Имам Шамиль - Казиев Шапи Магомедович. Страница 76

Барятинский был бы готов предложить больше, да хотя бы почетное сопровождение до Мекки и дорогие подарки каждому мюриду. Но ждать месяц этого он сделать не мог, как не мог отложить на месяц день тезоименитства государя.

Досадуя на упорство Шамиля, Барятинский направил ему ультиматум. Он требовал немедленной сдачи, пока еще есть возможность воспользоваться великодушием императора. В противном случае "все бедственные последствия… падут на его голову и лишат его навсегда объявленных ему милостей".

Ультиматум был прочитан в Гунибе перед всем народом. "Я хотел заключить для вас мир, — сказал Шамиль. — Но вы видите, чего они хотят на самом деле. Не устрашайтесь их воинством. Нас и прежде так испытывали, но затем бежали, как Воронцов, потеряв все, что имели".

Вместо покаянной просьбы о милосердии Барятинский получил жесткий ответ Шамиля: "Сабля наточена и рука готова!"

ШТУРМ ТВЕРДЫНИ

22 августа прибыл курьер, доставивший рескрипт императора о награждениях. Кроме высоких орденов участники осады получили и новые звания, а Евдокимов и Милютин были произведены в генерал-адъютанты. Для Евдокимова, сына простого крестьянина, это явилось особой милостью, чему очень способствовал сам наместник, считавший Евдокимова своей главной военной опорой. Поздравив награжденных и прицепив Милютину золотой аксельбант со своего плеча, Барятинский выступил с воодушевляющей речью, из которой следовало, что во славу императора Кавказ уже покорен и осталось только достать из Гуниба Шамиля.

Считая, что это лишь вопрос времени, Барятинский отправил царю торжественную телеграмму: "Имею счастье поздравить Ваше Императорское Величество с августейшим тезоименитством. От моря Каспийского до Военно-Грузинской дороги Кавказ покорен державе Вашей. Сорок восемь пушек, все крепости и укрепления неприятельские в руках наших. Я лично был в Карате, Тлохе, Игали, Ахульго, Гимрах, Унцукуле, Цатаныхе, Хунзахе, Тилитле, Ругудже и Чохе. Теперь осаждаю Гуниб, где заперся Шамиль с 400 мюридами".

Двести лет назад предок наместника московский князь Юрий Барятинский наголову разбил Стеньку Разина, и теперь Александр Барятинский желал упрочить славу своего рода пленением Шамиля.

24 августа с разных сторон на Гуниб двинулись три мощные колонны.

Первые две, под бой барабанов и крики «ура», шли с юга и востока, круша завалы и с боем занимая каждый уступ горы.

Третья взбиралась по отвесной северной стене с помощью крючьев и веревочных лестниц. Здесь их ждали меньше всего. Подсаживая друг друга и цепляясь за каждую расселину, охотники сумели взобраться под самый гребень горы. И пока мюриды отбивали открытые атаки, охотники влезли на гору, спустили веревки и помогли взобраться еще нескольким ротам Апшеронского полка. Заметив неприятеля, мюриды бросились врукопашную, но было уже поздно. Среди убитых оказались и три женщины, погибшие с кинжалами в руках.

Тем временем батальоны Дагестанского полка поднялись на Гуниб и с запада.

Захват Гуниба свершился столь внезапно и такими большими силами, что помышлять о серьезном сопротивлении уже не приходилось.

ПОСЛЕДНИЙ УЛЬТИМАТУМ

На рассвете 25 августа Барятинский по привычке навел свою зрительную трубу на вершину Гуниба и с изумлением обнаружил там своих солдат.

Вскоре он получил сообщение, что все колонны уже на Гунибе и что ими осажден аул, в котором укрылись оставшиеся в живых мюриды. Не мешкая, Барятинский отправился на Гуниб.

Прибыв на Гунибское плато, наместник ужаснулся следам штурма. Повсюду лежали убитые, а протекавшая здесь речка сделалась красной от крови. Мимо несли раненых, и Барятинский жаловал их георгиевскими крестами. А юнкера Апшеронского полка Кушнарева, который первым взобрался на Гуниб, главнокомандующий не только наградил, но и произвел в капитаны.

В версте от аула Гуниб, у чудесной березовой рощи, Барятинский сошел с коня и сел на большой пологий камень. Во время трудного подъема напомнила о себе подагра, которой наместник страдал уже несколько лет.

