Ой, кто идет! - Брэтт Саймон. Страница 17

На задней, неподвижной стенке, примерно на половине ее высоты, у меня в кроватке прикреплено странное сооружение с уморительным названием игровой центр. Это пластмассовая полочка, к которой приделаны ярко раскрашенные звоночки, кнопочки, клаксончи-ки, рычажки и так далее. Имеется в виду, что ребенок должен часами сидеть, весело агукая, в своей кроватке и невинно развлекаться — нажимать на кнопочки, звонить в звоночки, переключать рычажки, гудеть клаксончиками и так далее.

Ну что тут сказать… Когда только я получил эту штуку, я, действительно, все это перепробовал. Я жал на кнопки. Звонил в звонки. Дергал рычаги. Гудел клаксонами. И так далее. Но, как вы сами понимаете, одного раза мне вполне хватило. И я списал эту чушь за ненадобностью.

Но только до сегодняшнего дня. Я вдруг увидел истинное предназначение сооружения. Оно послужит мне ступенькой к свободе. Надо только схватиться за бортик кровати, поставить ногу на этот пресловутый игровой центр, потом сделать небольшое усилие, подтянуть вторую ногу наверх… и вот уже вершина близка! А за ней — свобода!

Первая попытка оказалась не совсем удачной. Я поставил ногу на игровой центр, другая уже висела в воздухе… Но тут я потерял равновесие и грохнулся в кровать, прямо носом вниз. Это было чертовски больно.

Конечно, я заплакал. И конечно, явилась рассерженная мамаша. К сожалению, падение не оставило на моем лице никаких видимых следов, поэтому мне в очередной раз пришлось выслушивать обвинения в дуракава-лянии и желании вывести Ее из себя.

Она уложила меня и чуть ли не придавила сверху одеялом. На мой взгляд, это было типичное проявление грубой силы.

— В следующий раз, — припечатала Она, — я просто тебя не услышу. Запомни: если завтра перед сном ты снова начнешь орать, никто к тебе не придет до самого утра!

Я решил не придавать этому значения. На душе у меня было весело. Пускай сегодня попытка побега не удалась, зато я убедился, что выбрал правильный путь.

Будет и завтра день.

Сегодня я даже не пытался тренироваться в подтягивании, ведь новый метод побега не потребует силовых упражнений. Нужен только расчет и чувство равновесия.

С Джаггернаут я вел себя как паинька, вечером постарался ничем не огорчать мамочку. Папочка же, как Она мне сообщила, уехал в командировку.

— Папочки сегодня не будет, — заявила Она, укладывая меня в кровать. — Поэтому сегодня никакие слезы тебе не помогут. Он у нас такой жалостливый, его легко провести, но меня ты не обманешь. Ты, конечно, можешь плакать, но я-то знаю, что ты просто валяешь дурака, поэтому сейчас я уйду и оставлю тебя одного до самого утра. Это единственный способ разорвать порочный круг твоего нежелательного поведения перед сном.

Ха! Она снова читала книжку по уходу за детьми. Это я уже за версту чую. И наверняка из той же книжки она почерпнула еще одно нововведение — ночник. Это страховитый керамический гриб, внутри которого вставлена толстая приземистая свечка. Она зажгла ее с величайшей торжественностью и поставила все приспособление на столик поодаль от кроватки. Потом, с выражением злобной радости на лице. Она наклонилась, поцеловала меня и сказала:

— Спокойной ночи. Увидимся утром. После чего Она вышла из комнаты и… ЗАКРЫЛА ЗА СОБОЙ ДВЕРЬ.

Значит, все это правда… Я предан! Какое коварство! От злости я заорал так громко, как только мог.

Увы, никакой реакции не последовало, и вскоре мне пришлось замолчать. Уверен, в этот момент Она там внизу поздравила себя с невероятным успехом.

Ночник давал света не больше, чем полоска под дверью, но мне для осуществления плана этого было вполне достаточно.

Я встал, взялся за бортик кроватки, попрыгал на матрасе для разминки, потом поднял левую ногу и нащупал ею пластмассовую поверхность игрового центра. Сохраняя спокойствие и не спеша, я подтянулся вверх, правая нога на мгновение опасно зависла в воздухе, но я справился с собой и приказал ей занять место рядом с левой.

Оставалось только двигаться вперед. Я прижался грудью к бортику, скользнул животом по верхней планке и через секунду уже балансировал, покачиваясь, на краю.

И тогда я отпустил руки и со всей силы дернул ногами. Ветер подхватил меня, крылья раскрылись… И я наконец узнал, что значит быть свободным.

А через считанные мгновения я узнал, что значит грохнуться с порядочной высоты прямо лбом об пол. Сказать по правде, это очень и очень больно. Я заорал, и крик этот был вполне оправдан.

Но ответа не последовало. Я рыдал и задыхался от праведного гнева Однако ничего не помогло. Она решила твердо стоять на своем.

Боль понемногу проходила. Ползком продвигаясь по комнате, я наткнулся на стопку полотенец, завернулся в них, уткнулся лицом в мягкую махровую ткань и почувствовал, что на лбу уже успела вырасти огромная, превосходная шишка. С этой приятной мыслью я и задремал.

Чуть позже меня разбудили шаги — мамочка поднялась по лестнице и тихонько подкралась к двери детской.

Я хотел было заорать, но вдруг понял — в нынешней ситуации больше пользы будет, если Она сюда не войдет. Я громко, мирно, размеренно засопел и с удовлетворением услышал Ее слова:

— Ну вот, какой хороший мальчик! Я же говорила, мое присутствие перед сном тебе совсем не обязательно. И я снова заснул.

Я прекрасно выспался и проснулся раньше Нее. Первое время лежал и вспоминал, где я и как сюда попал. Вчерашнее ранение уже не беспокоило, хотя шишка на лбу вздулась поистине великолепная.

И тут меня осенила прекрасная мысль — положить последний, завершающий штрих. Я подошел к столику и смахнул страховитый ночник на пол. Гриб, как и следовало ожидать, разбился, а свечка погасла на лету.

Я не стал возвращаться в уютное гнездышко из полотенец, а, наоборот, замер в неудобной позе на полу в середине комнаты. Тут у Нее в спальне зазвонил будильник, и я немедленно заорал. Не громко и призывно, как здоровый карапуз, который только что пробудился от крепкого спокойного сна, а скорбно и обессиленно, как бедный, брошенный ребенок, который одиноко проплакал всю ночь напролет.

Она вбежала в детскую, приговаривая: