Чужой в стране чужих (Чужак в стране чужой) (Чужак в чужой стране) (Другой перевод) - Хайнлайн Роберт Энсон. Страница 38

Можно ли возбудить дело за поворот человека на девяносто градусов относительно всего на свете?

Это не убийство, поскольку парень проделал это для самообороны, точнее, в видах необходимой обороны другого, то есть Джил. Можно апеллировать к пенсильванским законам относительно колдунов… но интересно бы послушать, как будете звучать обвинение. Кто знает, что придет в голову законникам.

Может ли укрывательство Человека с Марса быть определено как попытка нарушения общественного порядка? Похоже, пришла пора вводить новые законы. Майк уже выбил подпорки из-под физики и медицины, хотя представителям этих наук не было пока известно о грядущем хаосе. Харшоу вспомнил о том, какой трагедией была для многих ученых теория относительности. Не в состоянии переварить ее, они изо всех сил попытались замолчать работы Эйнштейна. Молчание оказалось фатальным; все, что эта закосневшая старая гвардия смогла сделать, это умереть и позволить взрасти молодым умам.

Его дед говорил о подобных же вещах в медицине, когда появилась иммунная теория: врачи сходили в могилы, называя Пастера лжецом, дураком или, что еще хуже, не желая верить доказательствам, говорили, ссылаясь на «здравый смысл», что такого не может быть, потому что этого не может быть никогда.

Что ж, нетрудно догадаться, что Майк способен вызвать большую сумятицу, чем Эйнштейн и Пастер вместе взятые. И это напомнило ему о…

— Ларри! Где Ларри?

— Здесь, босс, — отозвался громкоговоритель. — В мастерской.

— Кнопка тревоги у тебя с собой?

— Конечно. Ты сказал, чтобы я даже спал с ней.

— Вылезай оттуда и отдай ее Энн. Энн, надень платье Свидетельницы.

Она кивнула.

— Что, уже готовиться? — спросил Ларри.

— Просто отдай ее Энн, — Джубал вдруг увидел, что Человек с Марса все еще стоит перед ним подобно статуе… Статуе… Джубал порылся в памяти. «Давид» Микеланджело! Да, несмотря на руки и ноги подростка, абсолютно безмятежное лицо и взъерошенные длинные волосы. — Вот и все, Майк.

— Да, Джубал.

Но Майк чего-то ждал.

— Что-то занимает твои мысли, сынок? — спросил Джубал.

— То, что я видел в чертовой грохоталке. Ты сказал: «Но попозже мы с тобой поговорим».

— О, — Харшоу припомнил программу фостеритов и сморщился. — Хорошо, но не называй эту штуку чертовой грохоталкой. Это стереовизионный приемник.

Майк в замешательстве уставился на него:

— Это не чертова грохоталка? Я неправильно расслышал тебя?

— Это, конечно, чертова грохоталка. Но ты должен называть ее стереовизионным приемником.

— Я буду называть ее стереовизионным приемником. Но почему Джубал? Я не могу грокнуть.

Харшоу вздохнул. Он уже пытался карабкаться на эту гору. Любой разговор с Майком рано или поздно сворачивал на человеческое поведение, не объяснимое логически, и все попытки что-то растолковать были бесполезной тратой времени.

— Я и сам не могу это грокнуть, Майк, — признался он, — но Джил хочет, чтобы ты называл эту штуку именно так.

— Я буду, Джубал. Джил хочет этого.

— Теперь рассказывай, что ты увидел и услышал и что грокнул из этого.

Майк помнил каждое слово и каждое действие, включая рекламу. Он почти дочитал энциклопедию, прочел статьи «Религия», «Христианство», «Ислам», «Иудаизм», «Конфуцианство», «Индуизм», «Буддизм» и родственные им. Ничего из этого он не грокнул.

