Отработанные - Каплан Виталий Маркович. Страница 5

— А… — отмахнулся Егор, — не верю я. Чтобы всех в мозгах держать одновременно, это же не голова должна быть, а трехсотый пень…

— Да, я смотрю, парень, ты крепко уперся… — задумчиво протянул Падла. — Хотя, конечно, ты ошибаешься. Может, дедушку разбудим, он объяснит все как надо, по-философски…

— Нефиг! — кратко, но увесисто высказался Игорь. — Пущай старик поспит. В его возрасте это необходимо. И так всю ночь кашлял…

— В его возрасте… — передразнил незаметно вернувшийся Лэн. — Сам, что ли, сильно моложе?

— На целых пятнадцать лет, — с достоинством возразил Игорь, — так что я всего лишь пожилой мужчина. В самом расцвете сил. А вот кое к кому за бестактные высказывания сейчас будут применяться гибкие меры. — Выбросив назад жилистую руку, он легко поймал двумя пальцами ухо не успевшего улизнуть Лэна. — Тебе куда крутить? — деловито поинтересовался он, — по часовой стрелке или против?

— А может, лучше купаться пойдем? — выдвинул альтернативу Чингиз. — А с охламоном после разберемся.

— Купаться — это мысль, — поддержал его Падла. — Сегодня что-то особенно припекает. Ольга, — повернулся он к все еще сжимавшей пивную бутылку Ноновой, — вот постоянно забываю у вас спросить: вы вообще-то плавать умеете?

Ольга, конечно же, завелась с пол-оборота, и на фоне гневных замечаний никто не услышал, как Чингиз, наклонясь к уху Егора, одними губами прошептал:

— Вот что, приходи после ужина в подвал. Есть серьезный разговор.

Егор кивнул, и, кинув Чингизу быстрый взгляд серых глаз, сейчас же усвистал вслед за пацанами, на пляж. И Чингиз так и не понял, чего же было в нем больше — недоверия или надежды?

Здесь оказалось зябко и сыро, забранная тонкой решеткой лампочка давала ровно столько света, чтобы не расшибиться впотьмах о груды странных предметов, острыми углами выпирающих отовсюду. Из бетонных стен вырастали ржавые перекрученные штыри, по углам топорщилась липкая плотная паутина, вдали громоздились рядами какие-то непонятные ящики. Где-то вдали чуть слышно капала вода.

По телу моментально забегали мурашки, и Егору тут же захотелось подняться наверх, переодеться в зимнее, но, подумав, он решил не тратить время — слишком сильным было охватившее его тревожное ожидание.

— Сюда иди, не споткнись только, — послышался приглушенный голос Падлы, и Егор пошел на звук, узким коридором меж картонных коробок и сложенных стопками кирпичей.

Падла с Чингизом сидели на потемневших от времени и сырости досках и хмуро курили. Рядом громоздилось нечто — Егор так и не сумел подобрать ему названия. Какие-то толстые спутанные провода, похожие на щупальца осьминога, ползущие из железных ящиков, торчащие под немыслимыми углами печатные платы, вакуумные лампы, как в древнем радиоприемнике, а в центре всего этого — ободранное зубоврачебное кресло.

— Ну, чего столбом встал? — укоризненно произнес Падла. — Давай, присаживайся, поговорим.

— А про что? — растерянно выдохнул Егор, глядя, на что тут можно безопасно присесть.

— Такие, выходит, дела, — неторопливо начал Чингиз. — Помнишь наш первый разговор, ну, когда ты только свалился на остров? Я тебе тогда сказал, что надежды нет никакой. Видишь ли, мальчик, я солгал тебе. Просто не хотел вселять беспочвенных надежд. Но теперь ситуация несколько поменялась. Мы с дядей Падлой с самого начала решили брать пример с той лягушки… Помнишь сказку, как лягушка в горшок попала и сметану в масло сбила? Ну вот и мы… Попали на остров как бы не пустыми, у Падлы в кейсе кое-какие интересные платы имелись, да и здесь всякого по малости нашлось. И Маркус опять же появился, все, что он из Холода понатаскал, сюда вместе с ним и вывалилось… И любите же вы, пацаны, подбирать всякий хлам… В общем, соорудили вон из подручных материалов. Электронщики-то мы оба неплохие, а теоретическую часть Антон с Зальцманом обеспечили. Кстати, сами того не подозревая. Просто есть у них некоторые занятные идеи, вот и решили мы их попробовать, воплотить в железе. Хуже-то все равно не будет.

