Ультиматум (сборник) - Сильверберг Роберт. Страница 13

Бесконечное число миров встречалось в Провале, как и в любой точке пространства — времени. Однако только Провал позволял осуществить переход из одного мира в другой, благодаря имеющимся там механизмам. Паутина туннелей мгновенного перемещения пронизывала структуру пространства. А Пересадочная станция являлась ее центром. Тот, кому удавалось убедить диспетчеров в том, что он имеет право на транспортацию, оказывался на нужной ему планете.

Бесконечность есть бесконечность. Туннели могут удовлетворить любую потребность. Но для практических целей лишь две — три дюжины планет представляли собой какой-либо интерес, так как их связывали общие цели и пути развития.

На одной из них умелые хирурги могли излечивать пораженное раком горло. Со временем методику операции передали бы на Землю в обмен на что-то не менее ценное, но Олфайри не мог ждать. Он заплатил назначенную цену, и диспетчеры Пересадочной станции отправили его на Хиннеранг.

И снова Олфайри не почувствовал, как черная дыра поглотила его. Франко любил новые впечатления, и ему казалось несправедливым, что человека сжимают до нулевого объема и бесконечной плотности, а он ничего не ощущает. Вновь для Олфайри создали умирающую звезду, и туннель черной дыры вынес его в лабораторию на Хиннеранге.

Там, по крайней мере, Олфайри видел, что находится на другой планете. Красноватый оттенок дневного света, четыре луны в ночном небе, сила тяжести в два раза меньше, чем на Земле. Казалось, он может подпрыгнуть и сорвать с неба один из четырех плывущих по нему сияющих шаров.

Хиннерангийцы, невысокие угловатые существа с красновато-коричневой кожей и волокноподобными пальцами, раздваивающимися в каждом сочленении так, что на конце образовывался пушистый венчик из тоненьких щупалец, говорили низкими глухими голосами, а их язык напоминал Олфайри наречие басков. Однако маленькие приборчики сразу переводили непонятные звукосочетания на язык Данте. Переводные устройства произвели на Олфайри гораздо большее впечатление, чем сам Провал.

— Сначала мы избавим вас от боли, — сказал хирург.

— Блокируете мои болевые центры? — спросил Олфайри. — Перережете нервные пучки?

Ему показалось, что хирурга позабавили его вопросы.

— В нервной системе человека нет болевых центров. Есть лишь рецепторы, которые принимают и классифицируют нервные импульсы, поступающие от различных органов. А затем реагируют в соответствии с модальностью полученного сигнала. Боль — всего лишь обозначение определенной группы импульсов, не всегда неприятных. Мы изменим контрольный орган, принимающий эти импульсы так, что они не будут ассоциироваться с болью. Вся информация по-прежнему будет поступать в мозг. Но вы перестанете чувствовать боль.

В другое время Олфайри с удовольствием обсудил бы с хирургом нюансы хиннерангийской болевой теории. Теперь же его вполне устраивало то, что боль исчезнет.

И действительно, ее не стало. Олфайри лежал в люльке из какого-то клейкого, похожего на пену материала, пока хирург готовился к следующему шагу: удалению поврежденных тканей, замене клеточного вещества, восстановлению пораженных опухолью органов. Олфайри свыкся с блестящими достижениями техники, тем не менее, операции хиннерангийцев представлялись ему чудом. Вскоре от его шеи остался лишь тонкий слой кожи. Казалось, еще одно движение луча-скальпеля — и голова Олфайри отделится от тела. Но хирург знал свое дело. Когда операция закончилась, Франко мог говорить сам, без помощи вживленного прибора. Он вновь обрел гортань, голосовые связки. И сердце его гнало кровь по новым органам.

А рак? С ним покончено?

Хиннерангийцы не успокоились. Они охотились за дефектными клетками по всему телу Олфайри. Он узнал, что колонии раковых клеток обосновались в его легких, печени, кишечнике. Врачи потрудились на славу. Они удалили Франко аппендицит и подлечили почки. Потом его послали на отдых.

Олфайри дышал воздухом Хиннеранга и наблюдал за четырьмя лунами, выполняющими фигуры странного танца среди незнакомых созвездий. Тысячу раз в день прикладывал он руку к шее, еще не веря теплу вновь обретенной плоти. Ел мясо неизвестных животных и с каждым часом набирался сил.

Наконец, Олфэйри пригласили в лабораторию и тем же путем вернули на Пересадочную станцию.

