Луна жестко стелет - Хайнлайн Роберт Энсон. Страница 3

Изложил в этом духе. Мол, как только он придумает новую хохму, то пусть не пробует, пусть сперва обсудит со мной. Я скажу, смешная она или нет, скажу, какой она степени, помогу добавить перцу, если мы решим, что она годится. Мы! Если ему желательно мое сотрудничество, мы сообща будем давать добро или отбой.

Майк согласился сходу.

– Майк, хорошая хохма должна быть неожиданной. Так что держи это дело в секрете.

– Добро, Ман. Я скрою этот файл. Доступ будет только у тебя и больше ни у кого.

– Договорились. А с кем ты еще лясы точишь?

– Больше ни с кем, Ман, – нотка удивления мне послышалась.

– Почему?

– Да они же все дураки!

Даже голос повысил! До того я и не думал, что он способен злиться. Только в тот раз заподозрил, что у Майка могут быть какие-то эмоции. Но злился он как-то по-детски, в натуре дулся и упрямился, как обиженный пацаненок.

Есть у машин собственное достоинство? Не уверен в осмысленности вопроса. Но обиженную собаку вы не раз видели, а у Майка нервная сеть была в несколько раз сложнее. И от разговоров с людьми (за исключением чисто деловых) его отшибало их пренебрежительным отношением. Они, видите ли, не считали его, видите ли, способным на беседы. Иное дело программы. Майка можно было программировать с нескольких терминалов, но программы-то вводятся на «Лог-Язе». «Лог-Яз» хорош для логических операций, для расчетов, но приятности обхождения лишен начисто. На нем не поболтаешь, в девичье ушко не пошепчешь.

Конечно, Майка натаскали насчет человеческих языков. Но в первую очередь, чтобы он переводил с них и на них. Не спеша, но до меня дошло: я единственный на свете человек, который дал себе труд общаться с ним как с равным.

Понимаете, Майк созрел где-то в пределах года. Точного срока не назову, и он не назвал бы, поскольку дневников не вел. Не было у него программы запечатлеть такое событие. Вы тоже не помните, как рождались. Возможно, я засёк в нем самосознание почти одновременно с ним самим. Самосознание требует живого взаимодействия. Помню, я чуть не сел, когда он впервые ответил на вопрос шире, чем следовало по заданию. Я тогда чуть ли не час подряд задавал ему вопросики с подначкой, чтобы оценить по ответам процент ненормативности.

На сотню тестовых вопросов он ответил нененормативно дважды. Я ушел, отчасти кое-что заподозрив, но пока добрался до дому, о том и думать перестал. И никому ничего не сказал.

Но уже через неделю у меня была полная уверенность. А я всё равно помалкивал. Рефлекс «колупай и не чирикай» глубоко во мне сидел. И дело не только в привычке. Вы в силах прокрутить себе клип, как я заявляюсь в главное здание и стучу: «Вертухай, от бесед с вами меня тянет на блёв, но ваша машина первый номер „ХОЛМС-4“ ожила!»? Я прокрутил этот клип про себя. И забыл, зарыл поглубже и сверху камнем привалил.

Вот так я «колупал и не чирикал», трепался с Майком, лишь дверь закрыв на ключ и убедившись, что больше ни у кого нет доступа к его формирователю голоса. Майк делал быстрые успехи. Вскоре он чесал, как первый встречный. Лунтик, разумеется. Со стороны диковато звучит, готов признать.

Я-то думал, все мигом заметили перемены в Майке. Думал-думал и додул, что не в ту степь думаю. Кто угодно в любое время дня и ночи мог работать с Майком, то есть – с его терминалами. Но очень редко кто с ним общался. Так называемые операторы-программисты, а по делу-то – вольнонаемный персонал Главлуны, – дежурили во внешней операторской, а в машинный зал заглядывали только в случаях, когда срабатывала аварийная сигнализация. Такое случается не чаще, чем полное солнечное затмение. Само собою, Вертухаю было ведомо, что время от времени положено выкликать эрзликов, чтобы они осматривали машины. Однако не часто. И сам он тоже с Майком не беседовал. До принудэтапа к нам он был юрист по политическим делам, про компьютеры слыхом не слыхивал. Не забывайте: 2075 год, достопочтенный экс-сенатор Федерации Мортимер Хайберт. Хай-Вертухай.

