Загадочные женщины XIX века - Бретон Ги. Страница 19

— Я прошу о свидании!

— Свидание… это не так-то просто устроить. Впрочем, мы увидимся, только не у меня дома. Видишь того человека, домино, он знаками торопит меня закончить наш разговор. Это мой муж, мне нужно ехать. Прощай! Завтра, в три часа, в Булонском лесу, у озера. Я буду в открытом ландо. Я дважды проведу платком по губам, и по этому знаку ты узнаешь меня.

Месье де Шарнасе, довольный началом интриги, насвистывая, отправился домой.

На следующий день точно в назначенный час он поджидал у озера ландо прекрасной незнакомки. Пока он парил в мечтах о дальнейшем развитии событий, у аллеи поднялась суета. Верховые курьеры оповестили о приближении императрицы. Маркиз снял шляпу, приветствуя императрицу, которая медленно проезжала мимо него. Вдруг он увидел, как она дважды провела по губам платком. Маркиз решил, что у него галлюцинация.

Он был растерян. Как, он, один из самых ярых легитимистов, ухаживал за императрицей! Он еще не пришел в себя, когда к нему приблизился барон де Бургоинг.

— Месье, — произнес он, — Ее Высочество спрашивает, на какой день прислать вам приглашение в Тюильри.

— Я бесконечно благодарен Ее Высочеству за оказанную мне честь, — ответил маркиз. — Если мне будет позволено, я отвечу ей в письме, которое она получит завтра.

Барон де Бургоинг улыбнулся:

— О! Письма не так быстро попадают в руки императрицы. Лучше, если я сейчас же передам ей ваш ответ.

Маркиз не хотел прибегать к посредничеству.

— Все-таки позволю себе настаивать на своем решении. Соблаговолите передать Ее Высочеству заверения в моем почтении.

Месье де Шарнасе вернулся домой «озабоченный, с поникшими усами». Отодвинув корректурные листы своей последней книги, он принялся сочинять письмо императрице. Он писал: «Мадам, воспользовавшись вашим любезным приглашением, я получил бы возможность усладить свой взор, но в этом случае я потерял бы уважение Вашего Высочества, так как мне пришлось бы отступить от своих взглядов, которые хорошо известны Вашему Высочеству. Прошу Ваше Высочество позволить мне уклониться от искушения…»

Была ли Евгения разочарована тем, что не увидит в Тюильри человека, смутившего ее на балу? Возможно. Как бы то ни было, она всегда радовалась встречам с ним, и ее симпатия к нему, которую она сохранила вплоть до падения империи, была настолько очевидна, что служила предметом пересудов.

Послушаем Фредерика Лоллийе: «Еще у герцога де Морни она снизошла к интимной беседе с ним и принимала от него знаки внимания, принятые на балу. Более того. Она, не задумываясь, повинуясь своему капризу, вступила на людях в переговоры с этим человеком, который нашел ключик к ее душе. Это было на бегах в Фонтенбло. Оставив двор позади, она удостоила беседы этого непримиримого монархиста, что вызвало своего рода политический скандал в императорской свите. Подойти к какому-то писаке, не принятому в Тюильри, — это переходило всякие границы. Все были изумлены. Почему она это сделала? Кто он? Чем успел отличиться?»

Чем успел отличиться? Пусть в силу недоразумения, но он завел с Евгенией игривый разговор, а этого себе не позволял до него никто, даже Наполеон III. Он прямо заговорил о своем желании, что вызвало у императрицы, привыкшей к витиеватому слогу придворных, возбуждающее ощущение новизны. Короче говоря, в те несколько минут он дал императрице головокружительную возможность почувствовать себя обольстительной субреткой.

Не об этом ли втайне мечтает любая великосветская дама?

ЕВГЕНИЯ ФЛИРТУЕТ И ВТЯГИВАЕТ ФРАНЦИЮ В ТЯЖЕЛУЮ МЕКСИКАНСКУЮ КАМПАНИЮ

Евгения совершила столько легкомысленных поступков, что многие, бывавшие при дворе, позволяли себе смелые взгляды и речи в ее адрес. Наполеон III был этим задет.

