Миры Роберта Хайнлайна. Книга 4 - Хайнлайн Роберт Энсон. Страница 70

Хью решил спрятать бутылку Счастья в люке, ближайшем к комнате Барбары. В письме он велел ей сказать товаркам, что она украла ее, и напоить их так, чтобы они не просыпались, а также дать и близнецам немного, чтобы те не плакали, в какие бы передряги ни попали.

Лишний раз рисковать, относя бутылку, Хью смертельно не хотелось. Но он ухитрился извлечь из этой вылазки пользу. Он не только засек время и запомнил все изгибы лабиринта до мельчайших подробностей, но и взял с собой набитый свитками куль, который наверняка был значительно тяжелее ребенка. Куль он привязал к груди полоской материи, оторванной от чехла, закрывавшего ридер. Две такие подвязки, одну для себя, другую для Барбары, он изготовил с учетом того, чтобы привязанного ребенка можно было нести и за плечами.

Эксперимент показал, что транспортировать детей таким способом довольно трудно, но возможно. Хью отметил для себя места, где нужно быть особенно осторожным и продвигаться потихоньку, чтобы не придавить «драгоценную ношу» и не зацепиться за что-нибудь.

Отрепетировав бегство и убедившись, что принципиальных трудностей нет, он вернулся к себе. Киска на сей раз не проснулась — он предусмотрительно угостил ее чрезмерной дозой Счастья.

Хью вернул на место свитки, спрятал нож и светильник, промыл колени и локти и смазал их, затем сел и написал длинное дополнение к предыдущему письму Барбаре, в котором объяснил, как найти бутылку. В послании высказывались некоторые соображения по поводу философских воззрений Хемингуэя и отмечалось, что, как ни странно, в одном из своих произведений писатель говорит, что «свобода — это прежде всего одиночество», а в другом утверждает прямо противоположное…

На следующий вечер он вновь дал Киске усиленную дозу Счастья, сказав, что в бутылке осталось совсем немного и ее нужно допить, а завтра он принесет новую.

— Но тогда я совсем поглупею, — пробормотала Киска. — И перестану нравится вам.

— Пей, пей! И не говори чепухи. Для чего же и жить, как не для удовольствия?

Через полчаса Киска уже не могла без посторонней помощи добраться до постели. Хью побыл с нею до тех пор, пока она не начала всхрапывать. Потом встал, бережно прикрыл ее одеялом, поцеловал на прощание и некоторое время постоял, с жалостью глядя на малютку.

Через несколько минут он уже спускался в люк.

Там он снял балахон, сложил в него все, что ему удалось достать, — пищу, обувь, парик, две баночки с кремом, в который был добавлен коричневый пигмент. Хью не очень-то рассчитывал на грим и особо не верил в него, но, если рассвет их застигнет до того, как они дойдут до гор, он собирался загримировать всех, сделать из балахонов какое-то подобие штанов и накидки, которые, как ему было известно, были обычной одеждой свободных крестьян и Избранных — «нищего черного отребья», как называл их Джо, — и попытаться продержаться таким образом до темноты.

Одну из подвязок он нацепил на себя, другую положил в тючок и пополз. Он торопился, так как время теперь решало все. Если даже Барбаре удастся подпоить товарок, если повезет без осложнений спуститься в туннель, если передвижение по нему займет не более часа (что проблематично при наличии детей), — все равно им не выбраться за пределы имения раньше полуночи. В распоряжении у них будет всего пять часов до рассвета, за которые они должны добраться до гор. Интересно, смогут ли они продвигаться со скоростью три мили в час? Вряд ли, поскольку обуви у Барбары нет, на руках у них будут близнецы, местность им незнакома, а ведь идти придется в темноте.

Горы, как он предполагал, начинались милях в пятнадцати от имения. Им предстояло очень тяжелое путешествие, даже если события будут разворачиваться по плану.

Хью протискивался по туннелю, не жалея локтей и коленей…

Добравшись до места, где была припрятана бутылка, он с удовлетворением отметил, что она исчезла. Тогда он расположился поудобнее и, стараясь унять бешено бьющееся сердце, попытался замедлить дыхание, расслабиться и ни о чем не думать.

Это помогло. Он начал даже впадать в легкую дремоту, но мгновенно пришел в себя, увидев, как поднимается крышка люка.