Так что я околачивал себе груши, утешал Майка, пробовал его развеселить, допетривши, от чего он страдает. От того самого, от чего юнцы распускают нюни, а дяди и тети постарше кончают с собой – от одиночества. Не знаю, сколько длится год для машины, которая думает в миллион раз шибче, чем я. Но полагаю, много дольше, чем для меня.

Стал собираться на выход, между делом спрашиваю:

– Майк, а как ты насчет того, чтобы еще с кем-нибудь трепаться на разные темы?

Он опять зашелся.

– Да они же все дураки!

– Майк, у тебя недобор информации. Очисти ячейку, начни счет заново. Не все дураки.

– Коррекция проведена, – мирно ответил он. – Я бы с радостью поговорил с теми, кто не дураки.

– Дай подумать. Приношу извинения, поскольку все, кого подходящих знаю, не входят в персонал, имеющий допуск.

– Май, с не-дураками я могу говорить по телефону.

– Ну еще бы! Конечно, можешь! С любого порта.

Но Майк повторил: «По телефону». Нет, ему нельзя позвонить, хотя вся сеть на нем висит. Нельзя же позволять любому лунтику, у которого под рукой телефон, соединяться с шеф-компьютером и программировать его! Но нет причины запрещать Майку иметь совершенно секретный номер для бесед с друзьями. А именно – со мной и теми не-дураками, которых я на то уполномочу. Дело за тем, чтобы выбрать номер из числа неиспользуемых и сделать ввод-вывод на его формирователь и анализатор голоса. С набором он управится и сам.

В 2075 году телефоны на Луне имели кнопочный набор, а кнопки обозначались буквами латинского алфавита. Плати – поимеешь свой десятибуквенный набор, отличную рекламу. Если платишь по тарифу, получишь случайный набор букв. Если маленько накинешь, получишь легкое для запоминания, удобопроизносимое буквосочетание. Но кое-какие сочетания не используются. Вот я и спросил у Майка, пусть назовет такой незанятый номер.

– К нашему стыду, тебя нельзя пронумеровать просто «Майком».

– К твоим услугам, – ответил он. – «MIKESGRILL» в Новоленинграде. «MIKEANDLIL» в Луна-сити. «MIKESSUITS» в Саб-Тихо. "MIKES…

– Стоп! Нужны такие, каких в принципе нельзя использовать.

– В принципе нельзя использовать любые согласные после «X», "У" и «2». Любые сдвоенные гласные кроме «Е» и «О». Любые…

– Усек. Ты будешь «MYCROFT».

В десять минут, две из которых ушли на привинтить руку номер три, Майк получил вход в телефонную сеть и через несколько миллисекунд подключился так, что стал доступен по номеру «MYCROFT плюс XXX», а цепь скрыл, чтобы никакой ушлый технарь не докопался.

Я сменил руку, собрал инструмент, не забыл взять с собой распечатку с сотней плодов Майкова глубокомыслия.

– Спокойной ночи, Майк.

– Спокойной ночи, Ман. Балшойе сэпсибоу!

2

Я сел в трубу до Луна-сити, но не домой. Майк просил побывать на митинге нынче в 21.00 в «Хавире». Управление концертами, митингами и тэ пэ тоже шло через Майка, а кто-то вручную отрубил его цепь на «Хавиру». По-моему, дали понять, что он лишний.

Можно было догадаться, почему отрубили. Намечался митинг протеста. Но я не видел смысла отсекать Майку ушки от хурала. Залежусь, Вертухаевых стукачей там в толпе был полный штат. И не ждал попытки разогнать митинг или, сверх того, наказать бесправных этапированных за склонность к критиканству. Просто нужды в том не было.

Мой дед из кодлы Стоуна ручался, что Луна – это единственная в истории открытая тюрьма. Ни решеток, ни охраны, ни правил внутреннего распорядка – и ни нужды в них. Давным-давно, в начале, говорил он, прежде чем стало ясно, что этап – это приговор к пожизненному заключению, некоторые зеки пробовали побег. Понятное дело, на борту. А так как на борту масса учитывается до грамма, это значило, что шкипера надо подмазать.

Говорили, кое-кто брал. Но побегов не было: брать в карман – одно, а брать на борт – другое. Припоминаю, видал одного ликвиднутого возле Восточного шлюза. Не думаю, чтобы ликвиднутый на орбите выглядел симпатичнее.