Джубал узнал, что:

а) Майк не знал, что фостериты отправляли религиозную службу;

б) Майк помнил все, что читал о религиях, но оставил это для будущей медитации, так ничего и не поняв;

в) Майк имел довольно путаные понятия о том, что такое религия, хотя процитировал девять определений из энциклопедии;

г) марсианский язык не содержит ни одного слова, которое Майк мог хотя бы соотнести с одним из этих определений;

д) обычаи, которые Джубал описал Дюку как марсианскую религиозную церемонию, таковой не являлись; для Майка это было делом обычным, как посещение универмага для Джубала;

е) в марсианском языке невозможно разделить такие понятия, как «религия», «философия» и «наука», и поскольку Майк думал по-марсиански, для него также невозможно разделить эти понятия. Все, что касалось этих предметов, всегда исходило от Старших. Ни о сомнениях, ни об экспериментальных проверках он никогда не слышал (в марсианском просто не было подобных слов); ответы на любые вопросы исходили от Старших, которые были всеведущи и не знали ошибок, касалось ли дело погоды на завтра или космической телеологии. Майк видел как-то прогноз погоды и полагал, что это было послание земных Старших тем, кто еще не рассоединился. То же самое он полагал относительно авторов Британской Энциклопедии.

Но теперь (и Джубалу это было словно нож острый) Майк грокнул службу фостеритов как провозглашение намеренного рассоединения двух людей с целью присоединиться к здешним Старшим и был страшно возбужден. Правильно ли он все грокнул? Майк знал, что мог ошибиться из-за невежества, будучи «всего лишь яйцом». Но верно ли он грокнул это? Он ждал встречи с земными Старшими, у него накопилось множество вопросов. Не тот ли это счастливый случай? Или он должен просить о новых уроках, чтобы стать более подготовленным?

Джубала спас звонок. Появилась Доркас с сэндвичами и кофе. Джубал ел молча, что соответствовало понятиям Смита, которого учили, что еда — время для того, чтобы собрать мысли. Джубал тянул время, размышляя, и клял себя за то, что позволил Майку смотреть стерео. Мальчик должен переболеть религией, если он собирается прожить всю жизнь на этой тошнотворной планете. Но, проклятье, лучше было бы дождаться, пока Майк не приспособится к бестолковости человеческого поведения… но только не фостериты должны были выступить в качестве первого примера!

Будучи истинным агностиком, Джубал равно поносил все религии, от анимизма бушменов Калахари до самых интеллигентных верований. Но некоторые он не любил больше остальных, и Церковь Нового Откровения всегда заставляла его оскаливаться. Рассчитанные на простаков призывы фостеритов к вознесению прямиком на небеса, их высокомерная нетерпимость к другим верованиям, азарт торгашей и футбольных болельщиков на службах — все это угнетало. Если уж люди должны ходить в церковь, почему бы не делать это пристойно, как католики, последователи Христианской науки или квакеры?

Если Бог существовал (по этому вопросу Джубал занимал нейтральную позицию) и если он хотел поклонения (утверждение, которое Джубал находил неправдоподобным, но, тем не менее, возможным в свете его собственного невежества), то казалось ужасно маловероятным, чтобы бог, способный создавать галактики, польстился на мишурную чепуху, предлагаемую фостеритами в качестве поклонения.

Но в глубине души Джубал признавал, что фостериты могут обладать Правдой, совершенной Правдой, ничем, кроме Правды. Вселенная — глупейшее место… но еще глупее объяснять все в ней случайностями: мол, «так уж получилось», что абстрактное нечто стало атомами, «так уж получилось», что возникли какие-то законы, «так уж получилось», что атомы объединились в соответствии с этими законами в конфигурации, которые, «так уж получилось», оказались наделенными самосознанием, и «так уж получилось», что две из них стали Человеком с Марса и старым лысым лентяем, внутри которого скрывался Джубал.

Нет, он не мог принять эти разглагольствования о «так уж получилось», популярные среди людей, именующих себя учеными. Случайность не объясняет Вселенную, ее недостаточно даже для того, чтобы объяснить саму себя; норка-то пустая.

И что теперь? «Новейшие теории» не вызывали большого доверия. Бритва Оккама не смогла рассечь главную проблему — Природу Божественного Разума (можешь называть ее и так, старый негодяй; это англо-саксонская лаконичность, так и не изгнанная четырьмя посланиями, и какой же это хороший ярлык для всего, что не понимаешь).

Существует ли какой-либо базис для определения предпочтительности той или иной теории? Когда ты чего-то не понимаешь — нет! Джубал признавал, что за свою долгую жизнь так и не понял основных проблем Вселенной.