Пятьдесят первый дракон (сборник) - Аркин Алан. Страница 1

Пятьдесят первый дракон

Хейвуд Браун

Пятьдесят первый дракон

Среди учеников рыцарской школы Гавейн Сильное Сердце 1 принадлежал к тем, кто не подавал почти никаких надежд. Высокий и крепко сбитый, он, как вскоре обнаружили его наставники, оказался слабоват духом. Во время занятий по рыцарским поединкам он, бывало, прятался в лесу, хотя сотоварищи и учителя, желая пробудить лучшие чувства его души, кричали ему, призывая его выйти и сломать себе шею, как настоящий мужчина. Но даже когда ему говорили, что концы копий обиты войлоком, вместо лошадей у них пони, а поле необычайно мягкое для поздней осени, энтузиазма Гавейн все равно никакого не выказывал.

Как-то весной Директор школы обсуждал «дело Гавейна» с Учителем манер и этики. Последний считал, что есть только одно средство — исключение из школы.

— Нет, — не согласился Директор, глядя из окна на окружавшие школу багряные холмы. — Я, пожалуй, научу его убивать драконов.

— Он может погибнуть, — возразил Учитель.

— Может, — весело ответил Директор и уже серьезнее добавил: — Не забывайте о главном. Ведь мы отвечаем за формирование характера этого парня.

— А что, разве драконы в этом году особенно лютуют? — прервал Учитель Директора. Так уж у них повелось: стоило только главе школы заговорить об этике и об идеалах их заведения, как он тут же норовил представить возражения.

— Да уж куда больше, — ответил Директор. — На прошлой неделе вон на тех холмах, к югу, они убили нескольких крестьян, объели двух коров и отменную свинью. А сохранится эта сухая погода, то кто поручится, что они не подожгут лес, — ведь им только стоит дохнуть неосмотрительно.

— А не придется возвращать плату за обучение, если с молодым Сильное Сердце что-нибудь случится?

— Нет, — рассудительно ответил Директор. — Все это предусмотрено в контракте. Впрочем, его не убьют. Прежде чем отправить его на эти холмы, я сообщу ему волшебное слово.

— Неплохая идейка, — согласился Учитель. — Волшебное слово иногда творит чудеса.

И вот с того самого дня Гавейн стал специализироваться по драконам. Курс его обучения включал в себя как теорию, так и практику. По утрам он слушал длинные лекции по истории, анатомии, о манерах и привычках драконов. Во время этих штудий Гавейн ничем себя не проявил. Он обладал поистине универсальным даром все забывать. Пополудни же, однако, когда он отправлялся на Южный Лужок и упражнялся там с боевым топором, он показывал себя в более выгодном свете. Здесь он действительно демонстрировал молодецкую удаль, так как обладал не только огромной физической силой, но и ловкостью и сноровкой. Ему даже удавалось напускать на себя показную свирепость. Бывшие ученики рассказывают, что наблюдать за тем, как Гавейн несется по полю к чучелу дракона, установленному специально для практики, было одно удовольствие. На бегу он размахивал своим топором и кричал: «Чтоб ты сдох, зараза!» — или еще какое-нибудь сочное школьное выраженьице. Чтобы отсечь голову чучелу, ему всегда хватало одного удара.

Задачу ему постепенно усложняли. Бумага уступила место папье-маше и наконец дереву, но Гавейну были не страшны даже самые крепкие из этих чучел — дело вершил один взмах топора. Находились, правда, люди, которые утверждали, будто, когда практику продлевали до сумерек и драконы отбрасывали на землю причудливые длинные тени, Гавейн атаковал уже не так стремительно и кричал не так громко. Вероятно, тут не обошлось без злопыхательства. Во всяком случае, к концу июня Директор решил, что настало время для испытания. Не далее как накануне ночью один дракон подобрался к самой территории школы и пожрал в огороде салат-латук. Преподавательский коллектив решил, что Гавейн закончил курс обучения. Ему выдали диплом и новый боевой топор, а Директор пригласил его для личной беседы.

— Садись, — сказал Директор. — Бери сигарету. Гавейн заколебался.

