Фрайди [= Пятница, которая убивает; Меня зовут Фрайди] - Хайнлайн Роберт Энсон. Страница 96

Вы представляете себе прочность скрученных рукавов добротной рубахи? Они прочнее каната такой же толщины… Не верите? Попробуйте сами.

— На рубашку мне наплевать, — будничным тоном продолжил он, — у меня есть свитер. Но мне бы не хотелось портить свои штаны, поскольку, надеюсь, мне придется еще появиться в них на людях до того, как я смогу достать другие. Вам проще дотянуться до узлов. Вы поможете мне развязать их, мисс Фрайди?

— Пит… Перестань называть меня «мисс»! Мы оба — ИЧ… — Я взялась за его штанины. — Почему ты не сказал мне раньше?

— Наверно, надо было сказать, но мы говорили на другие темы.

— Ну, вот и все… Ох, Пит, у тебя и в самом деле заледенели ноги! Дай-ка я их разотру как следует!..

Мы немного поспали. Во всяком случае я заснула и проснулась от того, что Пит легонько тряс меня за плечо, тихо приговаривая:

— Просыпайся. Мы недалеко от поверхности… Уже видны огоньки.

Тусклый свет проник сквозь полотно, которым был укутан турбогенератор. Я зевнула и сказала:

— Я замерзла…

— Ты еще внутри трубы, а вот я — почти снаружи. Так что не жалуйся… Это я замерз.

— Так тебе и надо, насильник. Ты слишком тощий, из тебя никогда не выйдет хорошего одеяла… Пит, тебе надо бы набрать побольше веса. Слушай, это, кстати, напомнило мне, что мы еще не завтракали, но стоит мне подумать о еде… Кажется, меня сейчас вырвет.

— А, черт… Переползи тогда через меня в самый угол, а то ведь нам еще придется здесь полежать. И потише — кто-нибудь уже может бродить неподалеку.

— Свинья. Бесчувственная свинья — вот кто ты. Назло тебе удержусь!

В общем, я не так уж плохо себя чувствовала. Перед выходом из каюты я приняла голубенькую таблетку, и, кажется, она делала свое дело. Желудок давал о себе знать, но не так, чтобы вопить: «Выпустите меня отсюда!..» К тому же я прихватила с собой весь запас пилюль, которым снабдил меня доктор Джерри.

— Пит, какие планы?

— Ты меня спрашиваешь? Я, что ли, затеял этот побег?

— Затеяла я, но… Ты здоровый, сильный мужик, который храпит так, что стены дрожат. Я думала, пока я посплю, ты постоишь на вахте и придумаешь что-нибудь… Я ошиблась?

— М-да… Фрайди, а какие планы у тебя? Как ты все это себе представляла?

— Ну, я не строила четких планов. Когда мы приземлимся, им так или иначе придется открыть дверь — или маленькую, или большую, грузовую. Какую — неважно, главное, что они откроют, и тогда я вылетаю отсюда, как испуганная кошка, сшибая всех и вся на своем пути, и… не останавливаюсь, пока не отбегу от корабля подальше. Надеюсь, никто не станет слишком рьяно меня тормозить, потому что я не хочу никому причинять вреда, но… в любом случае меня никто не удержит.

— Неплохой план.

— Ты думаешь? Это вообще-то никакой не план, просто… Дверь распахивается — я вылетаю, вот и все.

— План хорош, я не вижу, где бы он мог дать осечку. И у тебя есть одно большое преимущество: они не осмелятся причинить тебе вред.

— Хотелось бы так думать, но…

— Если кто-то заденет тебя, то лишь по чистой случайности, и то виновника подвесят за ребра. Как минимум. Лишь когда ты рассказала мне всю свою историю, я понял, почему мне дали такие строгие инструкции. Фрайди, ты нужна им не «живой или мертвой», а целой и невредимой. В полной сохранности. Они скорее дадут тебе сбежать, чем рискнут причинить вред.

— Тогда все упрощается.

— Не обольщайся. Хоть ты и дикая кошка, но если бросить на тебя достаточно мужиков, тебя можно схватить — тому уже были примеры. Если они поняли, что ты сбежала, а я думаю, они об этом уже знают: наш бот покинул орбиту на час позже расписания…

— Как? — воскликнула я и кинула быстрый взгляд на часы. — Да… Мы уже должны были приземлиться. Пит, они ищут меня?