Вокруг аула уже стояли полки, готовые сровнять его с землей. Но Барятинский велел подождать со штурмом и послать к Шамилю парламентера с требованием о сдаче. Он еще не оставлял надежды пленить грозного имама и представить его царю, как обещал это, отправляясь на Кавказ.

Хлопотал о новых переговорах и Даниял-бек, опасавшийся за судьбу своей дочери Каримат.

Лазарев явился в аул и обратился к Шамилю с речью: "Шамиль! Всему миру известно о твоих подвигах, и слава их не померкнет. Если ты, покорясь силе судьбы, выйдешь сегодня к главнокомандующему и передашься великодушию государя императора, то спасешь от гибели тысячу человек, оставшихся в живых и тебе преданных. Заверши свои славные подвиги поступком благоразумия и великодушия, а сардар… будет ходатайствовать перед государем об обеспечении будущности твоей и твоего семейства".

Затем Лазарев передал Шамилю письменный ультиматум Барятинского и вернулся назад.

На Гунибском плато наступило затишье.

Несколько десятков уцелевших мюридов стояли за завалами, готовясь дорого отдать свою жизнь.

Шамиль, его семья и ближайшие сподвижники собрались в гунибской мечети, чтобы обсудить последний ультиматум Барятинского. Наместник требовал безоговорочной сдачи, упрекая Шамиля за то, что он не принял прежние более выгодные условия.

Одни призывали драться до конца, другие просили Шамиля выйти к Барятинскому, чтобы спасти хотя бы женщин и детей. Но женщины стыдили дрогнувших наибов и только просили дать им оружие.

Погрузившись в тяжелые раздумья, Шамиль вспомнил Джамалуддина. Сын говорил ему, что Кавказ не добьется свободы, пока не станет свободной сама Россия. Что война эта лишь продлевает обоюдную несвободу, перемалывая в своем огненном чреве лучших сынов России и Кавказа. И что стоит ему примириться, как огромная армия вернется назад и взорвет изнутри крепостную державу. И лишь когда бывшие рабы станут полноправными гражданами, в государстве воцарятся свобода, справедливость и любовь к ближнему, как того требуют вера христианская и вера мусульманская.

При Шамиле Кавказ стал другим. Ни пушки, ни штыки, ни огонь уже не в силах были повернуть его историю вспять. Из разрозненных камней имам сложил единое здание Имамата, в котором обитал теперь единый по духу народ.

Джамалуддин был отдан царю, как аманат — заложник Шамиля. Теперь наступил черед отца стать аманатом своего народа.

Часть V

ЗАЛОЖНИК КАВКАЗА

ПОЧЕТНЫЙ ПЛЕННИК

Солнце клонилось к закату и уже коснулось горных вершин, когда из аула появился небольшой отряд мюридов. Впереди на белом коне ехал Шамиль, которого узнали все, хотя мало кто видел его прежде.

Войска замерли, а затем разразились громогласным "ура!". Со стороны могло показаться, что Шамиль принимает парад царских войск. Но на самом деле это царские войска принимали Шамиля.

Вышедшие навстречу имаму генералы встретили его с почестями. Никто не требовал от Шамиля сдачи оружия и ничем не умалял его достоинства. Его лишь спросили: зачем он так крепко держится за свой кинжал? "Чтобы ненароком не пустить его в ход", — отвечал Шамиль.

Барятинский все еще сидел на камне в березовой роще, когда перед ним предстал Шамиль.

Их окружили генералы, свита наместника, конвойные казаки. Все желали стать свидетелями исторического события. С Шамилем было лишь несколько мюридов, остальные ждали поодаль, готовые броситься на всякого, кто посмел бы оскорбить имама.

Шамиль сохранял спокойствие и гордо смотрел на своего победителя. Он решил биться до последнего или убить себя, если бы кто-нибудь посмел его оскорбить. Стоявший рядом Юнус удрученно глядел в землю и нервно засучивал рукава, будто готовясь к драке.

Барятинский почтительно приветствовал Шамиля и объявил, что теперь решение его участи будет всецело зависеть от государя императора. Шамиль отвечал, что уповает лишь на волю Божью и что единственное желание его — закончить жизнь свою в мире и молитве в святых местах.