Сенная площадь - Катерли Нина. Страница 4

Весь дом спит. Кроме Григория Барсукова. Тот лежит в темной комнате, таращится в пустоту, думает. Как ему уснуть, когда он один в городе, да что - в городе, может, в целом мире, знает то, что никому еще пока узнать не дано.

Все мы, безусловно, правы: нет у бедняги Барсукова ни денег, ни здоровья. А вот насчет ума - это, уважаемая, извините-подвиньтесь со своими дипломами и кандидатскими степенями, это еще поглядим. Потому что, если бы кто-нибудь из нас с вами обнаружит такое, то, возможно, не только бы запил, а сбежал бы прочь, в другое место. Или руки на себя наложил со страху.

ЧАСТЬ ВТОРАЯ. ТРЕУГОЛЬНИК БАРСУКОВА

Этот треугольник расположен в центре города, а именно на Сенной площади под названием площадь Мира. Вершина его приходится как раз на специализированный рыбный магазин "Океан", где каждое утро толкутся доверчивые любители селедки, не ведающие, где они стоят. Другие углы такие: здание станции метро, воздвигнутое на месте упраздненной с лица земли церкви Успения Пресвятой Богородицы - раз, и автобусный вокзал два. Там еще летом, наверное помните? - у Барсукова будто бы пропала вся получка до последнего рубля. Но только по наивности можно предположить вот это, первое попавшееся; что деньги были пропиты либо украдены. Только по наивности! И теперь Барсуков это знал.

Никто из нас с вами, слава богу, не был и, будем надеяться, не окажется в Бермудском треугольнике, в этой мутной части Атлантики, где согласно источникам гибнут без вести, начисто пропадают среди ясного дня самолеты, где слепо дрейфуют покинутые мертвые суда. причем никто не знает, куда девались с них люди. Как-то на одном из таких судов была обнаружена воющая собака, но - что собака, она ведь только понимает, а сказать не может, а вот, кто мог сказать, то есть говорящий попугай - тоже пропал совершенно бесследно.

Бермудский треугольник, по счастию, от нас далеко, тысячи миль до него и десятки надежных границ, и поэтому нам на него наплевать, он для нас вроде бабы Яги или как космические пришельцы, про которых мы ничего не знаем.

Нам и без Бермудского треугольника есть чего бояться: войны с Китаем, тяжелой продолжительной болезни, бандитов, отпущенных по амнистии, своего непосредственного начальника и еще кого-то неведомого, кто не ест и не спит, а денно и нощно дежурит у нашего телефонного провода, чтобы узнать, что же мы говорим о погоде.

А ведь наверняка те, кто живут рядом с Бермудским треугольником или имеют с ним дело по работе, тоже боятся войны с Китаем и бешеных собак, а также своих бермудских гангстеров и начальников. И, уж конечно, рака. А про истории с самолетами и кораблями думают редко и неохотно.

Барсукову же и думать было нечего, чего тут думать, тут не думать надо, а меры принимать, и потому Григорий Барсуков, человек за пятьдесят лет свой жизни поменявший столько мест работы, что уже из-за одного этого плюс внешний вид мог считаться "бомжем и з", то есть лицом без определенного места жительства и занятий, так вот этот субъект ранним ноябрьским утром подстерег во дворе кандидата технических наук Лазаря Каца и обратился к нему с антинаучным заявлением. Он сообщил Кацу, что на Сенной площади Мира, якобы, безвозвратно пропадают вещи и деньги, люди и даже автомобили с шоферами, и что лично он, Барсуков, был свидетелем этого явления многократно.

- Могу привести ряд примеров, - заявил Барсуков.

- Приведите, прошу вас, - поощрил его Кац, который потому и стал кандидатом наук. что всю жизнь отличался любознательностью к явлениям природы. - Приведите, приведите, - повторил он и вынул из кармана пачку сигарет, но, взглянув на свои окна, тотчас спрятал ее обратно и предложил Григорию Ивановичу лучше прогуляться через сад.

Небо над Таврическим садом сплошь было залеплено толстыми и белесыми тучами. Из разрывов этих туч нет-нет да и выскакивало солнце, ошалело плюхалось в пруд, секунду трепыхалось в холодной воде, как блесна, и тут же исчезало.

"...и равнодушная природа красою вечною сиять", - вдруг ни с того ни с сего назидательно сказал Барсуков и твердо посмотрел в глаза Лазарю Моисеевичу. Тот, являясь человеком тактичным, никакого недоумения не проявил, как будто так оно и следует, что необразованный "бомж и з" цитирует бессмертные строки.