Барбара действовала совершенно бесшумно. Она передала ему одного из сыновей, которого он сразу же положил подальше в туннель, затем второго — он разместил его рядом с первым. Потом протянула трогательный маленький узелок с пожитками и прикрыла крышку люка.

Как только Барбара оказалась внизу, он поцеловал ее.

Она, всхлипывая, прильнула к нему. Хью сурово прошептал ей на ухо, чтобы она не шумела, и объяснил, что делать. Она тут же затихла: им предстояла нелегкая работа.

В тесной шахте подготовиться к продвижению было мучительно трудно. Здесь негде было развернуться и одному, не говоря уже о двоих. Только безвыходность положения позволила им сделать все, что нужно. Сначала Хью помог Барбаре снять короткое одеяние, которое носила прислуга, затем она легла ногами в туннель, и он привязал к ней одного из близнецов, основательно затянув узлы. Укрепив второго ребенка на себе, он соорудил из одежды Барбары узелок и привязал его рукавами к своей левой лодыжке, чтобы при движении тот волочился за ним.

Когда все это было закончено (ему показалось, что прошли часы), Барбара отползла еще дальше назад, и он, с неимоверными усилиями развернувшись в узкой шахте люка, ухитрился оказаться в нужном положении в туннеле, не ушибив при этом маленького Хьюги. Или, может быть, это был Карл Джозеф? Он забыл спросить. Во всяком случае, почувствовав теплое тельце ребенка, прижатое к его собственному телу, услышав мирное посапывание мальчика, Хью ощутил прилив свежих сил и отваги. Видит Бог, они справятся! Всякий, кто встанет у них на пути, погибнет!

Он пополз вперед, держа светильник в зубах и стараясь передвигаться как можно быстрее. Он не задерживался, чтобы подождать Барбару, так как заранее предупредил ее, что не остановится, если она не позовет его.

Она так ни разу и не окликнула его. Однажды с его ноги соскользнул узелок. Они приостановились и Барбара снова привязала его. Это и стало их единственной передышкой. Скорость перемещения была неплохой, но Хью снова показалось, что прошла целая вечность, прежде чем они наткнулись на торбу с припасами, которую он оставил возле своего люка.

Отвязав детишек, измученные беглецы перевели дух.

Хью помог Барбаре приспособить перевязь так, чтобы ребенка теперь можно было нести на спине, и объединил их припасы в один общий узел, оставив при себе нож, балахон и светильник. Он показал ей, как нужно держать светящийся шарик во рту, чтобы наружу пробивался только тоненький лучик света, и передал его Барбаре.

— Ты похожа на привидение, — прошептал он. — А теперь слушай внимательно. Я сейчас вылезу. Будь готова передать мне одежду. Я должен произвести разведку.

— Я могу помочь тебе одеться прямо здесь.

— Нет. Если меня застукают выбирающимся из люка, будет драка и балахон замедлит мои движения. Да он, в принципе, и не понадобится до тех пор, пока мы не дойдем до кладовой, где у меня намечена следующая остановка. Если наверху все тихо, то ты должна будешь осторожно передать мне наши пожитки и ребенка. Учти, потом тебе придется нести и его, и наши вещи, — мне нельзя занимать руки. Понимаешь, милая, я не хотел бы никого убивать, но если кто-нибудь встанет нам поперек дороги, ему несдобровать. Ты понимаешь меня?

Она кивнула.

— Значит, я понесу все? Хорошо, мой повелитель, я вполне справлюсь.

— До кладовой недалеко, и, скорее всего, по пути мы никого не встретим. Как только мы окажемся снаружи, я возьму у тебя часть вещей и посмотрим, не подойдут ли тебе мои сандалии.

— За мои ноги не беспокойся, с ними все будет в порядке.

— В таком случае будем надевать сандалии по очереди. У кладовой мне придется заняться замком на двери — с неделю назад я приметил там арматурину. Она должна быть на месте. Короче говоря, я сломаю замок, а потом мы быстро-быстро двинемся в путь. Наше исчезновение обнаружится только за завтраком, потом потребуется некоторое время, чтобы удостовериться в нашем побеге, и еще больше времени, чтобы организовать погоню. Так что если не случится ничего непредвиденного, фора у нас солидная.