— Вы немедленно приступаете к работе, — сказал Вуор. — Теперь это ваш офис.

Они находились в овальной комнате с розовыми, излучающими свет стенами. За одной из них была лаборатория, в которую прибывали посетители. Вуор показал, как действует переключатель, открывающий визуальный доступ в лабораторию с любой стороны.

— В чем будут заключаться мои обязанности? — спросил Олфайри.

— Сначала я покажу вам Пересадочную, — ответил Вуор.

Олфайри пошел следом за ним. Ему казалось, что станция представляет собой вращающееся в космосе колесо, разделенное на многочисленные отсеки. Но отсутствие иллюминаторов не позволяло ни подтвердить, ни опровергнуть это предположение. Размеры станции не поражали воображение. Значительную часть ее занимала силовая установка. Олфайри хотел бы осмотреть генераторы, но Вуор увлек его дальше, к маленькой каюте, где ему предстояло жить пять лет.

Инопланетянин явно спешил. Странные существа встречались им в коридорах. В кислородной атмосфере станции могли дышать почти все ее обитатели, но кое-кому приходилось пользоваться масками, и оттого они казались еще более загадочными. Некоторые кивали Вуору, с любопытством разглядывая незнакомца.

Наконец, Олфайри и Вуор вернулись в офис с розовыми стенами.

— В чем будут заключаться мои обязанности? — повторил Олфайри.

— Вы будете встречать тех, кто прибыл на Пересу дочную станцию, с тем чтобы попасть на нужную ему планету.

— Но это же ваша работа!

— Была, — ответил Вуор. — Мой срок истек. Должность становится вакантной, и вы займете ее. Как только вы приступите к работе, я уйду.

— Вы говорили, что я буду заниматься административной деятельностью. Организовывать, планировать…

— Это так и есть. В каждом случае вы должны учесть малейшие детали. У вас неограниченные возможности. И вы должны объективно оценить, кого послать дальше, а кого отправить назад.

У Олфайри задрожали руки.

— Я должен это решать? Дать жизнь одному и приговорить к смерти другого? Нет! Мне это не нужно. Я не бог.

— Я тоже, — сухо ответил инопланетянин. — Вы думаете, мне нравится эта работа? Но теперь я могу не Думать о ней. Мой срок истек. Я был богом пять лет, Олфайри. И вот пришла ваша очередь.

— Дайте мне любую другую работу. Неужели мне нельзя поручить что-то иное?

— Конечно, можно. Но эта должность подходит вам больше всего. Вы не боитесь принимать решения. И еще, Олфайри, не забывайте о том, что вы — мой сменщик. Если вы не согласитесь на эту работу, мне придется остаться до тех пор, пока не найдется подходящий кандидат. Я достаточно долго был богом.

Олфайри молчал, вглядываясь в золотистые глаза-щелочки, и впервые, как ему показалось, смог истолковать их выражение. Боль. Боль Атласа, несущего целый мир. Вуор страдал. И он, Франко Олфайри, мог облегчить эту боль, переложив непомерную ношу на свои плечи.

— Вашу просьбу удовлетворили, приняв во- внимание, что вы согласились поработать на Пересадочной станции. Теперь вы знаете, что вам надо делать. Это ваш долг, Олфайри.

Олфайри понимал, что Вуор прав. Что бы они предприняли, откажись он от предложенной должности? Вернули ему опухоль? Нет. Подобрали бы другую работу. А Вуор остался бы в розовом офисе. Страдающий инопланетянин подарил ему жизнь. И он не мог отплатить злом на добро, хотя бы на час продлив срок Вуора.

— Я согласен, — ответил Олфайри.

Ему пришлось кое-чему научиться, прежде чем приступить к исполнению новых обязанностей. Работал он много, а отдыхал лишь несколько часов в день. Но он жил, и мог предвкушать будущее, которое наступит через пять лет.

Просители шли один за другим.

Не всем требовалась медицинская помощь, но каждый имел достаточно веское основание для путешествия по Провалу. Олфайри разбирал их просьбы. Его никто не ограничивал. Он мог отправить всех к желанной планете, если бы счел это необходимым, или вернуть назад. Но первое означало бы безответственность, второе — бесчеловечность. Олфайри судил. Он взвешивал все “за” и “против” и, удовлетворяя просьбы одних, отказывал другим. Число каналов было большим, но не бесконечным. Иногда Олфайри представлял себя авиационным диспетчером, иногда демоном Максвелла.