Не убоюсь я зла - Хайнлайн Роберт Энсон. Страница 28
Саломон долго молчал.
– Иоганн… – промолвил он наконец.
– Что, Джейк?
– Вы женщина.
Иоганн Смит некоторое время лежал молча, затем сказал:
– Слава Богу, теперь я знаю наверняка. По крайней мере я не сошел с ума. Если, конечно, «женщина» и «сумасшедший» не синонимы. Джейк, как это случилось?
– Я знал об этом все время, Иоганн. Мне было очень трудно… видеть вас и не выдать себя. Вы правы: ваши врачи боялись эмоционального шока. Поначалу вы были очень слабы.
– Но они меня не знают… гораздо больше я, помнится, удивился, когда узнал, что девочки отличаются от мальчиков. Мне тогда лет шесть было, и девочка, что жила этажом ниже, показала мне. Но как это случилось, Джейк? Ведь договор ничего такого не предусматривал.
– Предусматривал.
– Да?
– Вы не оговорили ни расу, ни пол. Вы написали «здоровое тело, от двадцати до сорока лет, с группой крови АВ-отрицательная». И больше ничего. Иоганн задумался.
– Да, но я и подумать не мог, что меня упрячут в женское тело.
– А почему нет? Врачи же каждый день пересаживают женские сердца в мужские тела и наоборот.
– Да, верно. Я лишь говорю, что никогда об этом не думал. Но даже если бы я и подумал об этом, вряд ли я бы рискнул наполовину урезать свои шансы, сделав оговорку насчет пола. К тому же я никогда не плачу над пролитым молоком. Хорошо, теперь, когда я все знаю, от меня можно не прятать зеркало. Пожалуйста, позовите доктора и скажите ему, что я хочу видеть себя сейчас же и не желаю слушать никаких отговорок.
– Хорошо.
Саломон вызвал сестру, а сам вышел. Его не было минут пять. Он вернулся вместе с докторами Хедриком, Гарсиа и Розенталем и со второй сестрой, которая несла большое ручное зеркало.
– Как вы себя чувствуете, мисс Смит? – спросил Хедрик.
Он криво улыбнулся.
– Значит, теперь я «мисс» Смит, вот как. Намного лучше, спасибо. Теперь я спокоен. Вы могли бы сказать мне об этом еще несколько недель назад, Я не такой уж слабый, как вы думаете.
– Возможно, мисс Смит, но я обязан делать лишь то, что наверняка не повредит пациенту.
– Я не в претензии. Но теперь, когда секрета больше нет, пожалуйста, велите сестре показать, как я выгляжу.
– Конечно, мисс Смит.
Доктор Гарсиа подозвал сестру и сел; Хедрик встал с одной стороны постели, Розенталь – с другой. Только тогда Хедрик взял у сестры зеркало и дал пациенту взглянуть на себя.
Иоганн Смит посмотрел на свое лицо сначала с заметным интересом, затем с недоверием… а потом – с неподдельным ужасом.
– О Боже мой! Боже мой! Что они с нами сделали? Джейк, вы все знали?!
Лицо юриста конвульсивно дергалось – он пытался сдержать слезы.
– Да, я знал, Иоганн. Поэтому я и не мог найти ее для вас… она ведь все время была здесь. Прямо здесь… и мне приходилось… говорить с ней!
Он не смог больше сдерживать себя и зарыдал.
– Джейк, как же вы позволили им сделать такое? Юнис… о-о… Юнис, моя дорогая, прости меня… Я не знал!
Ее рыдания перекликались с его, только на октаву выше.
– Доктор Гарсиа! – крикнул Хедрик.
– Начинаю, доктор!
– Доктор Розенталь, позаботьтесь о мистере Саломоне. Сестра, помогите ему. Он сейчас упадет! Дьявол! Где этот чертов аспиратор?!
Через пять минут в комнате стало тихо. Пациента усыпили. Доктор Хедрик, убедившись, что с мисс Смит ничего не случилось, передал дежурство доктору Гарсиа и покинул комнату.
Он нашел мистера Саломона лежащим на кушетке в комнате с мониторами, доктор Розенталь сидел рядом.
На шее у него висел стетоскоп. Хедрик вопросительно взглянул на психолога, тот одними губами ответил:
«О'кей», затем вслух добавил:
– Посмотрите сами.
– Хорошо, доктор.
Хедрик сел на место Розенталя, подвинул стул поближе к кушетке, взял Саломона за запястье и сосчитал пульс.
– Как вы себя чувствуете?
– Со мной все в порядке. Извините, я, наверное, выглядел глупо. Как она?
– Спит. Вы любили ее?
– Мы оба любили ее, доктор, она была ангелом.
– Не сдерживайте себя, плачьте. Слезы – смазка для души. Мужчинам было бы легче жить, если бы они плакали так же легко, как женщины. Не правда ли, Розенталь?
– Правильно, доктор. Там, где мужчины плачут, меньше нужды в моей профессии. – Он улыбнулся. – Мистер Саломон, я оставляю вас в надежных руках. Мне пора идти на охоту, состричь несколько голов для моей коллекции. Конечно, если я вам больше не нужен, доктор Хедрик.
– Идите, Розенталь. Приходите утром, когда мы разбудим пациента. Скажем, в десять часов.
– До свидания, доктор Розенталь. Спасибо вам. Спасибо за все.
– Ну что вы, советник. Смотрите не покупайте у этого ветеринара порошок от блох.
Он вышел.
– Мистер Саломон, – сказал Хедрик, – в этом огромном доме много постелей. Не хотели бы вы вздремнуть в одной из них? Часов в девять или в десять я могу вам дать таблетку, и вы проспите часов восемь без снов.
– Со мной и так все в порядке.
– Ну, раз вы так говорите… Я не могу лечить вас насильно. Но как человек, который успел хорошо узнать вас… я больше беспокоюсь за вас, чем за моего пациента. Когда вы назвали ее ангелом, вы имели в виду донора, а не мисс Смит?
– Да, конечно. Юнис Бранку.
– Я не знал ее, а ангелов встречал редко. Врачи, как правило, видят людей не в лучшем свете. Но ее тело сделало бы честь любому ангелу; я никогда не видел более здорового тела. По документам ей двадцать восемь лет, но физиологически она на пять лет моложе… я имею в виду мисс Смит. Мисс Иоганн Смит могла бы не перенести сильный удар и покинуть это тело. Но у нее крепкое молодое тело, и оно удержит душу. Но вы перенесли не меньший удар, и, простите, вы уже не молоды. Если вы не будете спать здесь, что было бы лучше всего…
– Я не хочу спать здесь!
– Очень хорошо. Тогда мне надо проверить ваше сердце, легкие и давление. Если показания мне не понравятся, я буду настаивать, чтобы вы отдохнули, и пошлю за вашим врачом.
– Он не выезжает на дом.
– Значит, он плохой врач; врачи должны быть там, где в них нуждаются. Это очень непрофессиональное замечание, поскольку профессиональная этика запрещает врачам дурно говорить о коллегах и отзываться о них иначе как о святых, даже если они бездельники, которые думают только о своем гонораре. Никому не говорите, что я сказал, а то меня могут исключить из профсоюза. А теперь я осмотрю вас. Вы не против?