— Короче, — шумно отдуваясь, сообщил Падла, — решили мы его достать.

— Кого? — не понял Егор.

— Автора нашего драгоценного. Типа вытащить к нам сюда, на остров.

— Помнишь насчет ментальной связи? — вновь перехватил инициативу Чингиз. — Для простоты я сказал тебе, что она оборвана, и потому мы на острове. Но, строго говоря, это не совсем так. Вернее, совсем не так. Она не оборвана, а, как бы это сказать, заморожена. И ее можно восстановить. С помощью некоторых операций… э… возникает эмоциональный канал, ну грубо говоря, ниточка. Между нами и Автором. И если соответствующим образом за нее дернуть — мы вытащим его сюда. И поговорим начистоту. Как-то же надо эту ситуацию урегулировать… Ну нельзя же так, в самом деле, свинство же получается.

— У меня же принципы, блин! — подтвердил Падла. — Получил — верни! Вот мы и вернем, да так, что мало не покажется.

— Ну, не изображай так уж все кроваво, Падла, — урезвонил его Чингиз. — Просто поговорим с человеком, объясним его ошибки… заставим исправить…

Егор потрясенно молчал.

— Ну, теперь понял? — ухмыльнулся Падла. — Понял, зачем мы тебя позвали?

— Не-а, — покрутил головой Егор.

— Ну сам смотри, — терпеливо заговорил Чингиз. — Автор собирается вскоре тебя снова взять в разработку. Значит, между вами установилась уже хоть и тоненькая, но живая ниточка. С помощью нашего агрегата ее можно усилить, укрепить, а потом и дернуть. Вот это, — махнул он рукой в сторону зубоврачебного кресла, — служит как бы линзой, усиливает твою душевную энергию и посылает сконцентрированный импульс в сознание Автора. Рыбу ловил когда-нибудь? Ну и здесь похоже. Зацепим крючком за его душу — и осторожненько так потянем. Сюда. Если наши расчеты правильны, должно получиться.

— А они правильны? — с сомнением произнес Егор.

— А хрен знает! — беспечно заметил Падла. — Но кто не рискует, тот не пьет «Жигулевского».

— Я, между прочим, тоже не пью… — малость осмелев, возразил Егор. Ты ведь не разрешаешь…

— Ну, это поправимо, — добродушно улыбнулся Падла. — Так даже лучше будет, больше возбудишься, амплитуда нервных колебаний возрастет… Чингиз, ты куда ящик засунул?

Падла опустил волосатую лапу на ребристую рукоять рубильника. Вот еще пара секунд — и начнется… Егору было страшно и щекотно. Щекотно — от десятков присосавшихся к коже датчиков, которые, казалось, вот-вот высосут из тела жизнь. А страшно — что ничего не получится, разочарованно махнув рукой, Чингиз отцепит провода, и все пойдет как было. День, два, неделю, пока Автор не выдернет его в неуютный мир нового романа. Что мир будет неуютным, Егор знал железно.

В голове слегка шумело, выпитое пиво давало себя знать. Вот же странно, горькая гадость казалось бы — а настроение становится лучше, мир делается округлым, плавным, черты вещей смазываются, они уже неважны, и ничто не важно, главное — это ритм, медленный ритм в ушах, точно морские приливы и отливы… Отливы… Отлить бы сейчас, кстати, не помешало, да некогда, Падла ругаться начнет: «О чем ты раньше думал, у нас уже процесс запущен!»

— Егор, — откуда-то из тьмы, из невообразимой дали послышался голос Чингиза, — ты как? Может, отменим? Еще не поздно. Ну его, Автора, пускай гуляет? Мы же рискуем, понимаешь?

— Не, Чингиз! — непослушным, шершавым языком Егор выдавил такие же шершавые слова. — Мы же все решили.

— «Ну уж нет, папочка, погром так погром», — ухмыляясь, пробубнил Падла. Впрочем, может, и не ухмылялся, лицо его расплывалось во тьме, а рокот волн в ушах все нарастал, и вот уже сменился грохотом, что-то падало и с треском разбивалось, доносились откуда-то встревоженные голоса, с каждым мгновеньем они становились все громче, вот уже оказалось возможным разобрать слова:

— Негодяи! Садисты! Инквизиторы! Что вы делаете с ребенком?

— Чина, Падла, в самом деле, ну что это за дурацкие эксперименты?

— Ольга, уймитесь, тут никто никого не убивает! Даже и не собирается.