— Думаю, да. Но будить тебя раньше не имело смысла. В их распоряжении было четыре часа, чтобы убедиться, что тебя нет на верхней палубе среди пассажиров первого класса. Конечно, им придется прочесать и всех мигрантов, значит… Если ты действительно здесь, а не прячешься где-то на корабле, то должна быть в этом грузовом отсеке. Конечно, на таком большом боте можно поиграть в прятки, но они наверняка поставят кордоны на обоих выходах отсюда — грузовом и пассажирском. Фрайди, если у них достаточно людей… А у них их в избытке. И если у этих гавриков есть прочные сети и веревочные ловушки-петли… А они у них есть. Они схватят тебя целой и невредимой, как только ты выйдешь из этого бота…

— Вот, значит, как. — Я задумалась. — Пит… если так случится, у них будет много убитых и раненых. Я и сама могу обломать себе зубы и даже проститься с жизнью, но они дорого заплатят за мою шкуру. Спасибо, что предупредил меня.

— Но, может, все случится и не совсем так. Возможно, будучи уверены, что через их кордоны и мышь не проскочит, они сначала выпустят всех мигрантов… Ты ведь в курсе, что мигранты проходят через грузовой выход?

— Первый раз слышу.

— Так вот, они сначала выпустят их, проверят, а потом закроют двери и напустят сюда веселящий газ… Или слезоточивый. И выкурят тебя за милую душу — всю в слезах и в соплях.

— Бр-рр! Пит, неужели у них на корабле есть такой газ?

— Есть и покруче. Ты сообрази, ведь шкиперу приходится действовать за много световых лет от закона и порядка, и у него есть лишь горстка людей, на которых он может рассчитывать в случае какой-нибудь заварухи. Почти в каждом рейсе в четвертом классе сидит банда отъявленных уголовников, и, конечно же, шкипер в любой момент может пустить газ выборочно, в любой отсек корабля, но… Фрайди, когда они пустят газ, тебя здесь уже не будет.

— Не будет? Что ты хочешь этим сказать?

— Мигранты пройдут через центральный коридор нашего отсека. В этот рейс их набралось около трех сотен, и их набьют в проходной отсек, как сельдей в бочку… Их так много, что, я уверен, не все из них знают друг друга в лицо — за такой короткий срок они никак не успели перезнакомиться. Мы этим воспользуемся… И еще одним, старым испытанным средством.

Мы с Питом спрятались в темном углу за высоким концом турбогенератора. Очень скоро зажегся свет и послышался гул голосов.

— Идут, — шепнул Пит. — Главное, что тебе нужно сделать, это отыскать сразу кого-нибудь со слишком тяжелой кладью. Таких будет множество. Одежонка у нас — что надо: по ней никак не скажешь, что мы из первого класса. Но мы обязательно должны что-то тащить на себе. Мигранты всегда тащат уйму багажа, это я точно знаю.

— Я попытаюсь помочь какой-нибудь женщине нести ребенка, — сказала я.

— Это было бы самое лучшее… Тс-с, они идут.

Они действительно тащили на себе до черта вещей — виной тому было крохоборское правило компании: каждый мигрант мог провезти по одному билету все, что влезет в небольшие «вспомогательные» каютки третьего класса (так они называют кладовки), если только он в состоянии сам без посторонней помощи тащить это по кораблю. Таковы условия компании для «ручной клади» А за все то, что они кладут в грузовой отсек, им приходится платить отдельно. Я понимаю, компания должна иметь прибыль, но мне всегда это не нравилось. Правда, сейчас мы попытаемся извлечь из этого пользу.

Проходя мимо нас, почти никто из переселенцев даже не глянул в нашу сторону, никому мы не были интересны. Все они выглядели усталыми и измученными, среди них было полно детей, которые почти все дружно ревели. Первые несколько дюжин прошли быстро, а потом колонна притормозила и стала двигаться куда медленнее: больше детей, больше багажа, — и люди оказывались все сильнее притиснутыми друг к другу. Подходило время для нас прикинуться «овечками» из этого стада… Вдруг среди бесчисленных людских запахов грязи, пота, испачканных пеленок, несвежего белья прорезался один, столь же кристально чистый, как партия Золотого Петушка в «Гимне Солнцу» Римского-Корсакова. Я испустила радостный вопль:

— Жанет!

Толстая женщина, стоявшая по другую сторону очереди, обернулась, взглянула на меня и с радостным криком: «Марджи!» — ринулась ко мне и схватила меня в объятия. А бородатый мужчина, подошедший вместе с ней, причитал: