Луной Арктика — это перенаселенный район. Площадь Луны примерно равна площади Евразии, а людей на ней живет меньше, чем в Сентервилле.

Целый век может пройти, прежде чем кто-нибудь забредет на равнину, где обосновался Черведицый. Даже если он не прибегает к маскировке, никто ничего не заметит с борта пролетающего над его базой ракетного корабля.

Человек в скафандре в ту сторону никогда не пойдет, человек в краулере может найти базу, лишь случайно наткнувшись на нее, да и то если только пройдет по тропе, которой мы идем, и начнет кружить по равнине.

Картографический спутник Луны будет десять раз снимать и переснимать эту зону, но заметит ли техник в Лондоне небольшое различие на двух снимках? Наверное, но…

Годы спустя кто-нибудь и проверит, если, конечно, не найдется более срочных дел в районе, где все ново, все необычно и все срочно. Что же до показаний радаров, то необъясненные и нерасшифрованные показания ведут отсчет со времен, когда меня еще на свете не было.

Червелицый мог сидеть здесь, не дальше от станции Томба, чем Даллас до Форт-Уорта, и ни о чем не беспокоиться, устроившись уютно, как змея под домом. Слишком много на Луне квадратных миль и слишком мало людей.

Невероятно много квадратных миль. А весь наш мир составляли нерушимые яркие скалы, мрачные тени, черное небо и бесконечная тропа.

Но постепенно спуски все чаще стали сменять подъемы, и наконец, усталые и измученные, мы пришли к повороту, с которого открывался вид на раскаленную, залитую ярким светом равнину. Далеко-далеко от нас лежала цепь гор. Даже с высоты тысячи футов, на которой мы находились, казалось, что они лежат за горизонтом. Я глядел на равнину и чувствовал себя слишком вымотанным, чтобы ощутить радость, затем взглянул на Землю и попытался определить, в какой стороне от нас запад. Крошка прислонилась ко мне шлемом.

— Вот она, Кип.

— Где?

Она показала направление, и я заметил отблески на серебристом куполе.

Мэмми шевельнулась у меня на спине.

— Что это, дети?

— Станция Томба, Мэмми.

В ответ мы услышали музыкальное заверение в том, что мы хорошие дети и что она никогда не испытывала никаких сомнений в том, что мы справимся с делом. До станции оставалось, должно быть, миль десять. Трудно определить расстояние точно, не имея ориентиров — да еще этот странный горизонт. Я даже не мог понять, как велик ее купол.

— Что, Крошка, может, рискнем и воспользуемся радио?

Она обернулась и посмотрела назад. Я сделал то же самое.

Мы были настолько одиноки в мире, насколько возможно.

— Давай попробуем.

— На каких частотах?

— На тех же, что и раньше. Космический диапазон. Я попробовал:

— Станция Томба, ответьте. Станция Томба, вы слышите меня?

Затем начала вызывать Крошка. Я искал ответ по всему диапазону частот своей рации. Абсолютно безуспешно.