Свободное владение Фарнхэма. Пасынки Вселенной - Хайнлайн Роберт Энсон. Страница 17

Хью достал блокнот, где было записано количество пройденных шагов и курсы по компасу и что-то подсчитал.

– Да. Хотя возможна небольшая погрешность вычислений. Ну, и что ты думаешь по этому поводу?

Хью взглянул на небо.

– Ничего я не думаю. Дьюк, скоро наступит ночь?

– Думаю, часа через три. А за горами скроется часа через два.

– Сюда мы добирались два часа, но назад вернемся значительно быстрее.

У тебя есть сигареты?

– Да.

– Можешь дать мне одну? С возвратом, разумеется. Выкурим по одной, тогда можно и возвращаться. – Он огляделся. – Место здесь открытое, так что медведь вряд ли сможет подкрасться к нам незамеченным. – Он положил ружье на землю возле себя, за ним последовал пояс. Затем уселся и сам Хью. Дьюк протянул отцу сигарету; они закурили.

– Отец, ты холоден, как рыба. Ничто тебя не удивляет.

– Ты так считаешь? Вовсе нет. Просто я раньше так часто всему удивлялся, что постепенно приучил себя не делать этого.

– Это не у всех получается.

Некоторое время они курили молча. Дьюк сидел, Хью улегся на траву. Он был в полном изнеможении и сейчас ему больше всего хотелось, чтобы им никуда не нужно было возвращаться.

Наконец, Дьюк добавил:

– Кроме того, ты очень любишь издеваться над людьми.

Отец ответил:

– Может ты и прав, если по-твоему то, что я делаю – издевательство.

Все всегда делают только то, что им хочется – то, что их «радует» – в пределах собственных возможностей. И если я меняю спущенное колесо, то только потому, что меня это радует больше, чем бесконечное сидение на шоссе.

– Не нужно утрировать. Тебе просто нравится издеваться над мамой. Ты и меня любил в детстве шлепать за малейшую провинность… до тех пор, пока мать не топнула ногой и не заставила тебя прекратить это.

– Нам пора двигаться, – сказал отец и стал одевать пояс.

– Еще минутку. Я хочу кое-что тебе показать. Не беспокойся, мы не опоздаем. Мне нужны считанные секунды.

Хью выпрямился.

– Что это такое?

– А вот что. Твоя роль отважного капитана окончена! – Он дал отцу сильную затрещину. – Это тебе за издевательство над мамой! – Он ударил еще раз – на этот раз с другой стороны и гораздо более сильно – так, что сбил отца с ног. – А это за то, что ты приказал ниггеру наставить на меня оружие!

Хью Фарнхэм лежал совершенно спокойно.

– Не «ниггер», Дьюк. Негр.

– Он для меня негр только до тех пор, пока знает свое место. А то, что прицелился в меня, делает его поганым ниггером. Можешь встать. Больше тебя бить я не собираюсь.

Хью Фарнхэм поднялся.

– Нам пора идти обратно.

– И это все, что ты можешь сказать мне? Давай, давай. Можешь тоже меня ударить. Отвечать тебе я не стану.

– Нет.

– Я не нарушал клятвы. Я ждал до тех пор, пока мы не покинем убежища.

– Согласен. Кто пойдет первым? Я? Мне кажется, что так будет лучше.

– Уж не думаешь ли ты, что я боюсь выстрела в спину? Отец, пойми, я просто должен был сделать это.

– Неужели?

– Да, черт возьми. Чтобы не потерять уважение к самому себе.

– Хорошо. – Хью одел, наконец, пояс, взял ружье и пошел вперед. Некоторое время они шли молча. Наконец, Дьюк проговорил:

– Папа?

– Да, Дьюк?

– Прости…

– Забудем об этом.

Они продолжали идти и, дойдя до ручья, нашли то место, где переходили его вброд. Хью торопился, так как быстро темнело. Дьюк снова догнал его.

– Ответь мне еще только на один вопрос, папа. Почему ты не назначил поварихой Барбару? Ведь она чужая нам. Зачем тебе было сперва подковыривать мать?

Немного подумав, Хью ответил:

– Барбара теперь нам не более чужая чем, например, ты, Дьюк, а готовка – единственное, что умеет Грэйс. Или ты считаешь, что она должна бы была бездельничать в то время, как все остальные вкалывают?

– Нет. О, естественно, все мы должны быть чем-то заняты – само собой разумеется. Но зачем же издеваться над ней при посторонних? Ты понимаешь меня?

– Дьюк.

– Да?

– Весь последний год я занимался карате по три раза в неделю.

