Красная планета. Астронавт Джонс - Хайнлайн Роберт Энсон. Страница 42

В конце концов Монтгомери отодвинулся от стола, вытер рот, налил себе еще кофе и закурил сигару. Тогда мамочка вопросила:

— Макси, дорогой, а что будет на десерт?

— Десерт? Ну — в холодильнике есть то мороженое, что осталось после Дня Солнечного Союза.

— Ой, господи! — хихикнула мамочка. — Боюсь, что его там нет.

— Что?

— Ну, боюсь, что я вроде его съела как-то вечером, когда ты был на южном поле. Был такой жутко жаркий день!

Макс не ответил ничего, он совсем не удивился. Но мамочка не унималась.

— Ты что, не приготовил ничего на десерт, Макс? Но ведь сегодня такой особенный день.

Монтгомери вытащил сигару изо рта.

— Заткнись, лапочка, — сказал он ласково. — Я не слишком люблю сласти, я больше насчет мяса и картошки — это нарастает на кости. Поговорим лучше о более приятных вещах. — Он повернулся к Максу. — Макс, что ты еще умеешь делать, кроме как копаться на ферме?

— Чего? — удивился Макс. — Я никогда не делал ничего другого. А что?

Монтгомери стряхнул пепел с сигары на тарелку.

— Просто мы покончили с работой на ферме.

Второй раз за последние два часа Макс услыхал новость, которую не смог сразу переварить.

— Как это? Что вы имеете в виду?

— А вот так, что мы продали ферму.

У Макса появилось такое ощущение, словно из-под его ног выдернули ковер. Однако по выражению мамочкиного лица он понял, что это правда. У нее всегда был такой вид, когда она ему устраивала что-нибудь подобное — торжествующий, но слегка настороженный.

— Отцу бы это не понравилось, — резко сказал Макс. — Эта земля принадлежит нашей семье уже четыре сотни лет.

— Ну, Макси! Я же говорила тебе, не знаю сколько раз, что я не создана для деревенской жизни. Я выросла в городе.

— Клайдовские Углы! Тоже мне город!

— Но все равно это не ферма. И я была совсем юной девушкой, когда твой папаша привез меня сюда — а ты был уже большим парнем. Передо мной еще вся жизнь. Не могу же я прожить ее, похоронив себя на ферме.

— Но ты же обещала отцу, что… — прибавил громкости Макс.

— Заткнись, — оборвал его Монтгомери. — И постарайся говорить повежливее, когда обращаешься к своей матери — и ко мне.

Макс замолчал.

— Земля продана, и нечего больше об этом спорить. А как ты думаешь, сколько стоит этот участок?

— Ну, по правде говоря, я никогда не задумывался об этом.

— Что бы ты ни думал, я получил больше. — Он подмигнул Максу. — Да, сэр. Твоей мамаше дико повезло в тот день, когда она обратила на меня внимание. Я ведь такой человек, что на три фута в землю вижу. Я же знаю, чего это тут появился агент, скупающий эти бесплодные, не имеющие никакой ценности огрызки недвижимости. Я…

— Я использую предоставляемые правительством удобрения.

— Я сказал «никакой ценности», и они не имеют никакой ценности. В смысле, для сельского хозяйства. — Он ухмыльнулся с видом большого пройдохи и объяснил. Судя по его словам, был намечен большой правительственный проект, для которого были выбраны как раз эти места. Монтгомери изъяснялся про все это крайне таинственно, из чего Макс заключил, что знает он очень мало. Некий синдикат втихую скупал землю, надеясь содрать за нее побольше с правительства. — Так что мы получили с них раз в пять больше, чем они собирались платить. Совсем неплохо, правда?

Тут в разговор встряла мамочка.

— Вот видишь теперь, Макси? Если бы твой папаша узнал, что мы когда-нибудь сумеем получить…

— Смолкни, Нелли!

— Но я только хотела сказать ему, сколько…

— Я же сказал «смолкни».

Она замолчала. Монтгомери отодвинул стул, засунул в рот сигару и встал. Макс поставил греться воду для мытья посуды, соскреб объедки с тарелок и отнес их курам. Он провел во дворе порядочное количество времени, глядя на звезды и пытаясь собраться с мыслями. Неожиданная перспектива иметь Биффа Монтгомери в семье потрясла его до глубины души. Интересно, какие права имеет отчим или, скорее, двоюродный отчим, человек, женившийся на его мачехе. Этого он не знал.

