Нам, живущим - Хайнлайн Роберт Энсон. Страница 32

— Ольга, что это за пустозвонство? Какая для меня польза в проектировании бесполезного орудия?

Ольга одарила его долгой улыбкой.

— Я хотела бы пояснить тебе смысл, но не могу. Понимай ты смысл, в пустозвонстве не было бы нужды. Но ты должен сам открыть его. Мы пытаемся помочь тебе открыть значения слов, которые ты не смог определить.

— Хотел бы я достать того, кто придумал эту шуточку!

Она взяла его руку и положила на свое плечо.

— Это была ты? Ольга, я считал тебя своим товарищем.

— Я твой товарищ, Перри, но часть моей работы в том, чтобы твое лечение происходило через области, которые ты понимаешь, и в оценке этого воздействия. Впрочем, я думаю, что мы можем пропустить один шаг на этом этапе. Очевидно, тебе совсем не хочется проектировать этот прицел. Но ведь ты смог бы его спроектировать?

— Безусловно. Пустяковое дело. Понимаешь… — И Перри пустился в пространные объяснения, связанные с артиллерией и баллистикой, широкими взмахами рук описывая, что случилось бы со снарядом, которому не повезло оказаться в ограничениях кубического торможения. — И все это, разумеется, в вакууме. Без эмпирических данных не стоит пытаться предсказывать поведение снаряда в газовой среде, существующей в этом же поле.

— Достаточно, Перри. Я не поняла и трети того, что ты сказал, но уверена, что ты мог бы спроектировать этот прицел. Допустим, мы такое орудие установим прямо вот тут. Ты сможешь попасть в парусник на той стороне озера?

— Конечно же, нет.

— И почему нет?

— Ну, как же, математические формулы, использованные при проектировании этого орудия, не применимы к условиям, в которых оно стреляет. Чем более тщательно ты будешь прицеливаться, тем больше вероятность, что ты промахнешься.

— Это тебя наводит на какие-нибудь мысли, Перри?

— Навскидку нет.

— Ты помнишь слова, которым не дал определения. Разве не вещами, так названными, человек руководствуется в жизни?.. Честь, любовь, истина, справедливость, долг и так далее?

На его лице появилась тень зарождающегося понимания.

— Да, да, думаю, что так.

— Разве эти вещи не оказывают на человека такое же мощное влияние, как голод или сексуальные порывы?

— Да, это действительно так. Даже более мощное.

— Тогда они не могут не иметь смысла. Но, как и с этим прицелом: если приписываемое этим словам значение не соотносится с миром, в котором ты действуешь, ты не сможешь использовать их в качестве руководства, чтобы попасть туда, куда тебе требуется. И все же без этого руководства сам человек становится столь же бессмысленным, как орудие, которое невозможно нацелить.

— Звучит очень убедительно, однако человек — не снаряд в стволе орудия, а истина и честь — не прицелы.

— Все верно. Давай здесь избавимся от этой аналогии, а то она доведет нас до абсурда. Тем не менее, я думаю, ты понимаешь, что сказанное мной верно, независимо от аналогии. Побуждают человека действовать очень сложные мотиваторы, обозначенные как долг, любовь, грех и так далее. Тебя самого они побуждают действовать, и при этом ты неспособен определить, что имеешь в виду, пользуясь этими словами. Ты принял соответствующие понятия более-менее бессознательно и так мало знаешь о них, что не сможешь предсказать, приведут они тебя к желаемому результату или к катастрофе. Попытайся ты пилотировать самолет, имея столь же ограниченные представления о его приборах, ты наверняка разбил бы его. Здесь ты оказался потому, что вот так неумело пилотировал собственную жизнь и в результате разбил подбородок другого человека.

— Принимая все сказанное тобой — я пока не признаю, что было неправильно ударить того парня, — как открыть правильные значения этих слов, которые позволят мне вести себя сообразно этим значениям?

— А как ты научился проектировать прицелы, позволяющие попадать в цель?

— Так теория гравитации делает это с математической определенностью.

