Состоятельная женщина. Книга 1 - Брэдфорд Барбара Тейлор. Страница 8
Но что же случилось? От волнения у Эммы сжалось горло. Совершенно очевидно, что разговор, невольным свидетелем которого стала Гэй, касался каких-то необычайно важных вопросов, иначе бы ее секретарша так на него не отреагировала. Эмма перебрала в уме разные варианты, но не остановилась ни на одном, решив, что обдумает их потом. Кивнув головой Гэй, она нетерпеливо стала ожидать продолжения рассказа.
– Я знаю, миссис Харт, вы всегда настаиваете на том, чтобы эту дверь непременно закрывали. Так вот, пока я шла через архивную комнату, то успела заметить, что дверь в зал заседаний не просто не заперта, а открыта настежь... точнее, прикрыта. И тут я услышала их голоса... И, понятное дело, растерялась, боясь, что они там, в соседней комнате, услышат, как я закрываю и запираю дверь. Мне же не хотелось, чтобы кто-нибудь решил, что я подслушиваю. Немного постояв, я тихонько выключила свет, чтобы они не знали, что я нахожусь там, миссис Харт. Я... – Гэй остановилась, затем сглотнула, чувствуя, что больше не может продолжать.
– Рассказывай дальше, дорогая. Я все понимаю.
– Я же не подслушивала. Не хотела этого делать, миссис Харт, верьте мне! Вы ведь знаете, что я не из таких, которые на это способны. Все получилось совершенно случайно... то есть то, что я услышала их разговор. А они говорили о том, что... том, что...
В этом месте Гэй снова умолкла. Она вся дрожала, во рту у нее пересохло, губы сжались. Секретарша взглянула на Эмму, которая сидела абсолютно прямо, прижавшись к спинке стула. Лицо ее было непроницаемо.
– Тут я услышала, как они говорят... нет, не они, а один из них говорит, что вы... вы... уже слишком стары, чтобы руководить делами. Конечно, говорит, доказать, что вы... вы... впали в старческое слабоумие или недостаточно компетентны, не так-то просто. Проще, говорит, было бы, если бы вы сами согласились уступить свое место другому, чтобы тем самым избежать огласки. Иначе на Лондонской бирже начнется паника с акциями „Харт Сторз”. После этого начался спор. Тогда он... ну тот, который говорил больше другого, заметил, что компанию следовало бы продать какому-нибудь консорциуму, что в общем будет довольно легко сделать, потому что он знает несколько таких консорциумов, которые весьма заинтересованы в расширении за счет приобретения новых компаний. И добавил, что „Харт Энтерпрайзиз” можно было бы распродать по частям... – Гэй в нерешительности замолчала и, взглянув на лицо миссис Харт, увидела, что оно по-прежнему совершенно непроницаемо, подобно маске.
Из-за гряды облаков как раз в этот момент показалось солнце, и всю комнату буквально залило ярким сиянием, ослепительным и безжалостным. С этой минуты безжалостный свет стал как бы еще одним действующим лицом в комнате: отражаясь в стекле, стали и мраморе, дрожащие солнечные блики играли на поверхности мебели, заполняя, казалось, все пространство вокруг, заставляя кабинет Эммы выглядеть чужим, нереальным, даже пугающим. Иссушающий свет проникал в самое ее душу – она заморгала и прикрыла глаза рукой, чтобы хоть как-то от него спрятаться.
– Пожалуйста, Гэй, закрой занавеси, – хрипло прошептала она.
Гэй тут же вскочила, обогнула стол и нажала на автоматическую кнопку, управлявшую всей работой по закрыванию занавесей. Легкие, полупрозрачные занавеси с шуршанием заскользили по всей высоте доходившего до потолка окна, и в комнате воцарился приглушенный, мягкий полумрак. Гэй вернулась к своему месту перед столом и, снова взглянув на Эмму, заботливо спросила:
– С вами все в порядке, миссис Харт?
Эмма в этот момент разглядывала лежащие перед ней бумаги. Подняв голову, она посмотрела на Гэй совершенно отсутствующим взглядом.
– Да. Продолжай, пожалуйста. Я хочу знать все. И я абсолютно уверена, что ты еще что-то скрываешь.
– Да, кое-что, – согласилась Гэй. – После того, о чем я вам сказала, другой человек стал возражать, что сейчас с вами, по его словам, бороться просто бесполезно – ни в личном плане, ни в юридическом. И еще он сказал, что лучше немного подождать, потому что, мол, долго вы все равно не протянете, как он выразился. Вам уже под восемьдесят – ничего не поделаешь, возраст! Но тот, первый, заспорил с ним: вы, мол, такая сильная, что ждать пришлось бы слишком долго и в конце концов пришлось бы просто взять и вас пристрелить... – Гэй прикрыла рот рукой, чтобы подавить глухое рыдание, в глазах у нее стояли слезы. – О, миссис Харт, – с трудом закончила она, – я так виновата перед вами.