— Да, я знаю, это против правил, — сказал Директор.

— Но в конце концов первую свою ученую степень ты уже получил. Ты уже не мальчик — ты мужчина. Завтра ты вступишь в мир, в большую жизнь достижений и побед.

Гавейн взял сигарету, Директор предложил ему спичку, но он вытащил свою и принялся попыхивать, да так ловко, что Директор немало удивился.

— Здесь ты изучил теории жизни, — продолжал Директор, подхватывая нить прерванного разговора. — Но ведь жизнь в конечном счете — это не теории. Жизнь — это факты. Она вынуждает как молодых, так и старых считаться с этими фактами, как они ни грубы, а порой и неприятны. Твоя, например, задача — разить драконов.

— Говорят, в южном лесу эти драконы по пятьсот футов в длину, — отважился Гавейн.

— Вздор! — отвечал Директор. — На прошлой неделе священник видел одного с вершины Артурова холма. Дракон грелся внизу в долине. Возможности разглядывать дракона слишком долго у священника не было, потому как он посчитал своим долгом поскорее вернуться сюда и сообщить мне. Он заявил, что чудовище, или, вернее, большая ящерица, было ничуть не длиннее двухсот футов. Впрочем, размер тут совершенно ни при чем. Сам увидишь, что с большими даже проще расправляться, чем с маленькими. Как мне сказали, они не столь подвижны и не так агрессивны. К тому же, прежде чем отправиться против них, ты будешь так экипирован, что тебе совершенно будут не страшны все драконы в мире.

— Мне бы волшебную шапочку, — попросил Гавейн.

— Это еще что такое? — раздраженно вопросил Директор.

— Шапочка, которая поможет мне стать невидимым, — объяснил Гавейн.

Директор снисходительно засмеялся.

— Ну зачем ты слушаешь все эти бабушкины сказки? — сказал он. — Таковой попросту нет. Шапочка, которая бы помогла тебе исчезнуть, — ну, право! И что бы ты с ней стал делать? Ты ведь еще даже и не появился. Господи, мальчик мой, да ты бы мог прошагать отсюда хоть до самого Лондона, и никто бы на тебя даже не взглянул. Ведь ты никто. Более невидимым, чем ты есть, стать просто невозможно.

Тут Гавейн оказался в опасной близости к тому, чтобы предаться своей старой привычке и захныкать.

— Не волнуйся, — успокоил его Директор, — я дам тебе нечто такое, что гораздо надежнее шапки-невидимки. Я научу тебя волшебному слову. Тебе только и нужно будет, что один раз повторить это магическое заклинание, и ни один дракон даже волоса на твоей голове не тронет. Зато ты сам запросто можешь отхватить ему голову.

С полки за письменным столом он снял тяжеленную книгу и принялся листать ее.

— Иногда, — заявил он, — заклинание — это целая фраза или даже предложение. Я мог бы, к примеру, научить тебя… Впрочем, нет. Пожалуй, лучше всего против драконов действует одно-единственное слово.

— Короткое слово, — предложил Гавейн.

— Да нет, чересчур коротким оно быть не может, иначе оно окажется бессильным. Да и спешить-то особенно некуда. Вот замечательное волшебное слово: «Румпельштильцхен». 2 Ну как, сможешь его выучить?

Гавейн попробовал и примерно через час вроде бы овладел этим словом. Он снова и снова прерывал урок и спрашивал: «Значит, если я скажу «Румпельштильцхен», дракон уже ничего не сможет со мной сделать?» На что Директор неизменно отвечал: «Стоит тебе только сказать «Румпельштильцхен» — и ты в полной безопасности».

Ближе к утру Гавейн, можно сказать, примирился со своей карьерой. На рассвете Директор проводил его до опушки леса и указал направление, в котором надо следовать. Примерно через милю к юго-западу над поляной нависло облако пара, а Директор уверял, что под паром Гавейн непременно обнаружит Дракона. Гавейн неторопливо пошел вперед, гадая, что лучше: приблизиться к дракону бегом, как бывало на тренировках на Южном Лужке, или же подойти к нему медленно, все время крича «Румпельштильцхен».