— Ты уверен? Мне вспоминается, что теорию гравитации в твое время как раз вывернули наизнанку и поставили вверх тормашками. Разве в результате все прицелы перестали действовать?

Он хлопнул себя по бедру.

— Богом клянусь, ты права. Внешняя баллистика развивалась только благодаря эмпирическим средствам, методом проб и ошибок. Получив достаточно данных для анализа, мы изобретали соответствующие этим данным формулы. Мы никогда не пытались подгонять практику к теории. Если теория не соответствовала, мы выбрасывали ее и создавали новую. Но это работало. С этим подходом мы создавали машины, которые давали предсказания с волшебной точностью. — Перри на секунду задумался, и его лицо потемнело. — Но как применить этот подход к вопросам жизни?

— Что ж, Перри, как мне известно, существует всего два способа выработать практичную теорию человеческих отношений, позволяющую нам счастливо сосуществовать. Первый и сложный путь — пытаться создать эмпирические принципы на основе того, что нам известно о реальном мире. Второй путь — божественное откровение. Не стану утверждать, будто второй путь невозможен, но мы, современные люди, не привыкли ему доверять. Выводы образца 2086 года, сделанные по первому пути, воплощены в действующем кодексе обычаев. Тот, кто следует этому кодексу, сможет жить в 2086 году, почти не сталкиваясь с конфликтными ситуациями, независимо от того, считает ли он кодекс перечнем абсолютных истин или просто грубыми обобщениями. В этом кодексе воплощены современные значения тех проблемных слов, которые ты не смог определить. У тебя эти слова имеют другой смысл, невысказанный, и, по моему мнению, твой смысл не только неточен, но и опасен, поскольку, думаю, сумей ты определить свой кодекс в конкретных и объективных терминах, ты обнаружил бы, что он не соответствует окружающему тебя реальному миру.

— Но я все равно не понимаю, как вы пришли к этим обычаям, или эмпирическим формулам поведения, или как еще вы их там решили называть.

— В основном так же, как вы совершенствовали искусство баллистики. Через готовность выбрасывать теории, не соответствующие фактам. К примеру, церкви в массе своей решительно противились разводам. Развод был грехом. Никто не пытался объективно изучать брак и развод, грехом разводы были по божественному откровению, и на этом дело кончалось. Вред, нанесенный лишь одним этим обобщением, сложно даже вообразить. Отвергнув догматическую точку зрения и изучив проблему в ее естественной среде, мы пришли к совершенно иным выводам. В среде 2086 года развод не является грехом, хотя возможно представить себе иные социальные структуры, в которых он таковым будет. Или возьми тему одежды как табу. Здесь тоже догмат обобщения социального поведения делал появление без одежды неправильным, позорным, нескромным. Упоминался первородный грех, сложным эстетическим идеям назначалась ложная объективная реальность, и все такое прочее. Лишь на тему одного этого табу было написано удивительное количество философской бессмыслицы — людьми, которым никогда не пришло бы в голову снимать свою одежду в присутствии других, чтобы понять, каково это. Для них подобный непочтительный эксперимент был совершенно неприемлем. Традиционалисты в Средние века отказывались даже наблюдать за экспериментом, способным бросить тень сомнения на совершенство Аристотелевой механики, а эксперимент этот всегда был возможен и прост. К 2086 году, из чисто экспериментальных соображений, табу на обнажение уничтожено. Оно не фигурирует в нашем кодексе обычаев, и человек может одеваться или раздеваться сообразно своему удобству и личным эстетическим предпочтениям.

Или возьми политику. Веками философы пытались придумать идеальное государство, основываясь на собственных неизученных предрассудках, которые привычно считали божественными откровениями. В 2086 году мы считаем, что идеальное государство — бессмысленный набор звуков, не соответствующий возможной объективной реальности. Вместо этого мы создали политическую систему, позволяющую достигать того, чего мы хотели бы достичь в 2086 году. Мы не считаем, что она подошла бы 1000 году нашей эры или современной Европе или что она не будет меняться в будущем. Но мы верим, что создали метод, посредством которого можем заставить государство служить нашим целям в любом веке.