- "Красою. Вечною!" - злобно настаивал Барсуков и, когда Лазарь наконец кивнул, добавил: - Природа вечна, а человек в ней ничто. Сегодня он есть, а завтра нету.

- Люди, безусловно, смертны, - согласился Кац.

Барсуков посмотрел на него с жалостью, махнул рукой, снял с головы кепочку и принялся яростно трясти ее, точно ботинок, в который набрался песок. Ничего не вытряс и деловито сказал:

- Привожу примеры исчезновения людей и предметов: сорок рублей восемьдесят четыре копейки, принадлежавшие лично мне. Так? Теперь: Виталий Матвеевич, старик...

- Какой Виталий Матвеевич? - спросил дотошный Кац.

- Какой он был, точно не знаю, - задумчиво ответил Барсуков, - но, полагаю, дерьмо... А как исчез - это видел сам: в прошлую среду около автовокзала попросил рубль, я ему: только, мол, трешка, он взял, говорит: ничего, разменяю. Пошел к ларьку, через улицу шел, я видел, а потом вылез трамвай - и с концами. Пропал человек.

- Ясно, - сказал Кац. - Еще какие были явления?

- Еще явление с синей машиной. Пустая, без людей, с горящими фарами днем.

- Стояла?

- Ага. Хрен тебе в зубы. Прямо с Московского по середине площади как вжарит. И на Садовую. Милиционер еще свистел.

- Я думаю, - сказал Кац, закуривая, - что все это просто цепь совпадений.

- Тебе хорошо, - Барсуков снова тряс свою кепку, - тебе хорошо - ты дурак...

Он пожал руку ошеломленного Лазаря, который тут уж не сумел захлопнуть рта, и удалился величественной походкой человека, который знает, что ему делать. А кандидат технических наук долго еще стоял на пустой аллее у пруда с глупым выражением на интеллигентном лице.

Вечером того же дня, когда семья Кац сидела за чаем, а по телевизору показывали фигурное катание, раздался телефонный звонок.

- Лелик, тебя, - позвала Лазаря мать, - ты бы все-таки объяснил им, что беспокоить человека после работы - не дело.

- Олег, может быть, я подойду? - сказала Фира. - А ты ушел и будешь поздно. Ага?

- Во-первых, я просил больше не называть меня Олегом...

- Ах, прости, пожалуйста, забыла о твоем гражданском мужестве в кругу семьи, - сразу же надулась Фира, - между прочим, пока ты тут произносишь декларации о правах человека, человек ждет.

Человек, действительно, терпеливо ждал, хотя времени, как потом выяснится, у него было в обрез.

- Алло, - раздался далекий голос Барсукова, когда Лазарь наконец подошел к телефону. - Алло! Слушайте и записывайте для науки. говорит Барсуков из треугольника. Я гибну. Сос. Местоположения в пространстве определить не могу. Сколько времени - тоже не знаю. Выхода отсюда нету и мгла.

- Где вы? Какая мгла? - закричал Лазарь, глядя в окно, где с ясного черного неба иронически смотрели звезды.

- Мгла обыкновенная. Сплошная. Бело-зеленая. Видимости никакой. Гибну.

- Вы не пьяны? Слышите, Григорий Иванович, я спрашиваю - вы пьяны?

- В самую меру. Записывайте для науки: "Барсуков Григорий вышел из метро в 19. 03..." - голос становился все глуше и гас, точно "бомж'а и з" уносило куда-то прочь от земли.

- Темно и выхода нет. Гибну смертью храбрых во славу... - это были последние слова, услышанные Лазарем.

- Барсуков! Барсуков! - кричал он в опустевшую трубку.

Ни звука.

Никто, ни один человек на земле, никогда больше не видел Григория Ивановича Барсукова.

После возвращения из Болгарии, Александр Николаевич Петухов начал задумываться. А задумавшись, замирает на кухне с горящей спичкой в руке или чашку с черным кофе поднесет ко рту, а пить забудет. И Танечка, видя все это, очень переживала. Как-то раз зашла к соседке Марье Сидоровне за рецептом печенья на майонезе и вдруг внезапно и неожиданно расплакалась. Получилось это совсем некстати, Марья Сидоровна была не одна и к тому же больная. У нее сидела Дуся Семенова и Наталья Ивановна, так что слезы Танечки, хоть она и объяснила их зубной болью, конечно, стали обсуждаться.