Эмма сидела так неподвижно, как будто превратилась в каменное изваяние. Глаза ее неожиданно сделались холодными, взгляд – сосредоточенно оценивающим.
– Ты скажешь мне, кто были эти двое джентльменов, Гэй? Ты, конечно, понимаешь, что понятие „джентльмен” я употребляю в данном случае весьма приблизительно, – прибавила она с ледяным сарказмом.
Еще до того, как та ответила, Эмма в душе уже знала, чувствовала нутром, кого назовет Гэй. Знала, но вместе с тем какой-то частичкой своего существа надеялась, что ошибается, и надо еще подождать, что скажет ее секретарша, прежде чем выносить окончательный приговор. Только тогда ее собственные страшные подозрения можно будет считать доказанным фактом.
– Господи, миссис Харт! Мне бы так не хотелось называть вам какие-то имена, – глубоко вздохнув, она продолжила. – Эти двое были мистер Энсли и мистер Лоусэр. И они опять стали ругаться друг с другом. И мистер Лоусэр сказал, что надо, чтобы в разговоре приняли участие и женщины. Необходимо заручиться их согласием. На это мистер Энсли возразил, что женщины и так на их стороне. Он уже переговорил с ними. Кроме миссис Эмори, которая все равно никогда не согласится. По его словам, ей ничего ни под каким видом нельзя говорить, потому что она тотчас же прибежит к вам и все выложит. Мистер Лоусэр снова заявил, мол, пока вы живы, они ничего не могут сделать по части перехода ваших компаний в чужие руки. Все равно, сказал он мистеру Энсли, у них ничего не выйдет из таких попыток. Для этого не хватит ни власти, ни достаточного количества акций, необходимых, чтобы контролировать дело. По его словам, оставалась единственная возможность – ждать. Ждать, пока вы умрете... Он был абсолютно в этом убежден и настаивал на своем мнении. И еще добавил, что именно он имеет все права на контрольный пакет акций компании „Харт Сторз” и уверен в том, что именно ему вы эти акции передадите. Тут он сообщил мистеру Энсли, что хочет лично возглавить всю сеть магазинов торговой империи „Харт” и никакому консорциуму продавать эти магазины не намерен. Мистер Энсли пришел в дикую ярость и стал орать, как будто его пытались зарезать. Он выкрикивал самые страшные вещи в адрес мистера Лоусэра, но тому в конце концов удалось каким-то образом его успокоить. Он даже сказал, что готов согласиться на продажу „Харт Энтерпрайзиз”, и это должно принести мистеру Энсли те миллионы, о которых он так мечтает. Потом мистер Энсли спросил у него, знает ли он содержание вашего завещания. Мистер Лоусэр ответил, что это ему неизвестно, но он уверен, однако, что вы поступите по справедливости и не забудете ни одного из них. Еще он сказал, что его немного беспокоит мисс Пола, поскольку у вас с ней очень уж близкие отношения, так что одному Богу известно, что она могла у вас выманить. Мистер Энсли, похоже, весьма огорчился и опять пришел в сильное возбуждение, крича, что необходимо сейчас же выработать единый план действий, который надо было бы осуществить в случае, если бы оказалось, что, когда после вашей смерти вскроют завещание, их бессовестно обошли...
Гэй остановилась: у нее перехватило дыхание. Она сидела сейчас на самом краешке стула, и у нее не было сил устроиться поудобнее, так плохо она себя чувствовала. Но, странное дело, дрожь, которая била ее все время ее рассказа, сразу прошла, нервы успокоились. Правда, она чувствовала себя совершенно выпотрошенной и смотрела теперь на миссис Харт пустыми глазами.
Она ждала, что скажет та. Но Эмма была не в состоянии ни говорить, ни двигаться, ни думать, настолько потрясло и подавило ее все услышанное. Комната, в которую еще несколько мгновений назад проникал мягкий, приглушенный свет, теперь погрузилась во мрак, а воздух, такой теплый, даже душный, вдруг сделался холодным, как в Арктике. Слова Гэй все еще звучали у нее в ушах, но вдруг кровь ударила ей в голову, заломило виски, и все тело охватила страшная слабость. Эмма почувствовала себя совсем потерянной, ее словно куда-то несло – полуживую, усталую до такой степени, что ныли даже кости. Усталость навалилась на нее своей свинцовой тяжестью, притупляя все остальные чувства.