Один из этих невеж дорого заплатил за свою дерзость.

Послушаем таких осведомленных летописцев, как Шарль Симон и М.-С. Пуансо.

«Один офицер, постоянно бывавший во дворце, внезапно оказался перед дилеммой: подать в отставку или Же отправиться в Африку. Почему? Император многократно перехватывал его довольно откровенные взгляды, двусмысленные улыбки в сторону императрицы. Наполеону III, расточавшему в изобилии подобные знаки симпатии, совсем не нравилось, когда объектом такого внимания становилась его жена».

Во время охоты в Фонтенбло этот молодой и красивый воздыхатель, скакавший позади императрицы, звонким голосом обратился к своему товарищу:

— Вот два великолепных крупа, старина! Я бы охотно отказался от нашивок и стал бы простым конюхом, если бы мне предложили их обихаживать!

По-солдатски терпкая шутка — и, нужно признать, сомнительного вкуса — понравилась его приятелю. Он расхохотался. Внезапно раздавшийся совсем рядом голос заставил их похолодеть:

— С вас вполне будет достаточно одного крупа, — произнес Наполеон III, — и вы, месье, отправитесь чистить его в Африку.

Офицеры понурились. На следующий день виновный получил назначение в полк, стоящий в Африке. Во Францию он не вернулся…

Другого воздыхателя, вынашивавшего планы плотоядного преступления против Ее Высочества, постигла, если верить мемуаристам, еще более горькая участь.

Однажды во время бала в Тюильри он, подстрекаемый страстью или же двусмысленным поведением Евгении, забылся до такой степени, что, склонившись над «объектом своих вожделений», громко сказал:

— Я люблю тебя!

Императрица побледнела. В одну секунду она поняла, как легкомысленно было ее поведение. Она рисковала день ото дня подвергаться все большим дерзостям. Как с чисто галльским юмором пишет Пьер де Лано:

«Сегодня к ней публично обратились на „ты“ и удостоили объяснения в любви, а завтра ее начнут лапать…»

«Словно раненая лань», Евгения побежала к императору и рассказала ему об инциденте.

В тот же вечер виновный был отдан в руки полицейского Замбо, который убил его выстрелом в голову.

Но кокетство императрицы имело самые плачевные последствия не только для некоторых приближенных ко двору особ, но и для всей Франции. «Флирту» Евгении Вторая империя обязана самой неудачной и кровавой страницей своей истории: мексиканской кампанией.

Все началось в Биаррице. Императрица совершала прогулку в коляске «в венгерской шапочке, надвинутой на лоб, с зонтиком в руках». Какой-то молодой человек, стоящий на тротуаре, почтительно поприветствовал ее.

Он был красив, его лицо обрамляла борода, и в глазах тлел огонь. Евгения взглянула на него и с удивлением признала в нем друга своего отрочества, Хосе Идальго, мексиканца, с которым она танцевала когда-то в Испании. «Душа компании», как называл его месье Жан Дескола, стал дипломатом. Императрица пригласила его приехать на следующий день к ней поболтать. Хосе Идальго был обольстителем. Вскоре он стал завсегдатаем виллы «Евгения».

Затаив дыхание, увлеченная императрица впитывала его рассказы о Мексике, несчастной стране, оказавшейся с приходом к власти Хуареса повергнутой в анархию.

— Нужно выгнать этого сторожевого пса из Оахаки, — говорил Хосе Идальго, — возродить новую Испанию, спасти романскую расу и католицизм реставрацией монархии!

Евгения с волнением думала, что ее бывший кавалер по танцам обладает всеми необходимыми качествами, Чтобы стать новым Кортесом.

И тогда она решила помочь ему и заставить Наполеона III вмешаться во внутренние дела Мексики.

Евгения сыграла решающую роль во всей этой истории. Некоторые серьезные авторы, смущенные появлением женщины среди государственных деятелей и военного руководства, утверждают, что императрица не причастна к подготовке войны в Мексике. Позволю себе отослать их к достаточно надежному источнику: к самой императрице.