Пройдя долиной смертной тени - Хайнлайн Роберт Энсон. Страница 59
—Акт. Лесбос.
—Но, Джо! Нельзя изображать Джоан на такой картине! Нельзя!
—Постой, самка. Я рисую не комиксы. Ты знаешь. Рисую — хоть в церковь. Просто за эти символы старые суки платят хорошие деньги. Но… Джоан Юнис, я могу изменить лицо. Хочешь?
—Джо, делай так, как нужно. Если кто-то узнает меня на твоей картине — я буду только гордиться.
—О'кей…
Джо быстро соорудил подиум из ящиков и досок, набросал сверху подушек, накрыл старой тяжелой портьерой.
— Трон, Гиги. Трон, Джоан. Гиги соблазняет Джоан Юнис…
Он располагал их, поворачивая так и этак, и, наконец, получилось: Гиги, повернувшись, обнимала Джоан рукой и заглядывала в глаза — при этом Джоан служила как бы фиговым листком для Гиги; роль фигового листка Джоан играло ее собственное колено. Джо присмотрелся, переместил руку Гиги под грудь Джоан, еще отошел, вернулся, снова как-то изменил композицию… На этот раз он остался доволен, поправил подушки, чтобы девушкам было удобнее сидеть, принес с кухонного стола поднос и положил с точно рассчитанной небрежностью.
— Это лира, — сказал он. — Название — «Песни Билитис». Пауза в песнях, между ними золотой миг… — он замолчал и еще раз внимательно всмотрелся в композицию и фигуры. — Джоан Юнис, ты залетела?
— Неужели заметно? — страшно удивилась Джоан. — Я не прибавила ни унции!
Стереть и исправить: прибавила девятнадцать унций.
Но это же не видно! Кроме сегодняшней пиццы, я не ела ничего мучного…
Джо покачал головой:
— По фигуре не скажешь. Ты — счастлива?
— Джо, я ужасно счастлива… Но я еще никому не говорила.
— Будь спок, Гиги — замок. — Он улыбнулся и стал необыкновенно красивым. — Ну да, ты счастлива. Залетевшие всегда светятся. Все видят, мало кто замечает. Повезло: я заимел тебя в модели. Вовремя. И жрала меня одна мысль…
— Какая?
Юнис, все нормально?
Абсолютно. Джо любит детей, когда они не путаются под ногами. Ему хорошо, потому что ты счастлива, и от кого и что дальше — не его забота. Впрочем, будь ты без денег, он пригрел бы тебя и потом позаботился бы о ребенке, ни о чем не спрашивая и не жалея. Он знает, что жизнь проста… Почему нет?
— Ты выглядишь как Юнис. Это ясно. Но почему-то — лучше. Невозможно, да? Теперь все ясно. Каждая баба выглядит лучше, когда ей такое заделают.
— Джо, ты считаешь, беременные красивы и потом? В восемь, в девять месяцев?
— Ну! Безумно красивы. Высший символ всего. Заткнулись. Работа.
— Джо, а ты нарисуешь меня, когда я буду большая, как дом?
Он засмеялся.
— Скажешь! Художник не пропустит такой удачи. Бабы — дуры насчет этого. Все! Заткнулись! Ну-ка — страсть! Не изображайте — на самом деле! Джоан, Гиги тебя уже распалила, ты хочешь. Но стесняешься. Еще ни разу не было. Гиги, и ты хочешь! Страшно хочешь! Покажи это — но не двигайся. Только глазами.
Он поправил освещение, набросил на плечи и грудь Гиги промасленную ткань.
— Неплохо. Соски торчат? Джоан, думай о мужиках.
— Сейчас… — прошептала Гиги. — Слушай, дорогая… — И она стала шептать Джоан на ухо, что именно изощренная лесбиянка собирается сделать с юной девой, такой беспомощной в ее объятиях…
Джоан почувствовала, что груди ее твердеют. Облизнув губы, она смотрела на Гиги, не замечая, что их фотографируют.
—Брэк! — скомандовал Джо. — С трона! Перерыв до утра. Все вышак.
—Боже мой! — Джоан увидела часы. — Уже полночь!
—В койку, — согласился Джо. — Рисуем завтра.
—Я за судомойку, Джо, — сказала Гиги, — а ты ставь раскладушку.
—Ой, Гиги, да я помою, — сказала Джоан.
—Я мою, ты вытирай…
Когда они вернулись, Джо лежал на раскладушке и посапывал носом.
—Где любишь спать, сладкая? — спросила Гиги.
—Все равно.
—Лезь к стенке.
Глава 24
Джоан проснулась на плече Гиги. Гиги смотрела на нее, и это помогло восстановить происшедшее в памяти.