– Ну и что?

– Просто больше не пытайся драться со мной. Проще будет выстрелить мне в спину.

– Вот как!

– Да, а пока ты не решишь застрелить меня, тебе придется мириться с моим лидерством. Впрочем, можем устроить выборы.

– Ты согласен на это?

– Мне ничего другого не остается. Возможно, группа предпочтет тебя.

Твоя мать точно будет за тебя. Возможно, и твоя сестра тоже. А вот что касается мнения Барбары и Джо, то тут ничего нельзя сказать наверняка.

– А как же ты, отец?

– Лучше я не буду отвечать тебе на этот вопрос; я ничего тебе не должен. Но до тех пор, пока ты не решишь устроить перевыборы, я ожидаю, что ты будешь продолжать сознательно подчиняться мне так же, как ты делал это, дав клятву.

– Ну, ты и сказанул – сознательно подчиняться! Надо же!

– В нашем положении иначе быть не может. Я просто не в состоянии подавлять мятеж каждые несколько часов – а их с твоей стороны было уже два, да и твоя мать страдает отсутствием дисциплины. На подобных условиях не может действовать ни один руководитель. Поэтому я могу принять от тебя только сознательное подчинение. Оно включает в себя и невмешательство с твоей стороны в то, что ты назвал «издевательством».

– Но послушай, ведь я же сказал тебе, что я…

– Тихо! Если ты сам не решишь, как тебе вести себя в подобных условиях, то самым лучшим выходом для тебя будет выстрелить мне в спину. И не пытайся выходить на меня с голыми руками или дать мне возможность выстрелить первым. В следующий раз, Дьюк, если я замечу угрозу с твоей стороны, я убью тебя. Если смогу. Но один из нас наверняка будет мертв. Некоторое время они шли в молчании. Мистер Фарнхэм так и не обернулся. Наконец, Дьюк спросил:

– Отец, но скажи же, ради бога, почему ты не можешь руководить демократично? Я вовсе не собираюсь захватывать власть, я просто хочу, чтобы все было честно.

– М-м-м, да, ты не хочешь власти. Ты хочешь быть пассажиром на заднем сидении, который может указывать водителю, как ему поступать.

– Чепуха! Просто я хочу, чтобы все было демократично.

– Неужели? Следовательно, нам придется устраивать голосование по вопросу о том, должна ли Грэйс работать наравне со всеми нами? Имеет ли она право накачиваться ликером? А как нам вести заседания? Может быть, попробуем процессуальный кодекс Роберта? А удалять ее из зала во время дебатов, или нет? Может быть, ей следует остаться и защищать себя от обвинений в лености и пьянстве? Значит, ты согласен подвергнуть родную мать такому позору?

– Не говори глупости!

– Нет, просто я пытаюсь выяснить для себя, что ты понимаешь под «демократичностью». Если ты подразумеваешь постановку любого вопроса на голосование – ладно, готов помочь тебе попробовать, если ты, разумеется, заставишь себя подчиняться любому решению большинства. Пожалуйста, становись главой группы. Я устал от ответственности и я знаю, что Джо тоже не очень доволен ролью моего заместителя.

– Это совсем другое дело. Не понимаю, какое отношение имеет Джо ко всему этому?

– А я думал, ты собираешься быть «демократичным».

– Да, но ведь он…

– Кто же он, Дьюк? «Ниггер»? Или просто слуга?

– Ты любишь все вывернуть наизнанку.

– Это потому, что у тебя бредовые идеи. Мы попробуем воспользоваться формальной демократией – процессуальным кодексом, прениями, тайным голосованием – чем угодно – как только ты пожелаешь этого идиотизма. А особенно, если ты пожелаешь вынести вотум недоверия и взять власть в свои руки… Искренне желаю, чтобы тебе это удалось. Хотя, на самом деле то, что мы имеем и есть самая настоящая демократия.

– Интересно, как же это?

– Я действую в интересах и от имени большинства – четверых против двоих. Так мне, по крайней мере, кажется. Но мне этого недостаточно. Я хочу абсолютного большинства, я не могу бесконечно пререкаться с меньшинством. Я имею в виду тебя и твою мать. И я хочу, чтобы нас стало пять против одного еще до того, как мы придем к убежищу. Я хочу получить от тебя заверения в том, что ты не будешь вмешиваться в мои попытки заставить, принудить, пусть даже путем ИЗДЕВАТЕЛЬСТВА, твою мать принять на свои плечи равную долю нашего общего труда – это в случае, если ты не внесешь вотум недоверия.