Маленький большой человек - Бергер (Бри(е)джер) Томас. Страница 106

Если бы не моя маленькая хитрость, я бы наверняка погиб.

Солнечный свет, попав на растопыренные пальцы, отразился от зеркальной поверхности кольца и, скользнув прямо по глазам Хикоку, метнулся в сторону. Ослепленный на какое-то мгновение, Билл продолжать действовать автоматически и послал пулю туда, где за долю секунды до выстрела находилась моя голова. Затем он опустил свой шестизарядник и с минуту моргал, пытаясь отогнать расплывающиеся у него перед глазами зеленые круги.

Я успел упасть на землю, чем и обезопасил себя от выстрела наугад, и держал рот на замке, зная по опыту, что слух с успехом заменяет Биллу зрение. Мой револьвер был наготове, и я легко мог бы убить этого дикого шерифа, обеспечив себе место в Истории.

Немного проморгавшись, Билл сказал:

— Ну ладно, старина, ты снова меня надул. А теперь вставай.

Я и ухом не повел.

— Вставай и покажи, на что ты способен с оружием в руках, — настаивал Билл, — не то я тебя просто пристрелю.

Повозка остановилась на почтительном расстоянии, и кучер забрался под нее, пялясь во все глаза на происходящее. Звук выстрела в те времена никого не мог поднять с постели, особенно в столь ранний час, поэтому прочих свидетелей поблизости не наблюдалось.

— Ты что, за дурака меня держишь? — рявкнул потерявший терпение Билл, видя, что я не шевелюсь, и три пули вспороли землю в нескольких дюймах от моей головы.

Я даже не дернулся.

— Черт, значит, я все-таки тебя зацепил, — не без гордости констатировал он, приняв меня за труп или, в худшем случае, за тяжело раненного.

Я продолжал тихо лежать с закрытыми глазами.

— Что ж, прости, старина, — раздалось надо мной подобие речи на могиле друга. — Ведь все было честно. Мне пришлось проучить тебя. Теперь же я сделаю все, как надо, не беспокойся: сперва отнесу тебя к врачу, а затем, если ты уже покойник, справлю тебе подходящие похороны.

Вряд ли он произносил эту прочувствованную речь, размахивая револьвером. Скорее всего, его страшный «кольт» снова покоился в кобуре. Придя к такому выводу, я мгновенно вернулся к жизни и, едва он склонился надо мной, ткнул дулом своего «американа» прямо ему в нос.

— Ну что, доволен? — не без ехидства поинтересовался я. — Да я тебя мог уже раз десять отправить к праотцам!

Суровая жизнь отучила Хикока чему-либо удивляться. Он просто хлопнул себя по ляжкам и расхохотался.

— Знаешь, старина, — еле выговорил Билл сквозь взрывы смеха. — Ты… ты самый прожженный мошенник из всех, кого я когда-либо встречал. Но ты… гы-гы… еще и дурак, каких свет не видывал. Да несколько сотен человек отдали бы тебе все, что у них есть, узнав, как ты прихлопнул Дикого Билла Хикока, а ты… гы-гы-гы… упустил такую возможность!

Билл просто корчился от хохота, но мне почудилось в его неожиданном веселье что-то наигранное. В самом деле, он скорее бы предпочел пасть от моей пули, чем чувствовать себя на мушке.

— Что ж, старина, — внезапно посерьезнел мой приятель, — теперь ты по праву можешь рассказывать всем встречным, что надрал задницу Дикому Биллу Хикоку.

— И не подумаю, — ответил я и держал свое слово вплоть до сегодняшнего дня. Но дело здесь вовсе не в моей природной скромности. Просто люди и так слишком много болтали об двух этих длинноволосых милягах, Хикоке и Кастере. Так зачем создавать одному из них бесплатную рекламу?

Его усы разочарованно опустились, но он снова деланно рассмеялся:

— Я собираюсь в Эбелин. Будешь в тех краях — заходи, выпивка за мной. Но будь я проклят, если еще хоть раз сяду играть с тобой в покер!

Мы обменялись рукопожатием, и он, ни разу не оглянувшись, пошел дальше. На его высоких сапогах звякали шпоры, а слабый утренний ветерок развевал длинные волосы.

Все лето семьдесят первого я провел в Канзас-Сити, продолжая зарабатывать покером деньги для нас с Амелией. Два раза меня ловили на мошенничестве. Первый раз один парень легко ранил меня в ногу, но, испугавшись, что наделал много шума, сбежал. Во второй — другой молодчик попер на меня с ножом, и его пришлось успокоить, прострелив руку.

После этих случаев за мною закрепилась дурная слава Становилось все труднее находить партнеров для игры, а те, что отваживались садиться со мной за стол, все время неотрывно следили за моими руками. А когда мне доводилось играть с другими виртуозами револьвера — вроде Джека Голлахера и Билли Диксона, то мне и самому даже в голову не приходило трюкачить. Чем больше узнаешь о стрелковом искусстве, тем с большим почтением относишься к тем, для кого оно стало профессией.

Траты малышки Амелии приобретали чудовищный размах. Однажды, возвратившись в отель, я обнаружил в гостиной здоровенное фортепьяно красного дерева и престарелого немца в очках и бороде, приехавшего аж из Сент-Луис, чтобы настраивать инструмент и давать девочке уроки музыки. Мне пришлось раскошелиться на все, включая билет старика, а также его комнату и трехразовое питание. Это помимо оплаты самих уроков.

Не знаю уж, каким он был профессионалом, но я так и не смог ни разу заставить его сыграть какую-нибудь мало-мальски связную пьеску, старый болван долбил одни гаммы или, вооружившись камертоном, колдовал над струнами и молоточками.

Оправившись от первого шока, вызванного общей суммой счета, я испытал законную гордость за Амелию, выказавшую столь похвальную тягу к знаниям и искусству.

Должен сразу оговориться: Амелия так никогда и не научилась играть хотя бы сносно. То, что вылетало из-под ее пальчиков, больше всего напоминало бродящую по клавишам кошку. Немец просто с ума сходил, орал, умолял, рвал в клочья свою бороду, а однажды, когда моя славная племянница после долгих упражнений в сотый раз ошиблась на одном и том же месте, расплакался, как ребенок.

Месяца через два она сказала мне:

— Дядя Джек, ты не будешь против, если я выброшу этот дурацкий гроб с музыкой? Он мне страшно надоел.

Да, теперь она говорила, как настоящая английская леди, стараясь меньше открывать рот и пропускать слова через нос. Звучало это просто потрясающе.

Разумеется, я согласился, так как желал ей только добра, и купил немцу обратный билет до Сент-Луис. Затем я нанял нескольких бездельников, которые погрузили инструмент на пароход и отправили его вслед за учителем — у меня возникло здравое желание вернуть фортепьяно в магазин, заявив, что оно меня не устраивает, и получить свои деньги назад. Однако, как это нередко случалось в те дни, проклятое суденышко ввязалось в гонку с другим пароходом, его котел взорвался, и оно выгорело до самой ватерлинии вместе с драгоценным инструментом, за который я еще оставался должен магазину 930 долларов. Вместе с ним пропали все документы и квитанции. Возмущению моих кредиторов не было предела, и я едва не угодил в тюрьму за порчу чужого имущества, однако нанятый мною адвокат сумел уладить дело полюбовно: до конца дней своих мне предстояло выплачивать по пятьдесят долларов в неделю. Это не считая двухсот долларов за услуги адвоката.