—Привет, дорогая!.. — Джоан потянулась. — Что, уже утро? А где Джо?
—Готовит завтрак. Ты выспалась, моя прелесть?
—Уам-м-м! Который час?
—Понятия не имею. Если хочешь, спи дальше.
—Ой, нет! Я великолепно отдохнула. И вообще…
—За это с тебя один поцелуй. Брать меньше запрещает профсоюз.
— Грабежжж… — Джоан с радостью уплатила по счету. Впрочем, завтрака Джо не готовил. Он печатал фотографии, которые снял вечером.
—Ну, вот, — сказала Гиги. — Сам же вызвался сбацать завтрак.
—Это же Джо, — улыбнулась Джоан.
—Ладно, посмотрим… Небогато. Не для гостей.
—Я много не ем. Сок, тосты. Кофе.
—Сока нет… — Гиги огляделась в задумчивости. — Сухие завтраки, спагетти — и в том же духе. Надо сходить в бакалею. Джо посылать нельзя, он купит альбом или краски… И можно ли на него сердиться за это?
Голос Гиги предательски дрогнул, и Джоан услышала это.
—Гиги, вы в прогаре? — тихо спросила она.
Гиги промолчала. Не оборачиваясь, она взяла полбатона и стала нарезать ломти на тосты.
—Гиги, послушай, — не отступала Джоан. — Я богата, ты знаешь. Но Джо не возьмет от меня ни цента. Но ты — пожалуйста!..
—Джоан, — тихо ответила Гиги, — шлюхой я была, когда жила с Большим Сэмом. Вот он посылал меня на заработки, когда мы садились на мель. Не к мужчинам — этого он не любил… к старухам-лесбиянкам. А Джо — он не такой… и я не хочу, чтобы хоть что-то менялось. Да, мы в прогаре: у Джо были какие-то деньги, и все у него занимали, но никто не отдавал… Джоан, кто заплатил за студию? Не ты?
—Нет.
—Но ты знаешь кто?
—Знаю. Один человек, который очень любил Юнис и уважал Джо.
—Но его точно звали не Йоханном?
—Точно. Тогда, Гиги, мы сделаем так: я вызову по рации машину, и мы съездим в магазин. Джо нас отпустит?
—Я думаю, он просто не заметит, что нас нет. Но… нет. Давай лучше доедим пиццу, пока мы не продали еще одну картину. Мне трудно объяснить… но лучше не надо.
Босс, она права! Не надо.
Но слушай! Еды осталось всего ничего!
Не вмешивайся, не вклинивайся, не благодетельствуй их насильно! Оставь это. Гиги умна, она знает, что делает.
Но людям изредка нужно есть!
Знаешь, удлинение пауз между обедами только улучшает аппетит.
Слушай, мелочь, — ты когда-нибудь голодала?
Босс, но ты же все испортишь!
Юнис, прошу тебя…
Оставь их в покое! Или пусть Гиги сходит в бакалею. Но не давай им ничего!
Да, сержант!
— Гиги, во фритюрнице что? Свиное сало?
— Да, я оставляю…
— Отлично! И я вижу два яйца.
— Я их зажарю: для тебя и для Джо…
— Эй, младенец, сейчас я буду учить тебя кулинарии времен «Великой депрессии»! Разогреваем жир…
— Джоан! От твоих слов у меня гусиная кожа… Это получается тебе лет…
— Никто никогда не сможет их сосчитать! В годы Великой депрессии мне было примерно столько, сколько тебе сейчас. С другой стороны, мне буквально несколько недель от роду — точнее, от пеленок. Я все время делаю какие-то дурацкие ошибки. Но можно, наконец, считать, что мне столько, сколько моему телу, — и это лучше всего. Так что, Гиги, не смотри на меня, как на призрака…
Эй! Тут кто-то что-то имеет против призраков?
Ничего подобного! Многие мои лучшие друзья — призраки, но я не хотел бы, чтобы моя сестра вышла замуж за одного из них.
Класс! Кто пишет твои репризы? Ведь мы-то как раз выскочили замуж за призрака — в кабинете доктора Ольсена!
Неужели ты жалеешь об этом?
Наоборот! Ты и есть тот старый приебыш, то есть я хотела сказать — призрак… от которого я бы хотела иметь маленького ублюдка.
Люблю тебя, суетяшка!
— …теперь пропитаем жиром хлеб, разболтаем яйца с чем угодно — сухое молоко есть? Ну и чудесно… Теперь выкладываем хлеб на сковородку, подрумяниваем — и заливаем яйцами. Сверху — перец, сухая петрушка, что еще есть? Пойдет все, что угодно. И — все! Главное — нарядно накрыть стол. Скатерть, салфетки, цветок или свеча…