В конце концов Макс решил, что надо вернуться в дом, как бы ни было ему это противно. Он увидел, что Монтгомери стоит у книжной полки, которую он приспособил над стереоприемником; этот тип лапал его книги и сложил несколько из них стопкой на приемнике.

— Вернулся? — оглянулся Монтгомери. — Не уходи пока никуда, я хочу, чтобы ты мне рассказал кое-что относительно вашей живности.

В двери появилась мамочка.

— Дорогой, — пропела она, — неужели все это не может подождать до утра?

— Не торопись, радость моя, — отмахнулся Монтгомери. — Этот самый аукционер появится здесь завтра, прямо с утра. Мне нужно иметь к этому времени опись. — Он продолжал вытаскивать книги с полки. — Гляди-ка, а вот это — отличные штуки. — У него в руках было полдюжины томиков, напечатанных на самой тонкой бумаге и переплетенных в гибкий пластик. — Интересно, сколько они стоят? Нелли, дай-ка мне мои очки.

Макс торопливо подскочил к нему и протянул руку к книгам.

— Это мои!

— Чего? — Монтгомери глянул на него, а затем поднял книги высоко в воздух. — Ты слишком молод, чтобы у тебя было что-нибудь свое. Нет, загоним все. Вымести все дочиста и начать жизнь с чистой страницы.

— Они мои! Мне их подарил дядя. — Он воззвал к мачехе. — Скажи ему, мамочка!

— Слушай, Нелли, — ровным голосом процедил Монтгомери, — приведи-ка ты в порядок этого мальчишку, чтобы мне не пришлось заниматься его воспитанием.

Нелли озабоченно наморщила лоб.

— Ну, по правде говоря, я и не знаю. Они принадлежали Чету.

— А Чет был твоим братом? Тогда ты и есть наследница Чета, а не этот щенок.

— Он не был ее братом, он был ее шурином!

— Ах так? Это не важно. Твой отец был наследником твоего дяди, а твоя мать — наследница отца. А не ты, так как ты еще несовершеннолетний. Такой уж, сынок, закон. И ничего тут не поделаешь. — Он поставил книги на полку, но остался стоять между ними и Максом.

Макс почувствовал, как его верхняя губа начала непроизвольно дергаться; он знал, что не сможет говорить членораздельно. Его глаза затуманились от слез, он едва различал ненавистную жуликоватую морду «отчима».

— Вы… ты вор.

— Макс! — взвизгнула Нелли.

На лице Монтгомери появилось выражение холодной ярости.

— А вот это уже чересчур. Боюсь, что теперь ты вполне заслужил ремня. — Его пальцы начали расстегивать тяжелый пояс.

Макс на шаг отступил. Монтгомери вытащил ремень и сделал шаг вперед.

— Монти! — еще громче взвизгнула мамочка. — Я прошу тебя!

— Не лезь не в свое дело, Нелли, — оборвал ее Монтгомери, а Максу сказал: — Мы должны раз и навсегда установить, кто тут старший. Извинись.

Макс не отвечал.

— Извинись, — повторил Монтгомери, — и мы про это забудем.

Он помахивал ремнем, как кот хвостом. Макс отступил еще на один шаг. Монтгомери сделал шаг вперед и попытался его схватить.

Макс увернулся и через открытую дверь выбежал в темноту. Он не останавливался, пока не уверился, что никто за ним не гонится. Потом, все еще кипя яростью, он перевел дыхание. Он уже почти жалел, что Монтгомери не погнался за ним; он не думал, что кто-нибудь сумеет совладать с ним в темноте в его родном дворе. Он знал, где сложены дрова, а Монтгомери не знал; и где тут лужа, в которой купаются свиньи. И он знал, где тут колодец, — даже это, если уж на то пошло.

Прошло довольно много времени, пока Макс достаточно успокоился для того, чтобы думать рационально. Теперь он был рад, что все так легко кончилось. Монтгомери был значительно тяжелее его и, по слухам, дрался отчаянно.

Если это действительно уже кончилось, — поправил он себя. Он думал, решит ли Монтгомери к утру позабыть обо всем. В комнате все еще горел свет; он укрылся в сарае и ждал, сидя на земляном полу, прислонившись спиной к дощатой стене. Через некоторое время Макс почувствовал страшную усталость. Он подумал, не лечь ли спать прямо в сарае, но тут не было подходящего места, чтобы лечь, даже при том, что старый мул сдох. Тогда, вместо этого, он встал и посмотрел на дом.